Танго втроем - Сергей Соболев

Он как-то естественно и непринужденно перешел с Розановой на «ты», а вот у Бушмина это почему-то не получалось.

— О чем это я? А, ну да, вспомнил… Короче, у них там что-то на… навернулось, станция не фурычит, в пространстве «дыра», «супостат» может летать туда-сюда неопознанным, а исправный блок чуть ли не из Владика собираются сюда везти… А начальство долбает батьку, говорят, чем хочешь, тем «дыру» и прикрывай, хоть собственной ж… ее заткни! Пардон… А вот и Лена!

Розанова вышла к столу в светло-голубых шортах и завязанной на животе узлом клетчатой рубахе. Русые волосы были забраны вверх, открывая нежно-матовые скулы. Выглядела она в «курортном» наряде просто отпадно.

Мужики на чуть дольшее время, чем того требуют приличия, задержались глазами на открытых участках тела — ну и ножки, однако, у Розановой, длинные, стройные, с узкими щиколотками, исподволь переходящие в крутые, но в меру, бедра, «изделие» выточено классным мастером по идеальным лекалам.

Деликатно, в унисон, кашлянули в кулак, но прежде, чем они успели что-то сказать, Мокрушин, к примеру, собирался отвесить даме комплимент, Розанова поочередно чмокнула их в щеки и, прижмурив глаза, произнесла:

— Какие запахи… Какой стол… Боже, как я голодна!

— Вот видишь, Андрюша, — укоризненно посмотрел на приятеля Рейндж. — А ты говоришь — «стресс»…

Через час с лишним, когда они насытились, распив под шашлык две бутылки сухого вина, Мокрушин заявил:

— Мне надо в поселок!

— Зачем это? — поинтересовался Бушмин, а сам незаметно толкнул приятеля в бок, чтобы тот не вздумал «дезертировать», оставив его таким образом наедине с Розановой. — Не надо тебе идти в поселок!

— У меня там дело есть, — Мокрушин настаивал на своем. — Да схожу я, наверное, на пару-тройку часов…

— Зачем тебе ходить в поселок? — Бушмин наступил ему под столом на ногу, затем там же, под столом, продемонстрировал кулак. — Там нечего делать. Магазины закрыты, все-все, я точно знаю. Кафе тоже закрыто… на ремонт. Дома все стоят заколоченными, жильцы разъехались в неизвестном направлении.

Розанова бросала на них поочередно удивленные взгляды.

— А я на объект пойду, к ребятам! — нашелся Рейндж. — Надо же как-то Родину выручать, может, мне удастся «дыру» заткнуть!

— Чем ты ее заткнешь?! — Бушмин попытался еще раз ткнуть приятеля, но тот уже находился вне пределов досягаемости. — Ты же в этих делах не фурычишь. Можно сказать — ноль!

— Это я не разбираюсь? — Мокрушин округлил глаза. — Еще как волоку! У меня одна знакомая… один приятель закончил радиофакультет…

— Ребята, а что, собственно, происходит? — поинтересовалась Розанова. — Что-нибудь у нас не так?

Бушмин молчал, предоставив право голоса Мокрушину — пусть сам выкручивается.

—Понимаешь, Лена…— Мокрушин поскребся пятерней в' стриженом затылке. — Не могу я жить без нее…

— Без кого? — опешила Розанова. — Ах, вот оно что… У тебя здесь есть подружка? Что Же ты молчал?! Зови ее немедленно в нашу компанию!

— Да не, ты не поняла, — Мокрушин сделал страдальческое лицо. — Пойду к батьке, у него этого лекарства навалом…

— Ты разве болен?

— Да, я болен, серьезно болен, — Мокрушин стыдливо потупил взор. — Я тебе еще не говорил, Лена, нет? Я же… алкоголик.

Глава 4

— А что, у Володи и вправду есть проблемы с алкоголем? — спросила Розанова чуть позже, когда они в две руки прибрали со стола. — Вид у него цветущий… Нет, по нему совершенно незаметно.

— Он неудачно пошутил, — сказал Бушмин. — У него здесь хороший приятель, земляк, тот человек, что встречал нас на пристани.

— А, ну тогда нет вопросов, — кивнула Розанова. — Андрей, мне нужно с вами поговорить… Оч-чень серьезно поговорить!

Бушмин подавил в себе вздох. Ну вот, началось… Именно этих расспросов он и опасался, потому и не хотел, чтобы Рейндж покидал их компанию.

— Отличная погода, да? — закинув голову, он посмотрел на синее безоблачное небо. — Лена, не хотите искупаться? Если вода холодная, можно просто полежать в дюнах, позагорать.

— Вы не увиливайте, — строго сказала Розанова. — Впрочем… До моря здесь далеко?

— Зачем нам идти к морю, если залив в сотне метров? Здесь есть небольшая бухта, пляжик, дно песчаное, ровное…

— Вот там вы и ответите на все мои вопросы!

