Порочные намерения - Лидия Джойс

Сердце ее забилось быстрее. Нужно рассказать ему, что она хочет сделать. Она скрывала свои планы из страха и по необходимости, но теперь новая необходимость заставляет ее быть более откровенной, чтобы он не истолковал ее намерения неправильно.

— Лорд Олтуэйт… — начала было она.

— Нет, — он оборвал ее судорожным взмахом руки, — я не желаю больше слышать, чтобы вы произносили это имя.

Она наклонила голову, стараясь удержаться от мольбы и просьб о прошении. Он держал ее жизнь в своих руках, и она понимала, что не стоит давить на него сейчас, как бы ни было для нее важно, чтобы он все узнал.

— Понимаю. Я даю… — она протянула руку ладонью вверх жестом, выражающим беспомощность, — я даю вам слово, что вашего брата это никак не коснется, сколь бы мало вы ни ценили мое слово.

Он снова кивнул и отошел от двери. Эм поняла это молчаливое приглашение и прошла мимо него к двери. Робко протянув руку, коснулась его щеки, словно хотела запомнить ее тепло, ее жизнь. Он схватил ее руку, поднес к губам и, глядя Эм в глаза, коснулся руки губами. Эм слегка покачнулась, закрыла глаза, борясь с потоком воспоминаний, которые вызвало у нее это прикосновение.

Не сказав ни слова, он отпустил ее, она снова набросила вуаль на лицо и вышла.

Все на этом вечере вызывало в голове Томаса предостерегающую пульсацию — разноцветные шары на низких газовых лампах, цыганские костюмы и амулеты, вереница одиноких скрипачей в каждой приемной комнате, которым его мать велела играть народную славянскую музыку. Даже еда, выставленная на длинном буфете, была экзотическая — лаваш и кускус, фиги и финики.

Но хуже всего была атмосфера напряженного ожидания. Все говорили только о том, какие развлечения намечены на этот вечер. Половина гостей, судя по всему, считала, что мадам Эсмеральда выведет на сцену танцующего медведя и цирковую труппу в сопровождении пороховых вспышек, но другая половина была почти уверена, что им представят какие-то реальные явления из мира духов. Обе группы, казалось, с одинаковым нетерпением ждали последнего откровения.

В центре всего этого расхаживала Эммелина в платье такого яркого алого цвета, что казалось — оно пульсирует. Кое-кто попытался заговорить с ней. Большинство, как очарованные, сохраняли дистанцию, некоторые бросали на нее взгляды благоговейного восторга из-за ее предполагаемых возможностей, другие смотрели на нее так, словно она была ученым пони, который в любой момент может проделать что-то необычайно умное.

Она открыла вечер, стоя на помосте в бальном зале, объявив о близости мира духов и о приближении благоприятного момента. Было ли дело только в ее голосе, или в аккомпанементе дрожащей скрипки, но гости были захвачены, все с нетерпением ждали полночи, когда по ее объявлению им будет послано откровение.

Тогда и произойдет то, что она планировала все эти месяцы. И у Томаса не было намерений выпускать ее из виду. Несколько раз он заметил, как она поворачивала голову в его сторону, и он кивал в знак приветствия, но она ему не отвечала. Он тосковал по ней, горел по ней — она преследовала его в снах, так что он даже усомнился: уж не обладает ли она в действительности какой-то властью. Но он не сделал никакого движения по направлению к ней, и каким-то образом в своем медленном вращении по залу она никогда не оказывалась настолько близко от него, чтобы можно было заговорить.

— Добрый вечер, Варкур. Вы не могли бы сказать, что здесь происходит?

Томас повернулся и увидел Эджингтона под руку с изящной баронессой. Он поклонился коротко и настороженно.

— Леди Эджингтон, лорд Эджингтон. Я думаю, это язык, который очень уместен в присутствии леди, — сказал он.

Леди Эджингтон окинула его своими немигающими глазами ярко-синего цвета.

— Не бойтесь, лорд Варкур. Здесь поблизости нет леди, которые могли бы нас услышать, — только я.

Эджингтон слегка сжал ее руку. Было ли то некое предостережение? Жест был слишком быстрым, чтобы Варкур успел понять его смысл, но леди Эджингтон словно слегка притихла, на лице ее появилась легкая непроницаемая улыбка.

— Вы не ответили на мой вопрос, — сказал Эджингтон.

— Я бы ответил, если бы знал, но я знаю об этом не больше, чем вы, — сказал Томас.

— Это вы решили, что она опасна, — с напряженным видом сказал Эджингтон. — Вы сказали, что справитесь с ней.

Взгляд Томаса скользнул над плечом барона и устремился на стройную фигуру с лицом, закрытым вуалью, которая молча проплыла мимо.

— Я надеюсь ради всех нас, что я справился.

Эджингтон поднял бровь.

— Я не пожалел ценные ресурсы, отправив одного человека в путь до Соммерсета, чтобы расспросить прислугу Форсхема. Если Олтуэйт еще не знает об этом, то узнает, и он поймет, кто стоит за этим.

Томас отмахнулся от него.

— Он поймет, что это сделали виги. Говорить и дальше об этом — значит заниматься пустословием. Если какие-то из наших гипотез о том, что случилось с Эммелиной Данн, правильны, он намочит штаны, узнав, что кто-то расспрашивает о ней, и будет не в силах думать об ответном ударе.

— Вот кто на самом деле мадам Эсмеральда, да? — Блестящие глаза леди Эджингтон сузились, когда она посмотрела на него. Поскольку Томас угрюмо молчал, она проговорила колко: — Не считайте меня ребенком, лорд Варкур. Вы неделями посылали наших агентов бегать кругами за Эсмеральдой, и только за Эсмеральдой. Потом совершенно внезапно вы объявляете, что Эсмеральда не имеет значения, что мы должны интересоваться этой Эммелиной.

Томас посмотрел на Эджингтона:

— Вы все ей рассказали?

По благородному лицу Эджингтона мелькнула улыбка и тут же исчезла.

— Было бы довольно трудно не рассказать.

— Неужели у вас нет вообще никакого предположения, к чему она стремится? — вмешалась в разговор леди Эджингтон прежде, чем он успел найти подходящий ответ. — После всех этих страстных объятий, экстатических ночей вы, конечно же, узнали не только то, что находится у нее между ногами.

На этот раз Эджингтон сжал руку баронессы, уже не скрываясь, и, к удивлению Томаса, баронесса быстро улыбнулась ему, тоже не скрываясь. Он постарался, чтобы его лицо не выразило ничего.

— Я многое узнал, — сказал Томас. — Вот только не знаю, стоит ли этому верить.

— Надеюсь, она не задумала никакой крупной, глупой жертвы, — пробормотал Эджингтон.

— Думаю, можно сказать с уверенностью, что жертва — это последнее, о чем она могла бы подумать, — ответил Томас.

— Идет лорд Олтуэйт, — прошептала леди Эджингтон, и ее глаза исчезли за бахромой черных ресниц.

— Мы еще поговорим, но позже, — сказал Эджингтон, коротко поклонившись Томасу.