Три короба правды, или Дочь уксусника - Светозар Чернов

— А вы боитесь умереть?

— А чего я, по-вашему, дверь сковородником запирал?! Конечно, боюсь.

— А вот Соломон мне говорил, что он ничего не боится. А Леонид говорит, что страх побеждается разумом, но лучше не доводить дело до страха, а просто избегать всяких опасностей. Что-то вашего Артемия Ивановича не слыхать больше, — Варенька отставила бокал и положила локти и подбородок на барьер. — Он такой забавный…

— Действительно, — согласился Фаберовский и прислушался.

Из ложи Артемия Ивановича явственно доносился возмущенный и пьяный голос кухмистера:

— Кто же это рыбу в раковинах вместе с пирожными сервирует!

Фаберовский взглянул на сцену. Фантастические декорации изображали дворец Конфетенбурга, где сама фея Драже, принц Коклюш в костюме из золотой парчи и их сладкие подданные — карамель, ячменный сахар, фисташки, птифуры, нуга, драже и бриоши, — все они радостно встречали Клару и Принца-Щелкунчика, прибывших на колеснице из раковины, запряженной дельфинами.

— Да вы, папенька, на их рыла посмотрите! — воскликнул кто-то из кухмистерских дочерей. — Это не рыба, это морская свинья!

— Но кто же птифуры на тарелку навалом кладет, как орехи!

— Спит что ли? — вслух спросил Фаберовский. — Дай-то Бог… Варенька, вам еще налить?

— Наливайте. Какое отличное шампанское, никогда такого не пила. Я шампанское вообще один раз только пила, Леонид неделю назад угостил. Я тогда так набралась, что ничего не помню.

Под императорской ложей скрипнула входная дверь и знакомая фигура, покачиваясь, двинулась по проходу к сцене.

— Холера ясная, я думал, он дремлет на диване у себя в аванложе! — воскликнул Фаберовский, хватаясь за бинокль. — Что сейчас будет!

В ложах третьего яруса встретили появление Артемия Ивановича бурными овациями. Хватаясь за оголенные плечи дам и генеральские эполеты, он медленно, но упрямо продвигался к какой-то, одному ему ведомой цели. Сзади, в проходе появился жандарм, который явно не знал, что ему делать. Он подкрадывался к Артемию Ивановичу так, как подкрадываются к сбежавшей курице — растопырив руки в белоснежных перчатках. Дойдя до оркестровой ямы, Артемий Иванович взобрался на барьер и обратился к бухарскому эмиру, приложив руки к груди:

— Ваше восточное сиятельство! Халва-Малва-Халат-Малат-Казанское-Мыло! Артемий Диванович Владимиров приветствует в нашей столице! Вас! Иванович то есть. Извольте и мне звезду за все мои благодеяния! Дадите?

Не утихавшие аплодисменты на третьем ярусе привлекли внимание великих князей, которые решили, что на сцену вышла Кшесинская. С ними появился и приехавший наследник-цесаревич.

— Степан! — возгласил Артемий Иванович, увидев их, и на этот раз ни один сидевший рядом генерал не решился шикнуть. — Они там все в ложе! Ваше Высочество, Владимир Александрович, вы-то мне и нужны! Мы же с вами тогда ночью не договорили! Не помните что ли? Ну, мы вам еще все стекла в карете перебили? Не помните?!

Жандарм, наконец, решился обхватить Артемия Ивановича за ноги и сдернуть с барьера.

— Степан, они схватили меня! — заверещал Артемий Иванович, отчаянно брыкаясь. — Сделай же что-нибудь!

— Варенька, простите меня ради Бога, я сейчас вернусь. — Фаберовский торопливо налил себе и барышне шампанского, залпом выпил бокал и бросился вон из ложи.

В это время в салоне и в фойе великокняжеской ложи творилась суматоха.

— Это они, они! — говорил Владимир Александрович брату, нервно сжимая кулаки. — Ты слышал, он кричал Степану Батюшкову, чтобы тот сделал с нами что-нибудь. Кто-нибудь видел, где находился этот Степан? А где Сеньчуков, он его в лицо знает?

— Ваше Высочество, капитан Сеньчуков дежурит у бокового входа из бельэтажа в партер, — доложил Пургольд.

— Живо его сюда! — приказал великий князь. — А вы, Пургольд, велите подать к подъезду сани, мы сейчас же уезжаем. Мы не можем рисковать жизнью наследника-цесаревича. Оболенский, немедленно отправляйтесь к полицмейстеру и велите привести сюда этого арестованного.

— А как же Малечка? — растерянно спросил цесаревич Николай.

— Да черт ли в ней, в твоей Малечке! Привезут ее к нам, как оттанцует. Мы должны сейчас же уехать, пока сообщники не оправились и не бросили в нас бомбу.

— Бомбу?!

— Бомбу, бомбу! — передразнил цесаревича Алексей.

