Эрика - Марта Шрейн

Инну рвало. Попов ей ласково сказал: «Не бойся и никому ничего не говори. Я на тебе женюсь. А если скажешь, никто не поверит. Будешь молчать — жизнь будет у тебя хорошая…» Он одел нее, поставил на ноги и, придерживая, повел плачущую по коридору, в котором по–прежнему никого не было. Попов посадил ее у двери в той же позе, в которой нашел, и вернулся за своей одеждой.

Гена наконец отыскал вещи Инны, но, не найдя ее в зале, вышел в коридор. С трудом надел на нее пальто, нахлобучил шапку и повел домой. «Сегодня я пьяный и ничего говорить не буду, — сказал он шатаясь и добавил: — Может, я тебя люблю. А ты плачешь, потому что пьяная?»

Татьяна не спала. Увидев плачущую дочь, она решила, что та слишком много выпила. Такое состояние ей было знакомо. Не раздевая Инну, она быстро уложила ее в постель и положила ей на голову мокрое полотенце. «Бедненькая моя!» — жалела она дочь.

А Попову нужно было вернуться домой со свидетелями. Поэтому он уговаривал на улице мужчин:

— Да это же новогодняя ночь! Идемте ко мне. Жена будет рада. Ей пить нельзя, у нее что–то сердце болело. Но ей будет приятно, если вы зайдете и поздравите ее с Новым годом. Ну что вы? Вас парторг приглашает к себе.

Рабочим фабрики было приятно такое внимание начальства. И они согласились. Попов открыл дверь своей комнаты и громко сказал, включая свет:

— Дорогая! Я пришел. Ты спишь? Вставай, у нас гости. Новый год наступил. Слышишь, Сима? Да что с тобой? Сима! — закричал он, и рабочие вошли за ним спальню.

— Что случилось, Анатолий Севастьянович?! — спросил один из них.

— Сима! — продолжал кричать Попов, тряся жену. — О горе! Она не дышит! Позовите врача! Нужно скорую помощь! Там на углу больница. Бегите скорее за врачом!

Двое побежали за врачом, а один остался утешать Попова. «План удался полностью», — думал Попов, продолжая «убиваться» над женой.

* * *

Между тем свидетелем того, что Попов приходил домой раньше, была Надя. Ей надоело долго сидеть в гостях. Она захотела спать, вернулась домой во втором часу ночи и с грустью думала: «Вот еще один год прошел. Мне уже 36 лет. Что впереди? Наверное, ничего хорошего», когда вдруг услышала по коридору быстрые шаги. Надя слегка приоткрыла дверь и увидела спину соседа. Он быстро шел, осматриваясь по сторонам. Надя прикрыла дверь, выключила свет и, тихо убрав картину со стены, по привычке приложила глаз к щели. Но там было темно и только свет с кухни ложился на кровать. Она увидела, что Попов, одетый, навалился на жену, и тихо сплюнув, отошла от щели. «Ну какие же они животные, эти мужики. Вернулся, сделал, кобель, свое дело и уходит», — подумала презрительно Надя, когда Попов пробежал мимо ее двери назад. «Какая я дура! Пора уже мне спать ложиться, а не подглядывать, что делает со своей женой сосед», — подумала она, раздеваясь. Только она заснула, как в коридоре раздался какой–то шум. За окнами было еще темно. «Неужели так и не улягутся до утра?» — подумала Надя. Нехотя встав с постели, накинула халат и вышла в коридор.

— Ну, хватит уже вам! Спать пора. Сколько можно встречать Новый год? — крикнула она.

Ей ничего не ответили, и она поняла — что–то случилось у соседа. Пожилая работница тихо сказала:

— Жена парторга от сердца умерла. Бедный Анатолий Севастьянович убивается там.

— Когда же она умерла? — удивилась Надя.

— Кто знает когда? Пока все праздновали. Приходит домой с рабочими цеха, чтобы праздник продолжить, и говорит ей: «Вставай, жена, гости пришли. Готовь новогодний стол». А она уже мертвая. Теперь ей другой стол нужен.

— И не старая еще, — сказал кто–то с сожалением.

— Смерть всех забирает: и молодых, и старых, и не совсем старых. Надо же, прямо на Новый год умереть, — рассуждали те, кто стоял ближе к двери.

Надя еще не совсем проснувшаяся, вспоминала: приходил или не приходил домой парторг. А если приходил, то почему сразу не сказал, что жена умерла? Ей хотелось спать. Но какой теперь сон? Надя посмотрела на часы — только четвертый час. Значит, спала она около двух часов.

Приехала скорая помощь, милиция. Увезли покойницу. Вдовец уехал с ними, и все пошли спать.

Надя проснулась окончательно около десяти утра от стука в дверь.

— Кто там? — сонно спросила она.

— Открывай! Хватит спать! — услышала Надя женские голоса за дверью. Ввалились с шумом вчерашние приятельницы во главе с Нюрой. Они принесли вино и закуску.

