Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве - Владимир Бараев

— Ну, любезный сын мой, — дрожащим от волнения голосом молвил священник, — при допросах ты не хотел говорить. Я открываю тебе путь к сердцу милосердного царя. Этот путь — чистосердечное признание.

Словно подброшенный неведомой силой, Бестужев вскочил на ноги и с презрением сказал:

— Постыдитесь, святой отец! Как вы, служитель Христовой истины, решились унизиться до постыдной роли шпиона?

Глаза отца Стахия расширились от удивления.

— Так вы не хотите отвечать? — спросил он после паузы.

— Не хочу и не могу! Меня и без вас допрашивали.

— Жалею о тебе, сын мой, жалею…

— Пожалуйста, оставьте меня без вашего сожаления!

Долгое время никто, кроме солдат-инвалидов, обслуживающих узников, не заходил к нему. Сбившись со счета дней, проведенных в каземате, Бестужев начал догадываться о другом роде смерти, предуготовленной ему, о смерти, убивающей не сразу, не вдруг, а постепенно, каждодневно, перемежая свои пытки мучениями души и тела.

Тем и страшно одиночное заточение, что человек, не зная своей дальнейшей судьбы, впадает в полное отчаяние и, не выдерживая духовных и телесных мук, если не сдается на милость судей, начинает сходить с ума или пытается наложить на себя руки.

Немало соузников хотело покончить с собой в те дни. Среди них Анненков, Свистунов. Но удача, если можно так выразиться, сопутствовала лишь Булатову. Последнего выносили из каземата поздно ночью. Шум и возня разбудили весь равелин. Один из солдат потом сказал, что Булатов будто уморил себя голодом, однако позже выяснилось, что тот разбил себе голову о стену каземата.

На каторге, в Сибири, вспоминая тех, кто лишился рассудка, соузники насчитали более десятка товарищей. Именно одиночное заточение положило начало душевной болезни Андреевича, Николая Бобрищева-Пушкина, Андрея Борисова, Враницкого, Горожанского, Дивова. Позже заболели брат Петр, Торсон, Ентальцев, Фурман Шаховской. В нервических припадках закончил свои дни и умер в Енисейске Якубович.

А Бестужеву помогло участие одного охранника. Придя однажды утром с прибором для мытья и стрижки, он шепнул ему, чтобы Бестужев поставил табурет за углом печи, дескать, там теплее. Став спиной к двери, хотя и без того их не было видно, он подал зеркальце и шепнул:

— Посмотрите, на что вы похожи.

Бестужев глянул и не узнал себя — под глазами темные круги, небритые щеки провалились.

— Ведь вам скучно, — шептал солдат, орудуя ножницами и гребнем, — попросите книг.

— Да разве можно? — удивился Бестужев.

— Другие читают, почему же вам не можно?

Чувствуя жалость и расположение старика, он осмелился спросить, кто сидит рядом, и узнал, что там действительно брат Николай, а далее — Одоевский и Рылеев.

— Не можешь ли ты отнести записку брату?

Солдат помолчал, явно колеблясь, а потом сказал:

— Пожалуй… Но нас за это гоняют сквозь строй.

Что за бесценный русский мужик! Бестужев готов пасть на колени перед нравственным величием этого солдата, не развращенного даже многими годами тюремной службы. И не стал пользоваться его добротой и бескорыстием: зная, что Бестужев ничем не может вознаградить, солдат все же хотел помочь. Когда Бестужев спросил его имя, тот ответил:

— Зачем вам мое имя? Я человек мертвый.

Тогда-то Бестужев и узнал, что никто из охранников не может выходить из равелина, этой тюрьмы в тюрьме.

На следующее утро Бестужев попросил майора Лилиенанкера принести какую-нибудь книгу. Тот удивленно глянул па него. Сейчас ответит: «Не положено-с». Но Бестужев неожиданно услышал: «Я доложу-с». И вскоре ему принесли девятый том «Истории Государства Российского». Книгу Карамзина он прочитал еще в 1821 году, как только она вышла в свет, но сейчас он был безмерно рад ей. Судьба словно еще раз решила познакомить его с причудами деспотизма, чтобы приготовить к тому, что его ожидает.

Еще при первом чтении Мишель невольно думал не только о судьбах Отечества, но и о своих предках. Ведь именно Иван Грозный жаловал в 1550 году Андрею Бестужеву поместье под Москвой. А ранее, в 1477 году, Иван III даровал Афанасию Бестужеву описную вотчину в земле новгородской. Не от него ли дошло по наследству имение в Сольцах на Волхове? Этого Мишель и его братья не знали. А самый ранний из известных им предков, Гавриил Бесстуж, жил в начале XV столетия. Один из его сыновей, по прозвищу Рюма, дал начало роду Бестужевых-Рюминых.

Тезка Мишеля Михаил Бестужев был воеводой в полоцком походе 1551 года. Видимо, его деда, Матвея Бестужева направили в 1476 году послом в Золотую Орду. В походе против казанского хана погибли братья Осип и Илларион Бестужевы. Иван Бестужев дважды посылался из Смоленска в стан польский с отказом жителей изменить России и присягнуть Польше. Было это уже в Смутное время.

Потомки Бестужевых жили в Москве, Суздале, Новгороде, Смоленске, Петербурге, верой и правдой служа России. Утратив связи друг с другом, некоторые не знают и не хотят знать о других Бестужевых, особенно сейчас, когда четверо из них здесь, а один — Бестужев-Рюмин на юге приняли участие в восстании против императора.

Недавно Лилиенанкер принес письменный запрос, не находится ли Михаил в свойстве, не знает ли лично или по слухам командира Московского драгунского полка Бестужева? Имя, отчество не указаны, звание тоже. Но явно не меньше полковника, а то и генерал-майора. И наверняка — один из дальних родственников. Позже Мишель узнал, что точно такие же запросы получили в крепости и Николай, Александр, Петр, а дома — матушка и сестры. И все, не сговариваясь, ответили, что никогда не слыхивали о нем.

Этот одноименный, но не гвардейский, а драгунский полк стоял в Твери, и, когда слухи о мятеже дошли туда, обеспокоенный однофамилец поспешил обратиться в Главный штаб с доказательствами непорочности его верноподданнических чувств и отсутствия родства с мятежниками. А чиновники штаба послали запрос.

А вообще, Бестужевы во все времена то и дело оказывались в оппозиции царям. Так, за участие в заговоре против императрицы Елизаветы сослали в Якутск дальнюю родственницу Анну Гавриловну Бестужеву. Брат Александр, позже сосланный туда же, побывал на ее могиле, нашел людей, знавших ее. Они говорили, что гордая графиня, близкая родственница канцлера Бестужева и знатного семейства Ягужинских, достойно доживала свой век, держалась уединенно, так как из-за урезанного при пытках языка с трудом изъяснялась с людьми.

Бестужевых хватало и среди тех, кто подпирал престол, и среди тех, кто боролся против восседавших на нем. И теперь нынешний император никогда не уймет злобы против ненавистной ему фамилии — ведь братья Бестужевы выступили не только против него, но и против основ российского самодержавия.