— Вы звали, Ваше Высочество? — явился капитан Сеньчуков.

— Вы узнали этого злодея? — спросил Владимир Александрович.

— Так точно, Ваше Высочество. Это один из двух заговорщиков, которые все время следили за мной.

— Оставайтесь в театре и разыщите его сообщника, вы единственный, кто хорошо знает его в лицо. А как разыщите — убейте без сожаления.

— Сани поданы, — доложил Пургольд.

— Господа, мы все покидаем театр. Пургольд, возьмите узел с револьверами и раздайте их господам офицерам прямо на выходе. Никто не расходится, в нынешних чрезвычайных обстоятельствах мы должны немедленно решить, как нам быть дальше. Что вы так быстро, Оболенский? Как бежал?!

— Ваше Высочество, там, в фойе лежит мертвый жандарм, а злоумышленника нету. Генерал Черевин сказал, что сообщит нам обо всем позже.

Фаберовский слетел вниз и увидел лежавшего в беспамятстве на кушетке в фойе бельэтажа Артемия Ивановича. Рядом стоял красный как рак Черевин и нервно тряс головой.

— Что случилось?! — спросил поляк у генерал.

— Этот ваш только что поднялся снизу, сказал, что жандармского капитана кондрашка хватил, и завалился тут на диван, тварь пьяная. А вы куда его приперли! — Он набросился на двух жандармов, принесших наверх труп своего начальника.

— Да мы смотрим, их благородие в коридоре лежат. — Жандармы положили труп на пол, после чего старший развел руками. — Думаем, надо вам показать как по службе следовает.

— Да сейчас же звонок будет, публика на антракт в буфет повалит! Где Лаппа?!

Полицмейстер театра, которого кто-то успел известить о смерти жандарма, уже спешил по коридору. Из ложи вышел Петр Николаевич Дурново и с интересом стал наблюдать за происходящим.

— Ваше превосходительство, — забормотал полицмейстер, встав перед Черевиным. — Нету у меня здесь, в театре, покойницкой.

— Да хоть на квартиру к себе отнеси!

— Да как же в квартиру-то! У меня жена второй день после прививки не встает! Может, под лестницу, в чулан лучше?

— Да снесите, куда хотите! Только чтобы здесь его не было! Ваше превосходительство, Петр Николаевич, — Черевин повернулся к Дурново, — вы бы прошли в ложу.

— Помилуйте, Петр Александрович, я все-таки директор Департамента полиции! Я же вижу, что тут что-то произошло!

— Да вот, жандарм вывел из зала пьяного, и умер. Всего-то и делов. Эй, господин хороший, — Черевин махнул рукой Фаберовскому. — Позовите какого-нибудь капельдинера и отнесите поскорее это тельце в его ложу.

— Не надо капельдинера, — вдруг сказал Дурново. — Я сам помогу отнести этого господина в ложу.

— Да вы, Петр Николаевич, не сдюжите, размером господин этот не мал, да и бесчувственен.

— Ничего-ничего, я на клипере «Гайдамак» когда служил — и не такое таскал!

— Наслышаны, наслышаны… Вся Сибирская флотилия год снять клипер с мели не могла. «Раз мичману Дурново по пузо, значит человеку по колено!» Ну, хотите — тащите!

— Берите его за шкирку, я ноги от него понесу, — велел Дурново Фаберовскому, недовольно оглядываясь на Черевина.

Они подняли с кушетки Артемия Ивановича и потащили его по лестнице вверх.

— Что вы здесь делаете?! — зло спросил Дурново, отдуваясь, на первой площадке лестнице, и бросил ноги Артемия Ивановича. Фаберовский тоже опустил свою половину груза на пол.

— Следим, как было указано.

— Я же вам велел не следить за ней!

— За кем? — сделал удивленное лицо поляк. — Мы за капитаном с бразильцем следим.

— А-а, — протянул Дурново. — Вижу. А откуда Черевин знает, что г-на Владимирова в ложу надо нести?

— Так у него из кармана билет торчал, — соврал Фаберовский. — Ну, ваше превосходительство, понесли скорее. Сейчас звонок будет.

Они взяли Артемия Ивановича и снова пустились в путь.

— Вы это вот что, — через каждый вдох, выдавливая по слову, сказал Дурново.

— Вы мне переписку бразильца крадите уже, а? Вот, шестого на Водосвятие он в Зимнем будет, а вы ее выкрадите.

Фаберовский с директором Департамента полиции мелкой рысью доскакали до ложи, где сидело семейство кухмистера, и Дурново постучал каблуком в дверь. Открыла им Агриппина Ивановна. Тут раздался звонок, Петр Николаевич бросил ноги Артемия Ивановича и устремился прочь из ложи.

— Что это за сановник был, ваше превосходительство? — спросила Агриппина Ивановна, помогая Фаберовскому уложить Артемия Ивановича на диван в аванложе.