Мера Любви - Франц Энгел

— Я люблю Гийома де Бельвара, мессир, — повторил Джованни.

— «Мессир», — с укором повторил Ричард. — Неужели моя любовь только отдаляет нас друг от друга? Что такого в вашем графе? Честно, что? Сколько вы с ним уже вместе?

— Я полюбил его на Рождество 1187 года, — ответил Джованни.

— О, как давно! — воскликнул Ричард.

— И моя любовь неизменна. Сожалею, ничем не могу вам помочь. Убейте меня, я не способен ответить вам взаимностью, — сказал Джованни уже тверже и поднялся со своей скамьи.

— Жан, я король Англии, — попытался задержать Джованни Ричард.

Джованни сделал уже несколько шагов прочь, когда Ричард догнал его, не осмелившись преградить ему дорогу, но все же попытавшись схватить за руку, и пробормотал в отчаянии:

— Я превосходный любовник.

Джованни отнял свою руку и обернулся к Ричарду почти в негодовании:

— Да, вы король Англии, вы пишете красивые песни, вы играете на роте, вы прекрасный любовник, поверю вам на слово, и, скорее всего, вы обладаете еще множеством достоинств, но я люблю Гийома де Бельвара, — Джованни быстрыми шагами покинул дворик, оставив Ричарда сокрушаться о его непреклонности.

ГЛАВА LIII

О любовном четырехугольнике

Едва де Бельвар вернулся в аббатство, не успел он еще сойти с коня, как к нему подбежал паж Ричарда.

— Мессир граф, вас желает видеть мессир король, — объявил он.

Де Бельвар кивнул и направился к странноприимному дому, только не сразу в комнаты Ричарда, а первым делом поцеловать своего дорогого Жана и рассказать ему, как идут дела, ибо для графа Джованни значил куда больше, не то что благосклонности короля Англии, но и собственной жизни, и весь остального подлунного мира. К своему немалому удивлению, де Бельвар нашел дверь их с Джованни покоев запертой и сначала грешным делом напугался, что Ричард там, внутри, но тут же вспомнил о просьбе, переданной пажом. Однако к чему тогда задвинут засов? Все-таки в его отсутствие успело произойти нечто неприятное. Граф принялся стучать изо всех сил и звать Джованни. Дверь тут же отворилась. Джованни бросился де Бельвару на шею:

— Гийом, милый, наконец-то!

Граф взял его на руки и, пройдя в комнату, устроился в изножье кровати, посадив Джованни к себе на колени.

— Гийом, это ужасно! Ричард признался мне в любви, а потом, потом он посмел предложить мне бежать с ним, — без всяких околичностей сказал Джованни и передал де Бельвару все как было, чуть ли не слово в слово.

— Так значит… — мрачно протянул граф.

Джованни прекрасно знал, что предвещало такое выражение лица, какое сделалось у де Бельвара, и покрепче обнял его.

— Гийом, не гневайтесь, — попросил он, заглядывая графу в глаза.

— Пойду поговорю с нашим побратимом Ричардом, — произнес де Бельвар, даже не пытаясь скрыть угрозы, звенящей в его голосе, точно слишком сильно натянутая тетива. — Оставайтесь тут.

Граф ссадил Джованни с колен, поднялся и собирался выйти из комнаты, когда Джованни встал в дверях у него на пути:

— Гийом, будьте осторожны! Он король Англии.

— Знаю, — кивнул де Бельвар и поцеловал Джованни в макушку. — Я скоро вернусь.

В коридоре граф поставил на стражу троих своих оруженосцев.

— Если я не приду обратно в самом скором времени, забирайте мессира епископа и срочно отплывайте на моих кораблях в Ломбардию, меня не ждать! — приказал он. — Ясно?

— Ясно, — хором ответили оруженосцы, хотя им ровным счетом ничего ясно не было.

Тем временем король Ричард поджидал де Бельвара в большом нетерпении, его паж давно отчитался о том, как справился с возложенным на него поручением, а граф все не шел. Ричард мерил шагами комнату, не способный и мгновенья усидеть на месте. Он догадался, что де Бельвар отправился сперва к себе, и значит, ему все уже известно, у них с Жаном нет друг от друга секретов, нет, конечно, поэтому не будет никакого смысла врать и изворачиваться. Король ломал руки в досаде, словно от горя. Ну отчего все так сложно? Наконец граф явился, и Ричард сделал несколько шагов ему навстречу, радушно приглашая присесть. Де Бельвар отказался, оставаясь стоять поодаль, у него не было ни малейшего желания разыгрывать любезность.

— Простите мне мою глупую выходку, Гийом, — попросил Ричард своим самым сердечным, располагающим голосом. — Пожалуйста, не придавайте ей серьезного значения, она того не стоит. Я просто хотел проверить, насколько ваш Жан верен вам, дурацкая затея, признаю… — Ричард осекся, видя, что де Бельвар ему не верит.

— Хорошо, вы правы, правы. Я лжец и притворщик, — согласился Ричард с молчаливым укором графа. — Я такой, нет мне прощения. Вы меня сильно ненавидите?

