Антология осетинской прозы - Инал Кануков

— Сейчас я ознакомлю вас с планом штурма Одессы, будут замечания, готов выслушать их, — обратился Плиев к командирам. — Четвертый гвардейский мехкорпус Жданова и Пятая мотострелковая бригада полковника Завьялова наступают в тесном взаимодействии и захватывают пригородные районы — Петерсталь, Дальник и северную часть Татарки, затем решительно атакуют Одессу с юго-запада и выходят к побережью от Чубаевки до Малого Фонтана… Тутаринов занимает центральную часть Татарки и, сокрушив врага, выходит к морю в районе Дерибасовка — Средний Фонтан… Гвардейцы Головского наступают на Богатырские хутора и южную часть Татарки, очищают от фашистов район совхоза Ульяновка и выходят к морю на участке Люстдорф — Большой Фонтан… — Плиев сделал паузу и обвел рукой на карте район Овидиополя. — Здесь нас могут ждать очень большие неприятности. После безуспешной попытки противника вырваться из котла под Маяками — Беляевкой он, несомненно, сильно закрепился в районе Овидиополя… Эту линию укрепления придется взламывать, туда направляется дивизия Шевчука.

Выслушав командиров соединений, Плиев сделал необходимые уточнения, особо подчеркнул, что от удара по врагу с тыла и темпов наступления зависит сохранность города и жизнь советских людей, томящихся в фашистской неволе. После совещания Плиев вызвал разведчиков, только что вернувшихся из Одессы.

— Повальный грабеж царит сейчас в городе, — доложил старший. — Оккупанты подбирают все подчистую и свозят к портовым пакгаузам. На этот счет есть официальный приказ Гитлера и Антонеску. Сигуранца[38] и гестапо превратили город в настоящий ад — на улицах виселицы, идут массовые расстрелы. Ярость охватывает, когда слышишь все это!..

До начала штурма оставались считанные минуты. Плиев отпустил разведчиков, а сам направился на наблюдательный пункт. Уже рассветало, но низкие черные тучи закрывали небо, делали нарождающийся день сумрачным и угрюмым. В назначенное время ударили артиллерийские батареи, небо словно раскололось от громовых раскатов пушек. И в ту же минуту конники пошли на штурм города.

Он любил море и теперь был рад, что хоть считанные минуты может походить по берегу, дать покой нервам. В голову сразу пришли мысли о дочери и жене, о матери, сестрах, брате, воюющем на другом фронте. Он корил себя, что редко писал им, был скуп на весточки, но виной тому не он сам. Часто не было ни времени, ни возможности черкнуть даже открытку, особенно в последние недели, когда бои шли непрерывно, днем и ночью. И не просто на фронте, а в тылу вражеских войск…

Утро поражало непривычным спокойствием, не было слышно ни грохота пушек, ни громовых взрывов бомб, ни лязга «тигров», ни треска автоматов: Одесса навсегда очищена от врага. А вот Черное море волнуется, шумит и рычит, как разъяренный раненый зверь. Высокие белоголовые гребни волн гонятся друг за другом и в ярости бьются о берег, превращаясь в кипящую, белую пену.

Из всех боев, в которых ему пришлось участвовать с начала войны, а их было не мало: под Москвой и Сталинградом, в Донбассе и на Украине — больше всего запомнился Плиеву штурм Одессы. И не только потому, что он еще был свеж в его памяти…

Утром 10 апреля конно-механизированная группа вышла к рубежу Фрейденталь — Петерсталь — Юзефсталь… Долина реки Барабой, весной многоводная, села на скатах холмов тянутся до самого Черного моря. Враг, предчувствуя свою гибель, встретил здесь плиевцев огненным смерчем. Вот и вспомнились, тогда Плиеву слова, сказанные как-то комфронтом Малиновским: «…у конно-механизированной группы генерала Плиева особая военная судьба, с нее и особый спрос». И эта судьба приготовила им в тот день самые тяжелые испытания, а потом и самые блистательные победы.

Плиев руководил яростно разгоревшимся боем с КП, расположенного в лесопарке долины Барабоя. Генерал Пичугин нервно ходил взад и вперед, обеспокоенно твердил: «Если Жданов не ворвется в Петерсталь, то неизбежно возникнет угроза…»

«Угроза? — переспросил Плиев. — Грозить — право сильнейшего. А в этом упорстве противника многое от зайца, который в схватке с орлом ложится на спину и с отчаянием обреченного отбивается задними лапами…»

В воздухе появились самолеты противника. Пичугин быстро насчитал двадцать два «юнкерса», которые обрушили весь свой смертоносный груз на наступавшие части. Меньше чем через полчаса появилась новая группа «юнкерсов», а наших истребителей не было видно. Между заходами самолетов на бомбежку повторялись атаки пьяных, лезущих напролом гитлеровцев. Ярость кровопролитной схватки нарастала с каждым часом. Нередко, отразив вражескую контратаку, наши бойцы на плечах противника врывались в его расположение, тогда немецкая авиация бомбила и расстреливала и противника и своих.

