Орден госпитальеров - Владимир Захаров

Но помощи от своих братьев они так и не получили.

Глава 12

Последние годы пребывания духовно-рыцарских орденов на Святой Земле

В XIII веке в жизни народов Европы и Азии произошли важнейшие события и потрясения, которые на многие годы вперед определили дальнейшее развитие двух огромных континентов. В Европе создаются крупные феодальные монархии. Византийская империя в это же время переживает сильнейший разгром и разграбление от западных крестоносцев. А в Азии возникает огромная империя кочевников, под ударами которых разрушаются и заливаются кровью многие государства не только в самой Азии, но и в Восточной Европе.

Византийская империя таяла на глазах. И как свидетельствуют многие историки, после страшного разграбления Восточная империя уже не смогла восстановить свои материальные и военные ресурсы. В 1261 г. при содействии генуэзцев император Михаил VIII Палеолог отнял у латинян Константинополь, Латинская империя пала. Внешне восстановив Византийскую империю, Михаил VIII Палеолог стал вести хитрую политику, благодаря которой добился на какое-то время политического союза с Западом и разгромил внутренних врагов. Но положение восстановленной империи оставалось весьма неясным и затруднительным. И уже его сын Андроник III Палеолог вновь очутился перед лицом смертельной опасности, теперь уже с Востока.

На протяжении трех столетий, в XI–XIII вв., в Малую Азию волна за волной шли большие группы переселенцев их различных кочевых тюркских племен, среди которых было больше язычников, чем мусульман. Эти тюрки бежали из Центральной Азии, спасаясь от опустошительного монгольского нашествия. Освоившись на византийско-сельджукской границе, кочевники-варвары стали создавать маленькие, но очень воинственные княжества — эмираты, враждовавшие как между собой, так и с Византийской Империей. Самым удачливым среди тюркских эмиратов оказалось Османское государство, названное так по имени правившего там султана Османа. Сын Османа, Орхан (1326–1360), отвоевал себе Нико-мидию и большое число греческих городов в Малой Азии и сделал Бруссу своею столицей. Турки-османы быстро покорили почти все мусульманские княжества в Малой Азии. Император Андроник III Палеолог (1328–1341) хотел было остановить успехи османов, но в 1333 г. под стенами Никеи потерпел поражение, после чего Никея отошла от Империи к туркам. Преемник Орхана, Мурад I (1360–1389), переправившись в Европу, стал захватывать на Балканах один город за другим, отнял у греков Фракию и город Адрианополь[465].

К середине XIII в. в историю Переднего Востока вошла новая сила — монголы, с которыми отныне пришлось иметь дело как мусульманскому миру, так и государствам крестоносцев. Фактором всемирно-исторического значения монголы стали при Чингис-хане (умершем в 1227 г.), подчинившем себе ряд азиатских народов (поэтому он и принял титул Чингис-хан, что означает Повелитель повелителей). В Европе монголов нередко называли также таттарами, по монгольскому племени «татта», поставлявшему Повелителю не только храбрейших, но и наиболее диких и жестоких солдат[466].

Монгольские всадники, бывшие в средние века ужасом народов Азии и Европы, на своих маленьких, мохнатых лошадках побеждали один народ за другим, одну страну за другой. В период своей максимальной мощи Монгольская держава простиралась от Тихого океана до Средней Европы. Монголы приняли решающее участие и в истории крестоносных государств.

Чингис-хан, а позднее — его сыновья и внуки — развернули политику чудовищной экспансии, в результате которой в период между 1200 и 1368 гг. возникла монгольская мировая держава, охватившая большую часть Азии. Завоеватели достигли даже Восточной Европы, опустошив Польшу и Силезию. В сражении при Лигнице (в 1241 г.) монголы истребили соединенное польско-немецкое войско, в составе которого находились рыцари Тевтонского ордена[467].

Однако вскоре после смерти в 1241 г. хана Удэгея, в Монголии, как пишет Л.H. Гумилев, «создались две партии, крайне враждебные друг другу. Во главе первой стоял царевич, а с 1246 г. — хан Гуюк, вторую возглавил Батый и дети Тулуя (Толуя, Толи), старший из которых — Менгу (в другом произношении — Мункэ, Мунгкэ) был другом Батыя. Менгу поддерживали несториане, Гуюк искал союза с православными. У Монголии были два сильных врага: багдадский халиф[468] и папа… Встал вопрос: на кого идти? На папу, в союзе с русскими и греками, или на халифа, при поддержке армян и персидских шиитов? Батый обеспечил престол Менгу, тем самым, обратив силы Монголии на Багдад и освободив от угрозы Западную Европу»[469].

