Луковое горе - Дмитрий Анатольевич Кадочников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
‒ Блин, жопа! Живот крутит! А до ветру идти жутко! ‒ внезапно сел на топчане проснувшийся Михаил.
‒ Давай сгоняй, подождём, ‒ поморгав дальним светом остальным тракам, зевнув, предложил Генка-башкир.
‒ А где мы встали? Темно, кафе нет, заправки нет. ‒ одевая меховую куртку, проскрипел Миха, передёрнув плечами и предвкушая встречу с морозом.
‒Всё утряс наш новый пассажир. Молодчик. Покурил с ментами, и те уехали, видать, авторитет.
‒ Идти страшно, кругом лес. То ли дело в степи: сядешь, видно всё кругом, красота, а тут хрен знает, чего ждать, сидишь, видимость полметра, жуть. А вдруг медведь или кто другой откусит полжопы, а ты и знать не будешь, кто откусил. Жуть! Степь лучше, край ‒ горы, но без леса, ‒ горюя, Михаил выбрался из машины, ворча, углубился в подлесок.
Вскоре тронулись дальше. Уже перед рассветом Егор, устав смотреть на окружавшие дорогу, сосны и огоньки приветливых деревень вдоль дороги, влез в свою щель и уснул.
Во сне Тюмень предстала огромным городом: вокруг небоскребы, и среди них стоял рынок, его куполообразная крыша укрыла собой добрые двести гектаров земли. И вот луковый обоз по широченной дороге въезжает в открывшиеся перед ними ворота, попадает в крытый гигантский ангар, кругом стоят шаланды, снуют мелкие машинки. В этом ангаре идёт быстрая распродажа с машин розничным продавцам. Не успев заглушить двигателя, к Онуру подошло сразу человек десять, начали упрашивать продать лук оптом, вот вмешался Орлов. Он организовал аукцион. Начальная цена объявлена ‒ 12 рублей за килограмм! И вот победитель, который всё забирает за 18 рублей! Победивший ‒ бородатый сутулый парень ‒ бросает перед Орловым открытую спортивную сумку, в которой валом лежат мелкие деньги и блестит мелочь.
‒ Давай считай! А я подгоню свои пятитонки, и быстро всё перекидаем! Что, согласен, южный чурка? ‒ закидывая за губу насвай и хохоча, кричал тюменец.
‒ Давай считать, сетка ‒ двадцать девять кило, пойдёт! ‒ весело ответил ему Лёха, пытаясь освободить сумку от впившегося в неё с другой стороны Онура.
‒ Двинься, лягу посплю! Вон твоя Тюмень! ‒ крик и толчки в спину разбудили Егора, прервав такой приятный сон.
Сбоку от тягача тянулись многоэтажные здания высокой неприступной стеной, отгородившей город от окружающего зимнего леса и бескрайних полей. Впереди едущий КамАЗ уверенно нашёл лазейку среди возвышающихся новостроек, смело въехал на широкую улицу, за ним последовали все остальные грузовики. В душе у Егора возникло томительное ощущение праздника ‒ первый российский город после долгих дней скитания по казахским окраинам. Первые пробки, светофоры и узкие улицы старого города, петляющие среди малоэтажных кирпичных и порой деревянных строений, и вдруг вновь взлетающие ввысь многоэтажки и девятиэтажные панельки со странными округлыми балконами и одним вытянутым узким одиноким окном, дома загадочной ленинградской 123 серии.
Водители, громко матерясь в рацию и просто в пространство, гневно следовали вслед головному траку, а тот будто уходил от погони, кружил и кружил по широким проспектам и узким переулкам города. У Егора сложилось впечатление о Тюмени, как о лоскутном одеяле, где лоскуты ‒ это постройки различной архитектуры, стиля и времени, от крестьянского старинного бревенчатого дома до огромного современного жилого комплекса, от разбитой узкой улицы до широкого ровного проспекта.
Наконец, вдоволь покрутившись по Тюменским улицам, луковый обоз пришвартовался у большого бетонного здания, в рацию Онур объявил:
‒ Всё, тут торговать будем, пять лет торгую ‒ всегда только на этом рынке.
Егор, устав сидеть, с радостью вывалился из кабины на Тюменскую землю. Глубоко вдохнул морозного с запахом выхлопных газов воздуха, сразу вспомнил свою малую Родину. Ноги, заскользив по накатанному снегу, уехали из-под тела куда-то в сторону, повалив коммерсанта в грязный, наскобленный дворником за долгую зиму, заплёванный, серый сугроб.
‒ Вон как встречает своих сынов земля Русская! ‒ смеясь сам над собой, объявил Егор, попытавшись встать, снова упал на колено‒ рабочие ботинки замёрзли и не могли обеспечить комфортного движения.
‒ Давай вставай, поехали, нас приглашают к местному боссу, ‒ Орлов подал руку партнёру, поднял его, начал отряхивать от налипшего снега.
‒ Ачто водилы? Откуда инфа? ‒ поднявшийся пытался отогреть руки, поднёс их ко рту, тщетно обогревая своим дыханием.
‒ Онурка сбегал уже на рынок.Короче, они пускают машины на территорию после обеда, три дня бесплатно, затем с каждой триста рублей в сутки.Через пять дней должны свалить, то есть всё продать и уехать.
‒ А если не успеем?
‒ Выгонят к черту, к ним через неделю Азербайджан начинает приезжать, нам ещё повезло, что прогал образовался, этот рынок весь под азерами.
‒ А какого такого турок нас сюда завёл? А если бы не пустили, то что вы там, сидя в КамАЗе, придумали?
‒ Ну, тогда бы встали на окраине, там, он говорил, можно с машины торговать, в Воркуту уже опоздали, зимник растаял, цена и там упала. Вот Онур и передумал под давлением обстоятельств.
Внезапно возле грузовиков лихо остановилась «девятка», к ней подошли Джавдет с Назимом, замахали руками русским. Из машины появился Онур, отпустив шутку на турецком водителю. Водитель, молодой парень, насмеявшись, ответил ему витиеватой фразой на своём наречии.
‒ Ола, короче, вы русские со мной, а вы, два брата-акробата, ‒ турок строго обвел взглядом молодых парней, хором сосущих насвай, ‒ загоняй на рынок шаланды, подойдёте там к Гураму или Мураму я не помню точно, ваша задача‒ выбить место на рынке для торговли.Как приедем, лук перетащим внутрь как можно больше, лучше весь, на рынке тепло, луку будет нравиться.
Русские переглянулись, поняв, что сегодня день будет мало того, что длинный, но ещё и тяжёлый. Перетащить вчетвером около восьмидесяти тонн лука ‒ ещё та задача. Сев в «девятку» на заднее сиденье, русские коммерсанты притихли, осматривая через окно мелькающие вывески магазинов на русском, названия улиц и суровую архитектуру города.С переднего сиденья лился неспешный диалог на привычном с Казахстана, но непонятном языке. В голове возникал диссонанс, с одной стороны, вроде бы русские находятся на родине, с другой ‒ языковая среда так и осталась незнакомой. В голове Егора крутилась странная мысль: «Неужели Тюмень так далеко шагнула в деле толерантности, что теперь тут вторым языком стали тюркские наречия?» Орлов снова по старой казахстанской привычке забился в угол, шевелил губами и крестился.
‒ Лёха, мы дома, это вон те, с переду, в гостях, расслабься! Хватит зажиматься!
‒ Да я вроде головой понимаю, и люди по улицам ходят не казахи, но, как услышу, незнакомую речь, поневоле