— Я пришел попрощаться, — сказал де Бельвар. — Я и мои люди сегодня же отплываем из Марселя.

— О Боже, вы серьезно? — воскликнул Ричард. — Нет, этого не может быть, это не должно так закончиться! Пожалуйста, Гийом, останьтесь! Я совершил ужасную ошибку, я недооценил вашу взаимную верность, вашу привязанность. Уверяю вас, дорогой Гийом, я был посрамлен, безусловно отвергнут, Жан повторял мне одно и то же, как сильно любит вас, вас одного, он мне заявил прямо, что я могу его убить, но не могу заставить изменить вам. Видите, я не способен повредить вашему союзу, даже если бы и захотел, но я этого не желаю. Я никогда не преследовал такой низкой цели — мешать вашему счастью. Скажу вам тысячу раз и не устану повторять, у меня не было намерения причинить вам зло, я просто не сумел сразу понять силу ваших чувств и ошибся, жестоко ошибся, оскорбив при этом и Жана, и вас. А сейчас все в прошлом, я искренне раскаиваюсь, поэтому вам нечего меня опасаться. Но знайте, дорогой Гийом, именно благодаря такому моему мерзкому поступку, да, да, поверьте, я нахожу свое поведение мерзостным, — убежденно заявил Ричард, — я увидел собственными глазами, наяву, а не в мечтах, что между двумя людьми бывают столь превосходные отношения, которые возможны лишь при подлинном духовном совершенстве обоих. Я вами восхищаюсь, Гийом, вами и Жаном. И мне остается только взывать к вашему великодушию, не держите на меня зла. То, что Жан меня не любит и никогда не полюбит, это моя жестокая Фортуна, я ей подчиняюсь, не найти взаимности — несчастная случайность, не более, истинное же страдание — самому не любить никого в целом свете. О, Гийом, если б вы только поверили, как я благодарен вам за лучший в моей жизни пример высочайшей и единственной любви, коему я стану следовать отныне и навсегда. Я жажду полюбить столь же сильно и служить своей любви с таким же постоянством. Не оставляйте меня сейчас, я не смогу изменить свою жизнь, не смогу пойти по вашему пути, я заблужусь, если вы не укажите мне дорогу. Хотите, я перед вами на колени встану?

Ричард не смог убедить де Бельвара, граф оттолкнул его, стремясь поскорее уйти, закончить раз и навсегда этот неприятный разговор. Пусть король сам верил в то, что говорил, де Бельвар знал настоящую цену его уверений — Ричарду Плантагенету нравилось влюбляться, он увлекался пылко и страстно, но остывал столь же быстро, как и распалялся, высокопарными словами он был способен обмануть только себя самого.

Король не дал де Бельвару уйти, в самом деле опустившись перед ним на колени.

— Простите, — виновато склонил голову Ричард. — И молю вас, не уезжайте.

— Перестаньте, — хрипло проговорил граф.

Этим своим унижением король взял верх, поставив де Бельвара в безвыходное положение. Откажись граф поступить так, как просил, много хуже того, умолял его Ричард, и они в одночасье становились врагами, а наживать себе столь могущественного и злопамятного противника, как король Англии, графу представлялось слишком опасно, тем более что он был не один, гнев Ричарда, обрушившийся на голову Джованни, — самое жестокое отмщение, какое только мог измыслить и осуществить король. Граф, как говорят в простонародье, держал волка за уши.

— Вы даруете мне свое прощение? — настаивал Ричард, отказываясь подняться.

— Да, я прощаю вас, и забудем об этом, — ответил де Бельвар.

— Благодарю, — поклонился король и встал наконец с пола. — Благодарю вас, и передайте мои извинения Жану. Мир?

— Мир, — согласился граф с тяжелым сердцем.

Король крепко обнял его, и де Бельвару пришлось обнять Ричарда в ответ.

Королевский корабль поднял якоря ранним утром седьмого дня августовских ид. Ричард взошел на борт в дурном расположении духа, ибо потерял всякую надежду вновь обрести пропавший английский флот. Де Бельвар был не менее печален: король лишил их с Джованни свободы, заставив сопровождать себя, и неизвестно, какими еще происками собирался притворщик Ричард омрачить это обещающее оказаться весьма неприятным путешествие. Джованни боялся. Прежде всего, за благополучие своего любимого Гийома, невольно сделавшегося соперником короля Англии, вопреки, а скорее именно благодаря многочисленным уверениям Ричарда, будто он ни за что на свете не станет злоупотреблять своей королевской властью в сердечных делах. И Джованни не мог не винить себя за то, что как-то умудрился привлечь внимание легкомысленного Ричарда. Он перестал наряжаться, срезал локоны, вновь сделавшись похожим на скромного студента-клирика, старался поменьше попадаться королю на глаза, не поддерживал с ним никаких разговоров, даже ходил опустив голову, чтобы ненароком не встретиться с Ричардом взглядом. Наконец, Шарль де Ламэр считал себя уже почти получившим от короля отставку, и ему, конечно же, это нисколько не было приятно.