Наконец перед плиевцами открылась панорама Одессы: город горел, над ним клубился черный дым пожарищ, раздавались глухие взрывы на заводах, складах, портовых причалах. По пригородным дорогам метались колонны гитлеровцев. А с севера, от верховья Хаджибейского лимана, на город катился безудержный вал чуйковцев, с востока на противника навалились части армий Шлемина и Цветаева. Выход у врага был один — на запад, вдоль побережья. Но здесь им перекрывала путь КМГ.

«Даешь Одессу!» — клич этот катился от полка к полку.

Плиев приказал расчехлить перед штурмом гвардейские знамена. Его «виллис» был в рядах передового 34-го гвардейского полка Гераськина, и сам командующий нет-нет да кидал взгляд на призывно полыхающее над головой красное полотнище гвардейского знамени.

Скачущий впереди «виллиса» подполковник Гераськин вдруг взмахнул руками, под ним упал конь, и сам он, цепляясь за гриву коня, медленно сползал с седла. Подскакавший командир эскадрона Нурбий Куев подхватил комполка и поднял его к себе на седло. «Жив?» — крикнул Плиев, поравнявшись с ними. «Жив, товарищ командующий, ранен в грудь». — «Нурбий, доставь его скорее в медсанбат!» — приказал ему Плиев. Казаки увидели, что командира ранило, и рванулись вперед с еще большим упорством и яростью… «За кровь командира — тысячу вражьих голов!» — повторялись возгласы в рядах атакующих.

Бой достиг своей высшей точки, шла беспощадная рубка. Смяв вражескую пехоту, части конно-механизированной группы ворвались на улицы города, запруженные техникой противника, брошенным военным снаряжением и имуществом. С грохотом рушились дома. И через этот ад надо было пробиться к морю. Задача эта осложнялась тем, что разбитые и почти неуправляемые части противника, спасаясь, тоже хлынули к берегу.

К полудню Плиев доложил командующему фронтом о выполнении боевой задачи войсками конно-механизированной группы: юго-западная и южная часть Одессы, от Люстдорфа и до Малого Фонтана к Пересыпи, была очищена от противника.. К этому времени солдаты армии Чуйкова, Шлемина, Цветаева и партизаны заканчивали освобождение северной части города…

Над красавицей Одессой взвилось красное знамя, знамя свободы.

…Уединение Плиева нарушил незнакомый всадник.

— Товарищ командующий, вас вызывают в штаб фронта, — сообщил он, приложив руку к щеголеватой фуражке.

Взглянув прощально на море, Плиев направился в штаб.

Маршала Советского Союза Малиновского Плиев застав в просторной комнате. Он приготовился рапортовать командующему, как положено по уставу, но тот опередил его, быстрыми шагами вышел навстречу и, сияя широкой улыбкой, обнял и прижал к богатырской груди.

— Рад, очень рад видеть тебя живого. Чертовски везет тебе, Исай, чертовски! Ни пуля тебя не берет, ни в воде не тонешь, ни в огне не горишь… Удивительно счастливая у тебя судьба, дорогой мой! — воскликнул Малиновский и усадил Плиева рядом с собой. — Похудел, но по глазам вижу, на здоровье не жалуешься, а?

— Некогда, Родион Яковлевич, заниматься жалобами, — признался Плиев, взволнованный теплым приемом, — разобьем вурдалаков до последнего, а потом и здоровьем займемся.

— Верно, Исай, верно! — кивнул маршал и посмотрел пристально на осунувшееся лицо, в нездорово горящие глаза Плиева. — Воюешь ты отменно, Исса Александрович… Верховный доволен твоими войсками и тобой! При разговоре с нами товарищ Сталин, когда мы доложили ему о разгроме противника в Новобугской и Раздельненской операциях и о его потерях, сказал: «Казаки Плиева здорово расчехвостили второй раз «армию мстителей» Холлидта!»

— Благодарю вас, Родион Яковлевич, за высокую оценку моих скромных заслуг, но мы с вами вместе там работали… — Плиев встал.

— Садись, Исай, я еще не закончил, — посадил его маршал на место и продолжил: — Теперь, это уж не секрет, познакомлю тебя с документом. — Он достал из ящика листок бумаги и коротко пояснил: — Адресован он товарищу Сталину, а подписан маршалом Василевским.