Радость - Александр Лоуэн

Частенько можно услышать, как один из родителей вопит на ребенка: «Ты сводишь меня с ума». Подобное заявление говорит о том, что родитель чувствует себя дошедшим, как говорится, до точки, что он не в состоянии больше вытерпеть то, чем занимается ребенок, и что стресс стал для него уже невыносимым. Однако на основании своей многолетней работы с пациентами могу ответственно заявить, что если в доме, в семье кого-то и сводят с ума, то только ребенка. Вместе с тем у меня нет сомнений, что в нашей сверхактивной культуре стресс, связанный с воспитанием ребенка, может оказаться всесокрушающим, особенно для тех родителей, кто и без того испытывает чрезмерный стресс из-за своих собственных эмоциональных и супружеских конфликтов. Но у кого их нет? И тем не менее, хотя стресс, особенно если он достаточно силен и воздействует непрерывно, и может довести человека до нервного срыва, напрямую подобное развитие событий почти никогда не угрожает родителям. Причина заключается в том, что у родителя всегда имеется та или иная возможность дать выход своему стрессу. Он может, в частности, вдоволь наорать на своего ребенка или даже избить его. У ребенка такая возможность отсутствует. Ему приходится противостоять унижению или злоупотреблению, хотя многие дети пытаются сбежать от них. Чтобы все-таки вытерпеть невыносимый, нестерпимый стресс, ребенок должен стать бесчувственным и диссоциироваться, то есть отъединиться от собственного тела. Физически дети укрываются в своих комнатах или других укромных местечках, а психически — в своем воображении. Такой уход ведет к расщеплению личности как единого целого и безусловно представляет собой шизофреническую реакцию.

Указанное расщепление может явиться сравнительно небольшой трещиной личности или же ее полным разломом — в зависимости от присущей данному ребенку внутренней прочности и от того, насколько серьезен и длителен воздействующий стресс. Оба эти фактора носят количественный характер и варьируются в каждом конкретном случае. Вопрос в том, сможет ли ребенок вынести давление и сохраниться как личность или же он сломается, развалившись на нестыкующиеся части. Ребенок постарше, скажем, в возрасте от трех до пяти лет, может обладать уже достаточно развитым и прочным эго, чтобы противиться стрессу и не сломаться. Сопротивление принимает у него форму ригидности или зажатости, что позволяет сохранить ощущение цельности и идентичности. Позднее указанная ригидность становится психологической составляющей того механизма выживания, который присущ данному человеку. Перспектива отказа от подобной ригидности рождает в нем сильный страх.

Для того чтобы сломить дух индивида, его разум или же его тело, издавна используется пытка — в той или иной ее форме. Она вовсе не обязательно должна быть связана с причинением чисто физического ущерба. Скажем, одним из наиболее эффективных способов пытки является лишение сна. Тем самым разум лишается возможности восстановиться после воздействия различных неприятных внешних раздражителей, требующего непрерывного расходования энергии. Раньше или позже такой человек «слетает с катушек», и его разум просто отключается от невыносимой реальности. У шизоидных индивидов, подвергаемых воздействию чрезмерного стресса и лишаемых при этом возможности заснуть, неизбежно произойдет нервный срыв. Решающим фактором оказывается в этом случае постоянное раздражение, которое человек не в состоянии уменьшить и от которого он не в силах уйти. Другим, притом классическим примером может послужить древний китайский метод пытки, когда человека сперва закапывают в землю так, что оттуда торчит одна лишь голова, а потом на эту голову — иногда еще и специально выбритую — начинают беспрестанно капать водой. В конечном итоге подобное раздражение становится слишком сильным, а поскольку уклониться от него невозможно, то оно делается невыносимым и нестерпимым. В этот момент злосчастная жертва начинает визжать в попытке хоть как-то разрядить чрезмерное возбуждение, а если и это не приносит облегчения, человек попросту теряет рассудок. Механизм самоконтроля выходит у него из строя, а разум теряет представление о реальной действительности.

