Разведенные мосты - Иван Дроздов

— Вы это говорите в шутку или серьёзно? Что же тут гениального, если это — квадрат. Его бы и я нарисовал. И даже ребёнок из детского сада…

Директор обиделся и повёл туристов к другой картине.

И на этот раз могут сказать: вот они, русские. Дурачат людей всего света. И ведь не кто-нибудь, а директор музея, вроде бы интеллигентный человек.

А того и не возьмут в толк, что и Малевич, автор картины, и сам директор — не русские люди, и наоборот: всё русское им не нравится, они нашу культуру, наше искусство не воспринимают и из чувства ненависти ко всему русскому одни лепят чёрные квадраты, другие их расхваливают.

Наконец, вот сейчас власть в нашей стране захватили демократы, а они в подавляющем большинстве нерусские. И нерусские также олигархи, каким-то таинственным образом захватившие наши деньги. Тут мне могут возразить: это не так, это клевета. Но послушаем тогда Эдуарда Тополя, еврея по национальности. Я уже где-то его цитировал и вынужден снова к нему обращаться: «Впервые за 1000 лет со времени поселения евреев в России мы получили реальную власть в России».

И снова все шишки валятся на нас, русских. А великий изобретатель динамита Альфред Нобель, глубоко уважавший русских людей, словно бы о нашем времени сказал: «Демократия — это тирания подонков, оказавшихся у власти».

Нет, господа хорошие, давайте и эту проблему поставим на место. Древний философ заметил: «Истина конкретна», вот так и на этот раз: да, русские виноваты, но только в том, что мы, русские, власть в очередной раз в своей истории поставили над собой нерусскую. Ещё одну шишку набили, — на этот раз шишка очень большая и очень болезненная. Долго нам придётся её залечивать, зато и помнить наш этот урок будут не только дети и внуки русских людей, но и поколения народов всего мира.

На собраниях членов нашей академии нет-нет, да кто-нибудь со вздохом отчаяния выскажет слова, полные смертельной тревоги: да неужто и в самом деле погибнет она, наша матерь родная — Россиюшка?..

И на это тотчас же раздадутся возражения: как можно представить такую катастрофу? Да она ведь не нашей только будет, а вселенской, тогда уж не жить и всему человечеству. Россия-то ведь поднялась на самый высокий уровень культурного и технического прогресса… Она единственная огромная империя, под боком у которой пригрелась добрая сотня малых и не очень малых народностей; для них Россия как мать родная, как солнышко своё, земное. А провались она куда-то в бездну, рассыпься-ка русский народ, подобно евреям, по всему свету, а им-то тогда куда деваться?.. В Америку?.. Да она-то, Америка, валится в бездну быстрее, чем мы. Тогда, может, в Израиль? А и он со своей библейской ненавистью ко всем другим народам жарится, как на раскалённой сковороде. Но, может, Африка со своим безбрежным пространством станет колыбелью возрождающегося человечества?.. Ну, нет уж, об Африке и думать нечего. Недаром же господь африканцам дал и внешность, и самый цвет, отличный от всех других народов, — там пришельцев в объятия не примут. Остаются Германия, Франция, Англия и прочие Нидерланды… А их уже нет давно на свете. В Лондоне, как и в Нью-Йорке, по улицам разгуливают негры. Германия тоже стремительно меняет цвет кожи, там в одном Берлине живут десятки тысяч турок, от Франции осталось одно название. У мира нет другой надежды, кроме как на Россию. Сейчас на русских все силы зла навалились, но зато же и все силы добра, накопленные в мире, со слезами надежды обратили к ней взоры. Бог-то умышленно попустил на нас такие сонмища врагов, он, как щенка, схватил за холку русский народ, трясёт его, говорит: очнись, родимый, недаром же я тебя возлюбил и назвал православным. Недаром сыном своим назвал Христа-спасителя, и церковь — тело Христово — дал тебе святую и благолепную. Ты теперь устал от беспрерывных войн и земных забот, но ты же на планете Земля один у меня благоверный и сохраняющий благорасположение к добру и красоте остался. Вставай, вставай, мой сыне, бери свою палицу, иди на бой святой и правый. И, как встарь, как во все времена, я дам тебе силы, помогу одолеть злобную рать, которая вознамерилась погубить тебя.

И люди русские поднимаются, в глазах у них — у всех до единого, включая и детей малых, — уж засветился огонь недалёкой Победы.

А заводы и пашни, и дома наши, что разрушили изверги, мы возродим заново. Гитлеровцы тоже ведь много порушили, а народ русский и другие наши братские народы поднатужились и за пять лет восстановили своё хозяйство. Так будет и впредь. Но вот славу свою чёрную наши недруги не избудут, не погасят никогда. Это верно, что русский народ незлобив, но даже и при большом желании он не в силах будет забыть боль и страдания, нанесённые живым, и стенания тех, кому не дали родиться.

Всё это — о делах наших общих, о делах государственных да народных, но есть и жизнь моя личная. Есть книги, над которыми я работаю, есть академия, забирающая много сил и внимания, есть планы и мечты…

Многое берёт на себя Люша. Она печатает книги, рассылает их по всей стране и за границу, ведёт беспрерывные телефонные разговоры с читателями, с членами академии; готовит еду, моет, стирает… Как ещё тянет свой воз? Как управляется?

В то время я писал роман о судьбе Москвы, о её уже наступившей гибели. И назвал я свой роман «Похищение столицы». А эпиграфом к роману избрал стихи Дениса Давыдова:

И весь размежёван светБез войны и драки!И России больше нет,И в Москве поляки!

И тут же другой эпиграф:

Очертания айсберга скрывала ночь, и мы увидели его в тот момент, когда ни отвернуть в сторону, ни сбавить ход мы уже не могли.

Из воспоминаний австралийского морехода

В 2001 году роман напечатали. Слава Богу! Напечатали. И опять в самой почётной и престижной серии «Русский роман». Как трудно было печатать книги в прежнее советское время! Железнозубая цензура выскабливала каждую мысль, если она хоть с какого-нибудь боку казалась крамольной. Глазастые рецензенты, а затем редактора обсасывали страницы со всех сторон. А если кто-нибудь из них дал «слабину», тут уж его свистали наверх, то бишь к церберу, который мог и сделать выговор, и лишить премии, а то и уволить с работы, то есть к главному редактору, каковым и мне пришлось быть несколько лет.

Теперь — всё проще, демократы всё позволили. Они, конечно, сделали это для своих, для тех, кого раньше называли диссидентами и кто яростно вычищает из русской литературы язык Пушкина и заменяет его языком извозчиков, а министр культуры, вернее бескультурья, похожий на орангутанга, Швыдкой с телеэкрана кричит: русская литература не может быть без мата… Они, конечно, эти швыдкие, захватившие власть, раскрыли широкую дверь для себя, для своих, но и мне каким-то чудом удалось протиснуться в эту дверь и печатать свои труды. Вот, кажется, уж и восьмую книгу, написанную в Питере, Люша напечатала, а я уж готовлю очередную книгу.