Кое-что по секрету - Люси Даймонд

– Дело в том, – продолжала Молли, пока мягкие пучки волос падали на пол вокруг нее, – что на следующей неделе со мной все будет в порядке, я это знаю. Настолько в порядке, насколько это возможно. Я справилась с горем, примирилась с тем, что сын ушел. Но одну неделю в году меня всегда накрывает. Я чувствую себя уязвимой. – Молли печально вздохнула. – Простите меня, дорогая. Вы же не хотите слушать мое нытье, правда? Держу пари, вы уже пожалели, что спросили!

– Все в порядке, не нужно извиняться, – ответила Элисон. Неожиданно у нее в горле встал ком. Она сочувствовала клиентке, вспоминая, как страдала после смерти мужа. Инстинкт подсказывал ей, что следует найти более приятную тему для разговора. Но в голове Элисон до сих пор слышала голос дочери, упрекающей ее в трусости. И она вдруг выпалила:

– Я знаю, о чем вы говорите. – Элисон сглотнула, чувствуя, как румянец заливает ей щеки, пока слова срывались с языка. – Я тоже всегда сама не своя в начале марта. В это время умер мой муж. После его смерти прошло намного больше времени, чем после смерти вашего сына, но каждый год все повторяется. Я переворачиваю страницу в календаре, и меня снова накрывает боль потери.

– Тяжело терять близких, – согласилась Молли. – Хотя мы знаем, что ничто не длится вечно, легче от этого не становится. – Она замолчала, поскольку Элисон встала перед ней, чтобы еще раз проверить длину прядей. – Ваш муж долго болел или умер внезапно? Правда, это ничего не меняет.

– Он… – Элисон почувствовала, что замыкается в себе, как это бывало всегда, стоило заговорить о Риче. Все эти годы она практически не говорила о нем и уж тем более никому не признавалась, что случилось на самом деле. Ни один человек в Йоркшире не знал, что Рич покончил с собой, настолько Элисон боялась, как бы Робин не узнала правду. – Ну… – Она продолжила стричь. – Это было внезапно. Совершенно внезапно. Он…

Элисон замолчала, и Молли протянула руку и успокаивающе похлопала ее по плечу.

– Все в порядке, – сказала она. – Вы не обязаны мне говорить, если не хотите. Забудьте, что я спросила.

В обычной ситуации Элисон, разумеется, с благодарностью ухватилась бы за такую возможность. Она бы, помолчав, промямлила что-то вроде: «Я не люблю говорить об этом». Люди не настаивали на обсуждении и тактично меняли тему. Но в этот раз по какой-то причине – из-за доброты Молли или из-за обвинений Робин, которые никак не выбросить из головы, – Элисон почувствовала, как будто отворились запертые двери.

– Если честно, это было самоубийство, – услышала она свой собственный голос. – Совершенно неожиданно. Я так и не смогла прийти в себя.

– Ох, Элисон! – Молли прижала руку к губам. – Простите меня. Наверно, это было ужасно.

– Да, так и есть. Я нашла его утром и… – Элисон замолчала, запоздало вспомнив, что Молли ее телефон дала Тина, а она еще та сплетница. Они были подругами. И если Тина узнает о несчастье Элисон, это мгновенно разлетится по всему городу. – Пожалуйста, не говорите никому, – со страхом взмолилась она. – Даже дочь не знает, как именно умер ее отец. Мне бы не хотелось, чтобы об этом болтали.

– Господи, конечно же, я никому не скажу, – сказала Молли. – Я обещаю, вы можете мне доверять.

– Здесь никто ничего не знает. Я никогда раньше об этом не говорила. Не знаю, почему я вдруг начала изливать перед вами душу, хотя мы с вами только познакомились. – Руки Элисон, державшие ножницы, задрожали, и ей пришлось сделать глубокий вдох и отпить немного кофе, чтобы взять себя в руки. – Простите, – смущенно извинилась она. Что эта женщина о ней подумает?

– Все нормально, – снова заверила ее Молли. – Такое иногда не сразу выбирается на поверхность. Я не плакала две недели после смерти Скотта. Я одеревенела. Потом женщина-курьер принесла цветы, и меня как прорвало. Бедняжка, она была в ужасе от того, что какая-то сумасшедшая разрыдалась перед ней. Мне от этого стало гораздо легче, но сомневаюсь, что могу сказать то же самое о ней.

– Можете немного нагнуть голову вперед? – попросила Элисон. – Возможно, мне еще тогда следовало с этим разобраться, но… Но я пыталась наладить нашу жизнь и защитить дочь, и просто продолжать жить казалось мне лучшим способом справиться с ситуацией.

– Главное – жить дальше, – согласилась Молли. – Но это хорошо, если вы сейчас смогли рассказать о том, что случилось, пусть даже всего лишь мне. Я могу дать вам телефон психотерапевта, к которому хожу сама, если хотите. Я поняла, что это действительно помогает. Просто выговориться перед человеком, который сидит и слушает, не судит меня и не говорит, чтобы я взяла себя в руки. Честно сказать, это было огромным облегчением.

В прошлом Элисон с большим сомнением относилась к сеансам психотерапии. Она была из того поколения, которое предпочитало бороться с трудностями и продолжать жить вместо того, чтобы давать волю эмоциям. Элисон готова была сказать: «Нет, спасибо, все будет нормально, помощь не нужна». Но в порядке ли она? Возможно, ей станет лучше, если она расскажет о трагедии в тихом кабинете психотерапевта. Наконец произнести это вслух, выложить все детали, которые столько лет давили на нее, словно тяжелое, мокрое одеяло. Еще лучше, если кто-то скажет ей в ответ: «В этом не было вашей вины». Ведь именно это ей хотелось услышать.

– Спасибо, – сказала Элисон, помолчав. «Возможно, это Вселенная говорит мне, что старые способы справляться с ситуацией больше не работают», – подумала она. Это был знак, что ей пора перестать быть такой трусихой. Ведь в этом ее обвинила Робин? Возможно, эта новая мудрая клиентка предлагала средство победить старых демонов и снова навести порядок в жизни. – Мне это нужно, – услышала она свой собственный голос, выстригая аккуратную линию на белой шее Молли. – Я попробую.

Глава двадцать пятая

– Тук, тук, тук, к тебе гости, – сказала Пола, отодвигая занавеску и проскальзывая к кровати Банни. – Как ты себя чувствуешь?

– Мы принесли тебе журналы и шоколад, – добавила Робин, входя следом за Полой и аккуратно ставя пакет у подножия кровати. Она постаралась не морщиться при виде разбитого лица невестки, но вид у бедняги был ужасный.

– Привет, – тихо прохрипела Банни. Ее голова была перевязана, на одной щеке красовался хирургический пластырь, глаза заплыли и покраснели, на подбородке ссадина. Обычно Банни выглядела роскошно: с тщательно уложенными белокурыми волосами и красивым макияжем. Теперь на ее ресницах были остатки туши, волосы спутались. Она напоминала сломанную куклу, неподвижно