Ребенок гораздо более взрослого человека уязвим перед лицом разного рода пыток, которые могут сломить если не его тело, то разум. У него нет возможности уйти, улизнуть, укрыться. Физическое унижение и злоупотребление представляет собой один из способов, позволяющих сломить ребенка, и все мы отлично знаем, что подобное явление широко распространено. Однако словесное либо эмоциональное воздействие такой же нацеленности даже еще более популярно. Многие дети подвергаются непрестанной критике, что в конце концов приводит к тому, что их дух оказывается сломленным. Все, что они делают, делается плохо, и ничто из сделанного ими не находит родительского одобрения и поддержки. Ребенок чувствует враждебность родителя — глубокую враждебность, которую он не в состоянии ни избежать, ни понять. Эстер может послужить хорошим примером такого рода пытки. Мне не довелось встретить когда-либо человека, который в общении вел бы себя лучше, чем она, был бы более вежлив и внимателен по отношению к другим. Но ее жизнь была самой настоящей катастрофой. Ничего из того, что она делала, не доставляло ей никакого удовлетворения. Она потерпела неудачу в своей профессиональной карьере, равно как и в двух браках. И эти жизненные фиаско никак не были связаны с отсутствием стараний с ее стороны. Она упорно стремилась делать хорошие или, по крайней мере, правильные вещи, но результата не было. Никакие действия Эстер не приносили ей любви, в которой она столь отчаянно нуждалась. Ребенком она всячески пыталась понравиться своей матери, завоевать ее любовь — но безрезультатно. Мать по отношению к ней была полна критицизма и с порога отвергала все, что бы она ни делала.

Эстер рассказала об инциденте, который был типичен для их взаимоотношений. Когда ей было восемь лет, мать поставила ее в угол и прочла целую лекцию по поводу ее плохого поведения. Это был далеко не первый случай, когда Эстер получала выволочку за какой-то совершенно невинный поступок, и девочка, не выдержав, нахмурила брови и бросила на мать недовольный взгляд. Это привело родительницу в бешенство, и она гневно воскликнула: «Нечего строить рожи, когда я с тобой разговариваю!» От подобного холодного недружелюбия со стороны матери девочка, и без того испытывавшая перед ней страх, буквально одеревенела. Такая способность закоченевать была присуща Эстер и в то время, когда я впервые увидел ее — зрелую женщину, которая находилась в депрессии из-за неспособности реализовать свои надежды и чаяния. Немилосердный гнев против матери был заперт внутри ее жесткой, несгибаемой телесной оболочки, скрываясь за сухой внешностью и будучи неведом ей самой. Однако, подавив в себе гнев, она вместе с ним отсекла и свою естественную агрессивность, оставив для себя единственную надежду — если она будет хорошей, это принесет ей любовь, в которой она столь отчаянно и безысходно нуждалась. Однако этого, увы, не произошло, потому что любовь, как мы знаем, нельзя заработать хорошим поведением. Зато из-за отсечения естественной агрессивности она потеряла и страсть.

Когда ее второе супружество близилось к краху, Эстер ощутила внутреннюю ярость. В одной из участившихся домашних стычек она набросилась на мужа в бешеной злости, после чего ее мучило чувство сильной вины. Непосредственным толчком к этой вспышке гнева против супруга была его неизменная пассивность, однако по своей сути этот всплеск ярости был всего лишь переносом на другого человека того гнева, который она ощущала против своего отца, явным образом обещавшего любить ее, но не защитившего против матери. В давнишнем, восходящем к детству конфликте между матерью и дочерью он принял материнскую сторону. Предательство со стороны отца едва не довело Эстер до бешенства, до форменного безумия, но при отсутствии поддержки извне ее ярость была обречена оказаться подавленной. Тело ее стало жестким, словно кусок дерева. По мере продвижения терапевтического процесса Эстер начинала мало-помалу распознавать свою проблему. Она описывала себя как «шизофреника под контролем». В конечном итоге то, что она говорила, означало примерно следующее: если бы она не держала свои чувства под контролем, то лишилась бы рассудка и обезумела от гнева до такой степени, что потеряла контроль над собой и убила кого-нибудь.

Некоторые люди действительно теряют самоконтроль и на самом деле убивают других людей или самих себя. Это может произойти в том случае, если эго данного индивида диссоциируется от его тела со всеми его чувствами, причем само по себе эго оказывается слишком слабым, чтобы сдержать подавленный и сжатый в пружину гнев. Дело обстоит так, словно этот человек шагал неизвестно куда и нес в руке или за пазухой гранату с выдернутой чекой, о наличии которой сам он не имел ни малейшего представления. Дав таким людям возможность осознать подавленную в себе смертоносную ярость, мы тем самым снижаем опасность ее внезапного самопроизвольного взрыва, который будет иметь в буквальном смысле убийственные последствия. Признание факта существования собственных чувств укрепляет эго и способствует сознательному контролю над разными импульсами и побуждениями. Человек должен ощутить свое чувство и сжиться, даже подружиться с ним. Когда я был маленьким мальчиком, ко мне подбежала большущая псина и я очень сильно испугался. Чтобы помочь мне преодолеть этот страх, мама купила набитую чем-то здоровенную игрушечную собаку, которую я всячески ласкал и голубил. Это немного помогло, но все равно я никогда не смог полностью избавиться от страха перед псами, пока не завел себе собственного четвероногого любимца. Помочь нашим пациентам обучиться тому, как можно безболезненно и безбоязненно жить в относительном мире с обуревающим их гневом, является одной из главных целей проводимой с ними терапии.