Они захватили с собой покрывало, чтобы подстелить, и пару полотенец. Пройдя через невысокие дюны, оказались на берегу подковообразной бухты. Место оказалось никем не занятым. По правую руку вдоль берега тянулись густые заросли, подлесок смыкался с камышовыми плавнями. Слева, в сотне метров от них, на берег наползла песчаная гора, она перекрывала обзор. Если кому-то надо уединиться, то лучшего места, пожалуй, не найти.

— Ой, совсем забыла, — Розанова растерянно посмотрела на спутника. — У меня ведь купальника нет…

— М-да, как-то мы это дело упустили из виду, — Бушмин озадаченно поскреб подбородок. — Ну так и что же, что нет? Что-то же у вас… надето?

— Вы правы, — решительно сказала девушка. — Я ведь могу и в… этом купаться.

— Да нет, вы меня не поняли. Зачем вам в одежде купаться? Вы только, Лена, не подумайте чего… Я могу где-нибудь в отдалении устроиться, так, чтобы вас не смущать…

— Опять норовите увильнуть от расспросов? — Розанова смерила спутника ироничным взглядом, затем на ее лицо вновь набежала тень озабоченности. — Но… У меня ведь там… В этом не принято купаться и загорать, понимаете? Мне будет неловко… Вы обещаете, что не будете подсматривать за мной?

. — Я могу отвернуться, если вам угодно, — улыбнулся Бушмин.

— И не будете на меня смотреть? Нисколечко?

— Смотреть? На вас? Зачем это я буду на вас смотреть? — Вспомнив недавние слова Мокрушина, он выдвинул последний довод: — Я что, по-вашему, больной?

Андрей первым показал пример: быстро разоблачился до плавок, разбежался по наклонному песчаному берегу и почти без брызг вошел в воду. Вода оказалась вовсе не холодной, как он опасался, но в заливе она всегда теплее, чем в Балтике, проплыл с полсотни метров размашистым кролем, полежал пару минут на спине, потом направился к берегу.

— Вода на пять баллов! — сообщил он, вытирая полотенцем волосы. — Здесь у берега неглубоко… А вы плавать хоть умеете?

— Море — это моя родная стихия, — улыбнулась Розанова. Она сидела как была, в шортах и рубахе, на покрывале, обхватив руками коленки. — С детства плавать обучена, мы каждый год ездили в Ниду или Палангу, а то на юга.

Она против своей воли любовалась Андреем. Он был хорошо сложен: поджарый, без грамма жира, но не худой, рослый, под сто девяносто, вместе с тем не казался слишком высоким, настолько гармонично устроена была его фигура; с четко различимым рельефом мышц, особенно выделялись предплечья, икры ног и брюшной пресс. В то же время совершенно не походил на перекормленных стероидами атлетов-культуристов. На тех смотреть страшно и даже противно, а на Андрея — приятно.

— Отвернитесь! — скомандовала она решительно. — И не смотрите, ладно?

Раздалось какое-то шуршание, потом он опять услышал женский голос:

— Я чувствую себя неловко… Не вздумайте оборачиваться!

Бушмин уселся спиной к воде, закурил. Девушка волновала его, и это еще мягко сказано. Андрей поймал себя на мысли, что он боится оставаться с Розановой наедине, и не потому, что опасается ее расспросов, нет, совсем по другой причине. Его как магнитом тянуло к ней, он едва противился этой мощной силе притяжения, силе женского обаяния. Ему чертовски хотелось обнять, поцеловать ее, почему бы не попытаться это сделать, но он не мог себе это позволить, так же как не может позволить расслабиться ни на секунду.

— Даже не «пять», а «пять с плюсом»! — услышал он голос за спиной. — Молодец, Андрей, хорошую вы идею подали. Не оборачивайтесь! Мне нужно немного загореть, тогда буду чувствовать себя человеком…

Бушмин усмехнулся про себя. Вот тебе и «стресс»… Нет, природу женской души постичь невозможно, воистину они люди с другой планеты.

— У вас татуировка на предплечье… Это ястреб? Нет, нет, это кондор… Мощная птица и очень красивая. Летает высоко-высоко, где-то среди снежных вершин…

— Детские шалости, — поморщился Бушмин. От легкого прикосновения женской ручки к предплечью у него даже кожа мурашками покрылась. — Давно хотел свести, да все недосуг.

— Давайте сядем спина к спине, — предложила Розанова. — Только, чур, я буду на солнечной стороне!

— Хорошо, — с улыбкой сказал Бушмин. — Я согласен быть вашей тенью.

Он почувствовал прохладное прикосновение женской кожи, ее рука лежала рядом с его рукой, периферийным взглядом он увидел круглую гладкую коленку, но она тут же исчезла из виду.

— Вот так, шалашиком… Вы тоже обопритесь на меня, не бойтесь, не раздавите, я сильная…

Они помолчали немного, думая каждый о своем, потом Розанова поинтересовалась: