Солдаты России - Родион Малиновский

Но как сделать, чтобы остаться в России, не ехать в эту самую Францию за тридевять земель, через моря и океаны? Вот вопрос, который надо было решить. Как он ни советовался с Проней Лапшиным, с которым успел подружиться, а к чему-нибудь определенному прийти не смог. Отстать от эшелона — комендант подберет и посадит в следующий эшелон, а их много идет сейчас один другому в затылок, отбиться снова — значит вызвать явное подозрение у начальства — упекут под суд за дезертирство... Так ничего и не придумал.

Прибыли в Омск. Здесь всех вымыли в бане на пересыльном пункте и отправили дальше. Теперь тем более немыслимо было отставать: на одном пути смешались эшелоны обоих полков — всей бригады, а эшелон, в котором ехала пулеметная команда 2-го Особого пехотного полка, по всей видимости, двигался где-то в середине потока.

— Вчера отправили одного солдата в госпиталь с воспалением легких, — услышал он как-то обрывок разговора.

— Вот если бы удалось заболеть, — вслух подумал Ванюша.

— А ты попробуй, — порекомендовал ему пожилой солдат-сибиряк, который тоже подумывал над тем, как бы остаться в России и махнуть к себе в тайгу на заимку...

— Да боязно, найдут, поймают и отправят на тот свет.

Солдат тихонько посоветовал Ванюше:

— Ты разденьсь до сподней рубашки, разогрейся до большого пота у печки, а потом сразу раздвинь дверь и выставь голую потную грудь на мороз, да супротив ветра. Оно, глядишь, паря, и заложит грудь. А там жар появится, ну и в лазарет на лечение отправят. Там проваляешься, пока все эшелоны пройдут, — вот и останешься в России.

Ваня, недолго думая, все точно выполнил, даже капельки пота у него сразу замерзли, когда он выставил грудь на мороз. Но прошло три дня, а никакого жара не появлялось... И грудь не заложило, и дышалось легко.

Под Иркутском на станции Батарейная — опять баня и дезинфекция обмундирования... Потом эшелон медленно потянулся вокруг Байкала.

— Не берет ничего, дядя, — пожаловался Ванюша солдату-сибиряку. Тот докурил самокрутку, втер ее сапогом в пол теплушки и серьезно ответил:

— Ну, што ж, не взяло с первого раза, возьмет со второго — ты дюже крепкий, однако. Вот попробуй ишо: нагрей у печки голые ноги, а потом — на нары и выставь их в открытое окошко и терпи, сколько сможешь. Сперва их схватит морозом и как иголками заколет, а ты терпи и терпи. Ну, может, это возьмет, тогда сразу сопля потечет и жар должен быть непременно.

Ванюша и эту рекомендацию выполнил в точности: держал ноги в окне на морозе, сколько хватило сил. Уж, казалось, совсем отмерзнут. Но опять прошло три дня, и ничего: ни насморка, ни жара.

Переехали границу и остановились на станции Маньчжурия. Тут надежда Ванюши остаться в России почти совсем пропала.

— Ты, паря, не унывай, однако, — успокаивал его сибиряк. — Если залихорадит, то японцы положат в лазарет, а там и возвратят в Россию.

На станции Маньчжурия японцы подали свои вагоны, так как колея была другая. Перегрузились в их составы. По вагонам ходил какой-то японский генерал и с чем-то поздравлял русских солдат. Было приказано кричать ему в ответ «ура» и качать генерала на руках, но не ударять о потолок вагона, а все делать с умом.

Всю эту процедуру выполнили точно в том вагоне, где разместился Ванюша. Потом от имени этого японского генерала солдатам раздали пакеты, в которых было по белой булке и по хорошему куску колбасы, чем все остались очень довольны. Но как только тронулись дальше, то сразу замерзли, так как печек в вагонах не было. Не было и нар, а пол был застлан тонкими циновками. Все сбивались в кучу, как овцы в отаре, чтобы хоть как-нибудь согреться, а мороз был градусов около тридцати. Но зато как только эшелон останавливался на какой-либо станции, вдоль всего состава перед каждым вагоном уже горели по два больших костра из старых шпал, и солдаты грелись у огня, вытанцовывая, как на шабаше ведьм. Потом поезд двигался дальше до следующей остановки. Так добрались до Дайрена (бывший порт Дальний).

Светило солнышко, но все же было морозно. Эшелон подали прямо на причал — оставалось перегрузиться из вагонов на пароход. Везде стоят шеренгами японские солдаты: их желтые лица почти сливаются с желтыми околышами круглых фуражек. На шинелях японцев много всяких ремней, а сами солдаты, как статуи, стоят молча, лишь глазами моргают, — пожалуй, только это и отличает их от изваяний. А вообще-то русские солдаты казались против японцев богатырями.

Наконец настал час отправления парохода. На причале построились русские войска. Тут же два оркестра — наш и японский. Сначала исполнили японский гимн, а потом «Боже царя храни». На высокой палубе в парадной форме появился командир 1-го Особого полка полковник Ничволодов. Вокруг него — группа японских офицеров и генералов. Всюду сверкали золотом эполеты и сияли ордена.

— Братцы! Русские солдаты, богатыри земли русской! — начал свою речь полковник Ничволодов. — Вы должны знать, что город Дальний построен русскими людьми, они принесли сюда, на азиатские берега, русский дух, русский нрав, гуманность и культуру, чего, кстати, не скажешь о новоявленных «аборигенах» этой земли.

По рядам прошел гул.

— Вот те на! — зашептались солдаты. — Крепко он японцев-то обозвал: аборигены. Хы-хы-хы.

— Держит русскую марку, точно.

— Пусть знают нашего брата, а то ишь напыжились.

Японские генералы, очевидно, не понимали смысла слов русского полковника и покровительственно скалили зубы. А тот продолжал:

— Мы сейчас покидаем эти берега. Перед нами дальний путь, но мы никогда не забудем, что здесь каждый камень положен руками русских людей, и рано или поздно захватчики уберутся отсюда. Да здравствует наша победа! Ура, братцы!

Загремело громогласное «ура», перекатываясь над толпой русских солдат, сгрудившихся на пристани, на палубах и корме парохода. Все кричали «ура» что есть мочи, одобряя тем самым короткую речь русского полковника. Оркестры исполняли «Боже царя храни». Господа генералы и японские офицеры вытянулись в струнку и держали под козырек, а японские солдаты замерли по команде «Смирно» и держали «на краул». Многие из японцев, не понимая, что происходит, по команде офицеров кричали «банзай», троекратно повторяя этот клич.

Такова была прощальная речь полковника Ничволодова перед отплытием парохода в дальний и неведомый путь. Вскоре пароход отдал концы и отчалил. Можно было вообразить гнев японских генералов и офицеров, когда они получат перевод речи русского полковника.

— Ну и пусть, — поговаривали офицеры. — Пусть знают, что мы вернемся сюда как победители.