Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то утром, после ночного патруля, я позавтракал «болтушкой», лег отдохнуть, но в роте разгорелся спор. Откуда-то появилась листовка, призывающая красноармейцев присоединиться к Кронштадту. Какой тут сон: контрреволюция ломится в казарму. Мой товарищ принес номер «Петроградской правды», в котором напечатано воззвание Комитета обороны Петрограда. Передал мне.
— Давайте почитаем-послушаем, кто интересуется, — сказал я. Красноармейцы заинтересовались. Сам заголовок привлек внимание: «Достукались. К обманутым кронштадтцам». Далее говорилось (привожу сокращенно):
«Теперь вы видите, куда вели вас негодяи. Достукались. Из-за спины эсеров и меньшевиков уже выглянули оскаленные зубы бывших царских генералов… Все эти негодяи… конечно, убегут к белогвардейцам в Финляндию. А вы, обманутые… куда денетесь вы? Если вам обещают, что в Финляндии будут кормить, — вас обманывают. Разве вы не слышали, как бывших врангелевцев увезли в Константинополь и как они там тысячами умирали, как мухи, от голода и болезней? Такая же участь ожидает и вас, если вы не опомнитесь тотчас же… Кто сдается немедленно — тому будет прощена его вина. Сдавайтесь немедленно!»[72]
Чтение закончилось. В казарме воцарилась тишина. А кое-кто из присутствующих опустил голову. Выждав, я заключил, что час подавления мятежа не за горами.
Доверие ко мне как агитатору росло, но были и такие красноармейцы, которые относились с предосторожностью. Впрочем, не надолго. Они убеждались, что я наравне с ними несу патрульную и караульную службу, мою полы в казарме, чищу раковины и уборную. А чтение газет — моя фронтовая привычка (я так об этом и говорил). Брал их с собой и в караульное помещение. Отстояв смену на посту, присаживался к столу, раскрывал газету. Некоторое время читал молча, вроде как бы для собственного интереса, но тут же слышал голос:
— Чего нового в газетах-то?
— Есть кое-что. Давайте послушаем.
И переходил на громкую читку. Вот информация о расширенном пленуме Петроградского Совета, на котором выступил М. И. Калинин, заявивший, что мятежники скоро будут разгромлены. Пленум принял резолюцию с требованием повести решительную борьбу с мятежниками, а также с теми, кто оказывает им помощь в любой форме. Выделяя последние слова, я сказал, что и нам, красноармейцам, нужно блюсти порядок в городе и в своей среде.
Другой раз прочитал сообщение о прибытии с Западного фронта М. Н. Тухачевского, что в подчинение ему переходили войска Петроградского округа и Балтфлота. Я рассказывал, что на Восточном фронте Тухачевский командовал 5-й армией. Бок о бок с нею шла наша 3-я.
С гордостью рассказывал и о П. Е. Дыбенко, которому поручено теперь командовать сводной дивизией, нацеленной на Котлин с юга. Теплое обращение направил он «К товарищам старым морякам Кронштадта». Чувствуется, морская революционная душа в нем говорила: «Товарищи моряки! Спасайте честь славного революционного имени балтийцев, опозоренное ныне предателями! Спасайте Красный Балтийский флот!» И подписался: «Старый моряк „Республики“, потом „Петропавловска“, ныне начальник дивизии П. Дыбенко».
Красноармейцы заспорили: одни говорили, что конечно же сдадутся, другие — нет. Тогда что?
— Откроются боевые действия, — отвечаю. — Так сказано в ультиматуме командования.
Все мы в тревоге ожидали развязки, я продолжал высказывать мнение о капитуляции без боя. Однако этого не произошло и 8 марта, в день открытия X съезда партии, войска пошли на штурм. Была уверенность, что он увенчается успехом, но штурмовать по льду под дулами корабельных орудий не просто. Понеся потери, красноармейцы вынуждены были отступить. Как же так? В роте заговорили. Вихрастый парень (вероятно, он был связан с меньшевиками) размахивал листовкой, бравшей под защиту мятежников. В роте появилась наглая листовка анархистов, без обиняков призывавшая: «Бросайте работу, выбирайте делегатов, посылайте в Кронштадт для того, чтобы совместным путем свергать самодержавных коммунистов».
На фоне неудач первого штурма Котлина эти листовки будоражили умы. Возобновились горячие споры. При нормальной обстановке в полку нам, присланным курсантам, следовало связаться с комиссаром, чтобы прекратить доступ контрреволюционной литературы в казарму. Но еще при инструктаже в штабе нас предупредили действовать самостоятельно, направляя все усилия на разоблачение врагов перед красноармейцами. Поэтому мы надеялись на свои силы.
Пожалуй, еще более острые разговоры вызывали письма, приходившие из деревни. Надо оговориться, что мы, курсанты, удовлетворительного ответа дать не могли.
Действенность нашей агитации резко возросла, как только начали публиковаться материалы X съезда партии. Вместе со всеми красноармейцами мы усваивали новые положения. Главное место среди съездовских материалов, конечно, занимали доклады и речи В. И. Ленина. Его прямота и откровенность вызывали живой отклик. Помню, как часто чтение прерывалось репликами: «Верно», «Сущая правда», «Вот здорово!». Именно так воспринимался доклад вождя о замене разверстки натуральным налогом.
Убедительно действовал ленинский разбор ошибок, допущенных отдельными руководителями и всей партией. До каждого доходило, что большевики ничего не скрывают от масс, открыто говорят о своих болезнях. Это резко отличает их от других партий. Помню одобрение, с каким было встречено заключительное слово по отчету ЦК РКП(б): «Выправлять линию партии имеет право всякий», «…В партии есть признаки болезни», «Давайте помогать эту болезнь лечить»[73].
Снова возвращался я к текстам ленинских речей и докладов, к тем местам, где он осуждал тех, кто вместо исправления ошибок бросает обвинения с кондачка, да еще тоном злорадства.
«…Это — демагогия, на которой базируются анархистско-махновские и кронштадтские элементы»[74].
Постепенно деревенский вихрь в роте затихал. Но красноармейцев интересовали и другие острые вопросы, о которых говорилось на съезде партии, в том числе Кронштадт. Ленин вскрыл нутро контрреволюции, ее связи с капиталистическим миром.
Но вот наступил долгожданный день. 18 марта советские войска штурмом взяли город и форты. Ликовал Петроград. Спустя несколько дней открылось заседание Петроградского Совета. Безмолвным вставанием делегаты почтили память павших в боях за Кронштадт. Первое слово было предоставлено политработнику Н. Н. Кузьмину. Как радостно было услышать, что он остался жив! Оказывается, ему, как и другим арестованным, был объявлен приговор о расстреле, назначенный на утро 18 марта. Штурм сорвал зловещий заговор. Арестованные, находившиеся в тюрьме, восстали, Николай Николаевич Кузьмин в галошах (сапоги с него сняли) выскочил наружу, вырвал винтовку у охранника и включился в ряды штурмовавших.
Бурно аплодировали делегаты геройскому комиссару, отмеченному вторым орденом Красного Знамени.
Был награжден боевым орденом и Павел Ефимович Дыбенко, временно ставший военным комендантом Кронштадта. С гордостью я рассказывал красноармейцам об этом матросе-революционере, с которым сводила меня судьба.
По окончании заседания
