Секреты поведения людей - Таранов Павел

Смейтесь до слез!

216. Закон “разыгрывания сцен”

Речь идет о маленьких «спектаклях», которые мы порой закатываем друг другу. «Сцены» позволяют разом, путем короткой эмоциональной вспышки, полной негодования, легко добиться того, о чем в спокойном состоянии можно тщетно просить целые месяцы и годы.

Что же до подтверждения, то самое лучшее здесь от начала до конца выслушать знатока и специалиста в вопросе Андре Моруа (“Письма незнакомке”, глава “О сценах”).

“Делаете ли вы сцены своему мужу, друзьям, сударыня? Хотя у вас вид Минервы, я крайне удивлюсь, если вы к ним не прибегаете. Сцена — излюбленное оружие женщин. Тем не менее оно требует от них еще и умения приноравливаться к мужчине, с которым имеют дело.

Встречаются такие легко возбудимые мужчины, которые получают от ссор удовольствие и могут своим поведением перещеголять даже женщину. Та же запальчивость сквозит в их ответах. Такие ссоры не обходятся без взаимных грубостей. После скандала накал слабеет, на душе у обоих становится легче и примирение бывает довольно нежным. Я знаю немало женщин, которые, устраивая сцены, не страшатся и побоев. Они даже втайне жаждут их, но ни за что в том не признаются. “Ну, а если мне нравится, чтобы меня поколотили?” — вот ключ к этой непостижимой загадке. У женщин, ценящих в мужчине прежде всего силу — духовную и телесную, — оплеуха, которую им закатили, только подогревает чувство.

— Какая мерзость! — воскликнете вы. — Мужчина, поднявший на меня руку, перестал бы для меня существовать.

Вы искренне так думаете, но для полной уверенности вам нужно бы испытать себя. Если ваше омерзение подтвердится, это означает, что гордость в вас сильнее, чем чувственность.

Нормальный мужчина терпеть не может сцен. Они ставят его в унизительное положение, ибо он при этом, как правило, теряет инициативу. Да и может ли уравновешенный супруг успешно противостоять разъяренной пифии, которая со своего треножника обрушивает на него поток брани? Многие мужчины, стоит только разразиться буре, предпочитают удалиться или, развернув газету, перестают обращать внимание на происходящее. Следует помнить, что бездарно разыгранная сцена быстро надоедает.

Уже само слово «сцена» нам многое объясняет. Оно позаимствовано у актеров. Для того чтобы произвести эффект, она должна быть мастерски разыграна. Начавшись с пустяков, только потому, что накопившееся раздражение требовало выхода, сцена должна постепенно набирать силу, питаясь всеми тягостными воспоминаниями, пополняясь давнишними обидами, наполняя все вокруг рыданиями. Затем — в подходящий момент — должен произойти перелом: стенания пошли на убыль, им на смену пришли задумчивость и тихая грусть, вот уже появилась первая улыбка и венец всему — взрыв сладострастия, — Но чтобы так разыграть сцену, женщина должна действовать по заранее обдуманному плану и все время владеть собой…

Вы правы, сударыня. Ничего не поделаешь — театр!

Талантливая актриса постоянно отдает себе отчет в том, что говорит и делает. Лучшие сцены — те, которые устраивают намеренно и тонко разыгрывают. Не только женщины владеют этим искусством. Выдающиеся полководцы — Наполеон, Лиоте — редко впадали в гнев, лишь тогда, когда полагали это необходимым. Но уже тогда их ярость сокрушала все преграды! Лиоте в приступе гнева швырял наземь свое маршальское кепи и топтал его. В подобные дни он еще утром говорил своему ординарцу:

— Подай-ка мне мое старое кепи.

Берите с него пример. Берегите свое возмущение для важных обстоятельств: будьте пастырем ваших слез. Сцены только тогда эффективны, когда редки. В странах, где грозы гремят чуть ли не каждый день, на них никто не обращает внимания. Не стану приводить в пример самого себя. По натуре я мало раздражителен, однако и я раз или два в году выхожу из себя, когда слишком уж возмутительная несправедливость или нелепость лишает меня обычного спокойствия. В такие дни мне все вокруг уступают. Неожиданность — один из залогов победы. Меньше сцен, сударыня, но с большим блеском! Прощайте”.

217. Закон “раскрытия непринужденностью”

Если говорить о нас строго откровенно, то мы почти не бываем «нараспашку». Наше обычное состояние — “застегнутость на все пуговицы”.

И если жесткость одежды еще выигрышна для намекающей выразительности изгибов и линий тела, то для характера это — непроницаемая для света темница.

Раскрепощенность — вот ключик к тайнам нашей натуры, вот та, колдовская дудочка, на которую откликается душа…

Гордон Олпорт (1897–1967), американский врач, впоследствии ставший психологом, в сборнике своих исследований рассказывает об одном фермере, который участвовал в каком-то пикнике. Понадобилось купить пиво. К нему обратились с просьбой дать немного денег. И вот этот фермер, импульсивно, как выражается Олпорт, вынул монету, значительно превышающую стоимость пива.

Олпорт спрашивает: зачем человек дал столько, если бутылка пива стоит значительно меньше? И сам дает ответ: в непринужденной ситуации выявилась основная черта фермера — щедрость.

218. Закон “расплаты за унижение”

Наши поступки, имеющие своей целью унижение других людей, лишают нашу собственную жизнь необходимой прочности, ибо обязательно взращивают того, кто смертельно не простит нам понесенного урона, его достоинству.

Вспомним драму Фридриха Шиллера “Вильгельм Телль” (1804). Шиллер создал эту пьесу в последний период своего творчества, когда он “проявлял особый интерес к освободительной борьбе народов. В “Вильгельме Телле” показано угнетение Швейцарии австрийскими завоевателями и борьба швейцарского народа за свое освобождение против империи Габсбургов.

Действие пьесы происходит в начале XIV в, в той части Швейцарии, население которой говорит на немецком языке. Большинство действующих лиц пьесы являются плодом творческой фантазии Шиллера, за исключением только двух персонажей. Образ Вильгельма Телля — легендарный, собирательный, он взят из народных сказаний, но многие события пьесы соответствуют исторической действительности.

Тирания и иноземное иго наиболее рельефно воплощены в лице Геслера, наместника австрийского императора. Правление Геслера и его приближенных характеризуется в пьесе произволом, жестокостью, самодурством, оскорблением национальных чувств и человеческого достоинства.

Чтобы растоптать самоуважение народа, Геслер придумал поставить на лужайке шест, на который водрузить шляпу, и приказал всем, кто проходит мимо (а воткнут в землю шест был в самом людном месте) низко кланяться шляпе. За нарушение указания наместника полагалось немедленное наказание, для чего вблизи шеста стояли два стражника.

Сумасбродное проявление не приемлется даже стражей. Вот их разговор между собой.

Приятель, что-то мне сдается, знаешь,

Позорный столб для нас же — шест со шляпой.

Ведь это срам для доброго вояки

Быть на посту перед пустою шляпой.

За это все нас вправе презирать.

Отвешивать поклоны перед шляпой

Поверь! — дурацкий это, брат, приказ!

Но вот в районе “пустой шляпы” появляется Вильгельм Телль.

У него в руках самострел. Он вместе со своим вторым сыном. Естественно, что поклона шляпе он не отвешивает.

Многие комментаторы драмы, ссылаясь на текст Шиллера, считают, что Телль просто не заметил “позорного сооружения”. Я так не думаю. Взгляните на Телля. Разве он похож на невнимательного или робкого? И разве не он говорит о себе следующее?

Покой мне чужд.

Я не рожден быть пастухом. Я должен

За целью ускользающей гнаться;

И лишь тогда жизнь для меня отрада,

Когда в борьбе проходит каждый день.