Секретарша для Колдуна - Татьяна Юрьевна Серганова

просто было смутить. Я уже приняла правила игры, настроилась на привычные отношения.

— «Палочка»? Ты называешь его так?

— Солнышко, мы можем обсудить с тобой другие варианты в более приватной обстановке.

— Поджариться не боишься? — Я все-таки не смогла удержаться от ехидной реплики.

— Огонь — моя стихия, колючка. А твой темперамент очень и очень горяч.

— Откуда такие выводы? — выразительно приподняла бровь.

— После первой встречи. Я же видел, как тебе хотелось мне врезать. До сих пор поражаюсь твой выдержке.

— А ты вел себя как сексуально озабоченный неандерталец.

— Ты так мило бесилась, что я порой не мог сдержаться, отсюда и провокации. До сих пор не забыл тот случай с чистящим средством. Помнишь?

Я покраснела.

Забудешь такое, как же. Именно после этого наши отношения из подчеркнуто деловых переросли в ранг дружеских, стали такими, как сейчас. Это случилось примерно месяца через три после моего трудоустройства. Я тогда вернулась с обеда, подошла к своему столу и замерла — из кабинета шефа доносились весьма характерные звуки — восторженно пищала очередная дамочка.

Я честно пыталась заставить себя не обращать внимания на эти ахи-вздохи и скрип стола (больше скрипеть было нечему, как бы не пришлось новый заказывать), но не получалось. Хорошо бы стол под ними грохнулся, вот весело было бы! Крики становились громче, исступленнее, а я становилась все злее и раздраженнее. Он что, другого места не нашел? Похотливый самец, озабоченный феникс, развратный колдун, блудливый козел и безнравственный тип — это далеко не весь список эпитетов, которые я мечтала бросить ему прямо в лицо.

Но когда дверь открылась, выпуская разгоряченных любовников, я лишь равнодушно улыбнулась и вновь уткнулась в монитор.

Не дождется, ничего не скажу, даже вида не подам.

— Татьяна, я скоро буду. Бумаги подписаны.

Я кивнула и, все еще не поднимая глаз, направилась в его кабинет.

Внутри все искрило, в прямом смысле этого слова. У меня даже дыхание на мгновение перехватило от этого великолепия. Сколько бесхозных искорок летало и ждало, чтобы я их поймала. Сущность радостно запрыгала и облизнулась… Вкусно.

В качестве моральной компенсации за испорченное настроение парочку я все-таки умыкнула. Жалко же, если такая чарующая сила пропадет.

Папки, как всегда, лежали на краешке стола. Я взяла их в руки и уже собиралась вернуться в приемную, когда неожиданно до меня дошло, что именно на этом самом столе, на этом самом месте все и происходило.

Документы с глухим стуком грохнулись на пол.

Это что получается? Эта дамочка сейчас голым филеем скакала на этом столе, а Дима потом сюда же положил папки, которые я взяла в руки?.. То есть, если проследить всю длинную цепочку, я вроде как только что трогала дамочку за ее филейное место?

Расширенными глазами посмотрела на свои руки.

Фууууу…

Бросилась в туалет, остервенело принялась мыть, один… второй… третий раз. Пока чувство брезгливости не пропало.

После чего схватила резиновые печатки, средство для чистки, губку и помчалась в кабинет.

И надо было Димке в этот момент вернуться за пиджаком.

В общем, зашел он весь такой веселый и счастливый, а там я — тру губкой его стол и тихо ругаюсь под нос, высказывая все, что думаю о белобрысом ловеласе.

Потом была немая сцена, о которой мне даже сейчас стыдно вспоминать.

Да, чего только у нас не было!

Но мне надоела эта пикировка, и я просто задала следующий вопрос:

— Дим, скажи мне, пожалуйста, неужели после того, что ты узнал обо мне, о моей семье, о работе отца, о моей сущности… после всего этого ты серьезно думаешь, что я смогу отдать своего сына тебе и навсегда забыть про него?

— Поэтому у меня к тебе особое предложение.

Я недоуменно нахмурилась:

— Не понимаю.

— Я хочу, чтобы мой сын знал, кто его мать, а я мог видеть свою дочь.

Одно сплошное «хочу»…

— Похвально. Но почему? Только не надо мне рассказывать о том, что ты впечатлился историей о чистоте сущности и так далее. Я слишком хорошо тебя знаю.

Странная, незнакомая ухмылка исказила его лицо, неожиданно сделав феникса старше, опытнее, мудрее — я его не могла узнать.

— Ты в этом так уверена? В том, что знаешь меня? А, колючка?

— Что ты имеешь в виду?

— Слушай, кто тебя учил отвечать вопросом на вопрос?

Димка злился.

И эта его злость, смешанная с непонятным разочарованием, удивляла еще больше.

Мужчина встал и быстро подошел к окну. Рассеянно провел ладонью по затылку и замолчал.

— Думаешь, если я не любил никогда, если сущность у меня черная, то я вообще безнадежен? Не способен на что-то большее? — В его голосе звучала обида.

Не думала, что Димка воспримет мои слова так близко к сердцу. Тот феникс, которого я знала, не воспринял бы. Может, я действительно поторопилась и выстругала его четкий образ, а теперь отказываюсь выходить за очерченные рамки? А Соколов другой?

— Дим, я этого не говорила.

— Не спорю, так и было раньше.

— А что изменилось?

И главное, когда? Ведь не замечала ничего, и сейчас этот разговор для меня, мягко говоря, неожиданно смутил и удивил. Это же Димка, беспечный феникс, огненный птах, который не способен на что-то большее…

Он повернулся ко мне.

— Помнишь, Сергей сказал, что хочет лучшего для Игорька. Новой жизни. А я хочу такого для своего ребенка. Я хочу, чтобы мой сын знал свою мать, сестру, я хочу… — Он замолчал и вновь посмотрел в окно.

Молчал, опустив плечи, словно что-то его давило. Молчала и я, ожидая окончания разговора.

Соколов вздохнул раз, другой и вновь повернулся ко мне. А глаза ярко и лихорадочно горели на его красивом лице.

— Я не хочу, чтобы, очнувшись однажды утром в постели симпатичной блондинки, с которой только что провел очень страстную ночь, он услышал: «Ты был на высоте, братишка!»

До меня не сразу дошел смысл последней фразы. А когда дошел…

Я прижала руку ко рту.

Он сразу заметил это движение и скривился еще больше.

— Мило, правда? У нас с Серегой есть младшая сестренка. Ее зовут Оксана, ей двадцать пять, и она в один прекрасный день решила узнать, каков ее старший братик в постели. Так ли он хорош, как говорят? Как оказалось — действительно хорош. Сестренка, поделившись такой замечательной новостью, ждала, что я вернусь к ней в кроватку, и мы продолжим наше бурное общение. А я не оценил, собрал вещи и сбежал, пока меня не вырвало от отвращения, — каждое слово колдуна было пропитано ядом и