Блестящая девочка - Сьюзен Филлипс

Может, Бог наказывает ее за то, что она перестала ходить на мессу? Глупая детская мысль, но она изводила Флер. Совесть католички, усмехнулся Алексей, когда она рассказала ему о своих опасениях.

Черт побери, если ему не нравится ее совесть католички, почему он запер ее с монашенками на целых шестнадцать лет? Но Флер уже не могла по-настоящему злиться на него, она готова была наконец простить отца. Он единственный человек, который ничего не выигрывает от любви к ней.

В тот вечер она никак не могла заснуть. Флер включила в ванной свет, нашла в аптечке Белинды таблетки снотворного. Проглотила две капсулы и ссутулившись уселась на крышку унитаза.

Хуже всего было то, что она утратила самоуважение. Она позволила обвести себя вокруг пальца, как бестолкового, доверчивого щенка, подчиняясь малейшему желанию матери. Люби меня, мамочка, не покидай меня, мамочка. Ей стало нехорошо от этой мысли. А потом появился Джейк. Она пожирала его глазами, мечтала о нем, любила так сильно, что позволила себе поверить, будто и он пылает к ней такой же любовью. Сосредоточившись на своей боли, она бередила ее, как подсыхающую рану.

— Тебе плохо, детка?

В дверях стоял Алексей, завязывая пояс халата. Его редкие с проседью волосы были аккуратно зачесаны, словно он только что поднялся из кресла парикмахера. Флер подумала: а бывают ли они когда-нибудь растрепанными? Алексей не такой, как Джейк, совершенно; тот всегда был взъерошенный, а утром у него такая прическа, будто он побывал в схватке с целым бронетанковым отделением. Флер покачала головой.

— Ты в этой рубашке как мальчишка, да еще с ужасными обкромсанными волосами, — сказал Алексей. А потом добавил по-французски:

— Бедное дитя. Иди-ка в постель.

Она подчинилась, он подоткнул вокруг нее одеяло, как если бы она была маленькой.

— Я тебя люблю, папа, — тихо по-французски сказала Флер, сжав руку Алексея, лежавшую на одеяле.

Он коснулся ее губами, сухими и неожиданно шершавыми.

— Повернись, я разотру тебе спину, и ты быстро заснешь.

Флер повернулась, это было так приятно. Его руки скользнули под рубашку, коснулись ее кожи, и она ощутила, как напряжение отпускает ее. Таблетки начали действовать, Флер заснула. Во сне она занималась любовью с Джейком, он целовал ей шею, гладил ее сквозь шелковую ткань трусиков.

После первых нескольких дней в Париже жизнь Флер начала входить в привычное русло. Она поздно вставала, надевала джинсы, завтракала, читала, слушала музыку, днем снова спала, убедительно прося горничную вовремя разбудишь ее, чтобы она успела принять душ и одеться к возвращению Алексея. Иногда они гуляли, но недолго — ходьба утомляла ее. Потом они ужинали, слушали музыку. По ночам она засыпала с трудом, и Алексей массировал ей спину.

Флер понимала, пора перестать киснуть, надо взять себя в руки и думать, что делать. Но единственное, чего она не могла сделать, — это вернуться в Соединенные Штаты.

Конечно, в таком виде, какая она сейчас, думала Флер, ее никто не узнает. Но если узнают, от репортеров не будет отбоя. А на это у нее нет сил. И потом, ничто в мире не способно заставить ее снова появиться перед камерой.

Белинда продолжала звонить, Алексей по-прежнему отваживал ее. Флер, должно быть, передумала насчет Греции, сказал он ей.

Детективы, которых он нанял, полагают, что девочка на Багамах.

Потом он отчитал Белинду за то, что она не состоялась как мать, и та разрыдалась.

Флер решила, что самое лучшее для нее сейчас — это уехать в Грецию, потому что Белинда там уже побывала. Она всегда любила острова. Флер сказала Алексею, что им надо поговорить о деньгах, которые он вкладывал по ее просьбе. Она арендовала бы дом в Греции и купила лошадь. Впрочем, может, и не стоит ее покупать, пока она не устроится основательно.

Но Алексей заявил, что основная сумма ее денег на долгосрочных вкладах, и взять их сейчас невозможно.

Флер настаивала.

Алексей сказал, что она должна понимать, насколько это непросто. Потом попросил не беспокоиться о деньгах и пообещал купить все, что она пожелает.

Флер захотела дом в Ажане и лошадь.

Он пообещал поговорить об этом, когда она почувствует себя лучше.

После беседы с Алексеем ей стало немного неловко за свое поведение. Она с такой легкостью позволяла отцу заниматься ее деньгами, что пропускала мимо ушей все его объяснения насчет вкладов. Она подписывала бумаги, которые он ей присылал, не читая, и возвращала их. Счета всегда бывали оплачены в срок, у них с Белиндой было денег столько, сколько нужно. О финансовых сложностях ей не приходилось беспокоиться. Флер пошла в комнату и решила еще немного поспать.

В одно из воскресений они зашли в пустой офис Алексея, и он показал ей свои самые драгоценные вещи. Стол, купленный на аукционе в Лондоне за двести тысяч фунтов, молельный коврик из Малой Азии, костяной прибор, в котором в восемнадцатом столетии хранились курительные принадлежности самурая. Когда они вышли на бульвар Сен-Жермен, чтобы сесть в лимузин, мимо них пробежал мужчина с ярко-оранжевой повязкой на голове и с черным хронометром на запястье. Она попыталась вспомнить, каково это, когда ты, полный сил и энергии, бежишь ради удовольствия.

В ту ночь Флер снова не могла заснуть. Потом забылась тревожным сном, ненадолго. Внезапно она открыла глаза. Ночная рубашка промокла от пота. Ей снился Джейк. Будто она вернулась в монастырь, и он хочет ее там оставить. Сняв рубашку. Флер завернулась в халат и пошла в ванную за снотворным. Но пузырек оказался пуст, вчера она вытряхнула последние таблетки.

Флер решила найти Алексея. Но в комнате его не было. Сердце тревожно забилось, пульс участился. А если и он ее бросил?

Потом Флер заметила в конце коридора свет, он падал на ступеньки лестницы, ведущей в пристройку.

Флер поднялась по ступенькам и увидела, что дверь приоткрыта. В более странной комнате ей не доводилось бывать никогда в жизни. Потолок был голубой, как небо, а по нему неслись белые пушистые облака. Край парашюта, прицепленного к потолку, свисал над железной кроватью. Алексей с поникшими плечами и пустой рюмкой в руке сидел на стуле посреди комнаты.

— Алексей?

— Оставь меня, — резко бросил он. — Уходи отсюда.

Флер догадалась, что это комната Мишеля. Занятая собой и собственной болью, она до сих пор не удосужилась обратить внимание на боль отца.

Она опустилась на колени рядом со стулом. Флер никогда не видела, чтобы он много пил. Но сейчас от него разило ликером.

Наверное, у Алексея выдалась ужасная ночь.

— Ты тоскуешь по нему, да? — тихо спросила она.

— Ты ничего не знаешь об этом.

— Я знаю, что такое тосковать о ком-то, Алексей. Я знаю, что такое тосковать о том человеке, которого любишь.