Как многие народы, тесно связанные с природой, монголы исповедовали религию обожествления природы с сильным налетом магии, однако им было известно также почитание Всевышнего Бога и неземных сил. Но они не были фанатиками, и их третий Великий хан Менгу (1251–1259) одинаково безразлично принимал участие в христианских, буддийских и магометанских празднествах. С христианством они познакомились через секту несториан, широко распространившихся через Персию по всей Азии и проникших таким образом и в великое монгольское содружество народов. Временами влияние несториан было весьма значительным и проникало в правящее семейство, определявшее все и вся.

В Западной Европе довольно рано осознали силу и значение татаро-монголов для развития событий в тогдашнем мире. Когда в середине XIII в. шел активный процесс монгольского завоевания, решались судьбы Востока, правители ряда христианских государств Восточного Средиземноморья, включая уцелевшие государства крестоносцев, действительно сделали ставку на монголов: с ними заключили соглашение Малоармянское (Киликийское) царство[470] и Антиохийское княжество[471].

Папы не раз пытались при посредстве миссионеров оказывать влияние на «завоевателей мира»[472]. Любопытно, что еще в годы правления хана Гуюка его представителем при римском престоле был армянин Саркис Абега[473]. Но и христианские государи надеялись путем заключения союза с монголами против ислама добиться облегчения положения Святой Земли, которую намеревались отвоевать. До Европы доходили какие-то неясные слухи о существовании по ту сторону Персии и Армении государства христиан, которым управлял некий Иоанн, царь и священник народа…

Их примеру решил последовать и Людовик IX. Вняв совету кипрского короля Ги де Лузиньяна (1218–1253), знавшего об этих союзах, Людовик IX тоже решил вступить в контакт с завоевателями-степняками. Он шел, впрочем, проторенной дорогой: ее западным первопроходцем был не кто иной, как папа Иннокентий IV, который еще раньше домогался союза с монголами. И папа, и король, начиная с 1245 г. несколько раз пытались через миссионеров из Орденов доминиканцев и миноритов установить контакты с повелителями монголов и выяснить что же в действительности представляет государство Иоанна.

Людовик IX, отправившись в Крестовый поход и завязывая сношения с монголами, возможно, действовал по согласованию с папой. 20 декабря 1248 г. в Никозии (Кипр) он принял монгольских послов. Король Ги де Лузиньян в присутствии членов своего совета долго расспрашивал невиданных пришельцев, не думая, должно быть, о том, что их миссия имела сугубо разведывательный характер, хотя они и расшаркивались перед государем Франции. Один из ближайших к королю церковных сановников — Одо де Шатору — порекомендовал ему, в свою очередь, ответить на письмо хана Елдегая. Совет был принят к исполнению: в конце января 1249 г. французское посольство в составе трех доминиканских монахов (во главе с Андре Лонжюмо), двух клириков и двух рыцарей выехало в ставку великого хана[474]. Кроме королевского послания с предложениями обратиться в христианство послы везли монголам дары: в их числе находилась «часовня» — большой шатер, на котором были искусно вышиты сцены жизни евангельского Иисуса Христа.

Однако, надежды Людовика IX обернулись чистейшей иллюзией. Когда Лонжюмо и его спутники, пересекши всю Центральную Азию, чуть ли не через год (так рассказывает об этом Жан де Жуанвиль) добрались до места назначения, стало очевидным, что дипломатия их мудрого короля строится на песке: монголы не только не собирались подвергаться обращению в христианство, но со своей стороны потребовали от Людовика IX… покорности. Об этих требованиях король узнал, уже намного позднее: он свиделся с Андре Лонжюмо лишь в 1251 г. А к тому времени Крестовый поход уже состоялся и успел закончиться полным провалом[475].

Второй раз, Людовик IX отправляет фламандского минорита Вильгельма фон Рубрука. Прибывший после полного приключений путешествия в 1254 г. ко двору Великого Хана и принятый Менгу (Мункэ)[476]. Там он узнал, что еще в 1253 г. в Монголии состоялся курултай, на котором было решено послать армию для покорения Арабского Востока. Он нашел монгольского владыку уже в готовности напасть на магометанские государства Западной Азии, не изъявившие готовности по своей воле признать себя его вассалами, и собирался уничтожить их. Его друзья уже были его вассалами, своих врагов Менгу намеревался истребить или превратить в своих вассалов.