— С Новым годом тебя, подруга! Или не выспалась? Похмеляться пора. Накрывай на стол! — возбужденно говорили они.

— Да, я не выспалась, — ответила сонная Надя. — Тут за стенкой умерла жена секретаря партийной организации.

— Когда?! — хором воскликнули женщины.

— Я пришла в два часа. А около четырех проснулась от шума. Вышла в коридор, а там мужики, что праздновали в конторе. Попов, говорят, пришел с ними домой, чтобы продолжить праздник, а жена лежит мертвая. Сердце, говорят, у нее не выдержало.

— Так он и в конторе говорил, что она сердечница, — подтвердила Нюра. — Это же непосредственно мой начальник. Один, значит, теперь… Ну что, бабы! Чур, очередь за ним не занимать, мой он будет, хоть и старше лет на пятнадцать.

— Нюра, нашла время шутить, — укорила ее одна из женщин:.

Женщины стали жалеть покойную, и праздник сделался совсем грустным.

— Проклятая война! Это все она. Сердце каждому надсадила, — сказала Надя.

— А дети? Были у них дети или погибли? — интересовались женщины.

— Да никто не знает. Никогда Попов не говорил про это. Наверное, не было, — ответила Нюра.

— И хватит о грустном. Мы еще молодые. Не все потеряно, девочки. Выпьем за любовь! — Но соседство квартиры, где произошло несчастье, мешало веселью, и Нюра предложила: — А пойдемте на улицу. Там снег падает. Тишина…

Пока женщины одевались, Надя позвала Нюру в комнату и спросила:

— Как ты думаешь, я вчера сильно пьяная была?

— Да нет, — ответила Нюра. — Ты почти не пила.

— Так вот — что–то чудное было вчера. Если бы он не был парторгом, так я бы по–другому рассудила.

— А что же было? — живо поинтересовалась Нюра.

— А вот что. Говорит, как ушел в десять вечера в контору Новый год встречать, так вернулся только в два часа ночи, и не один. Чтобы с женой отпраздновать. А она уже мертвая. А я видела, как он раньше приходил. Быстро–быстро так прошмыгнул по коридору. Раздетый, без пальто и шапки. Забежал к себе. Я думаю: чего это он так торопится? А у меня здесь за картинкой щель. Смотри, — отодвинула Надя картинку. — Это не специально, здесь кирпичик раскрошился. Ну, я хотела замазать. Потом подумала: «А пусть остается. Интересно же, какие они, новенькие жильцы. И как живет дома начальство». Так и оставила, только картинку, чтобы свет не мешал, повесила здесь…

— Ну? — в нерешительности спросила Нюра.

— Скандалят они так же, как простые люди, и даже хуже. Он все гадости ей говорил. Она тоже говорила «подлец» и «палач» на него.

— Может, потому что бил ее?

— Чтоб бил, не видела. Может, это раньше было. Мужики без битья не могут. А вот когда он прибежал домой, я картинку отодвинула и заглянула. Посмотри сама. Вот стол, а вот кровать. Она, жена его, лежала и спала. Вдруг он к ней подскочил и лег прямо одетый на нее. Я еще подумала: «Вот животное. Ему приспичило — он и прибежал, аж с праздника сбежал». И ни звука. Минут пять, наверное. Потом, слышу, уже бежит назад по коридору. Я в щель двери посмотрела. Может, кто другой? Нет, он. А теперь говорит, что не уходил с вечеринки, и все это подтверждают.

— А ты, ты что–нибудь говорила кому?

— Я? Да что ты! Я и говорить–то не знаю что. А кому? Начальник милиции или может, прокурор, не знаю кто, но с Поповым он за ручку здоровался, сочувствовал и на «ты» называл. Знакомые они. Ладно, она умерла. А я должна все забыть. Но никак не могу.

— Может, ты все–таки опьянела, или тебе приснилось?

— Да, выходит, приснилось. И я думать об этом не хочу. Вот поэтому тебе и рассказала. И теперь забуду.

— Ну да, вроде как мне отдала, — ехидно сказала Нюра и добавила: — Может, он какой диверсант или вредитель и хочет фабрику взорвать, а жена это знала, и он придушил ее? — перешла она на шепот.

— Подожди. Он же парторг. У него награды. Все в личном деле. И начальник его по имени, Анатолием звал. Нет. Тут что–то не так. А знаешь, он теперь один. Давай, приходи как–нибудь вечером и понаблюдаем за ним, — предложила Надя.

— Давай.

— Ну, скоро вы там? Чего шепчетесь? Мы уже одетые стоим. Жарко же, — крикнули им из коридора, и подруги вышли, заговорщицки переглядываясь.

— Только никому ни слова, — испуганно прошептала Надя.

* * *

Эрика проснулась от того, что ее будил братишка:

— Посмотри, что принес мне дед Мороз! Ну проснись же! Уже день. Твой подарок лежит на столе. Давай посмотрим его.