Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев

Директор института встретил его радушно. Предложил не только чашку кофе, но и рюмку коньяка. Впрочем, о том, что происходило в дальнейшем, пусть расскажет сам Громыко-младший:

Яковлев производил впечатление человека, прочно стоящего на земле, готового внимательно слушать собеседника. Это не был интеллигентный Иноземцев, это был прошедший огонь, воду и медные трубы бывший партийный аппаратчик, за время работы послом навсегда расставшийся с чванливостью и надменной манерой вести беседу с подчиненными. Он был небольшого роста и чем-то внешне напоминал, во всяком случае мне тогда так показалось, того батьку Махно, которого показывали нам в советском кино. Только батька воспевал анархию, а Яковлев долгие годы прославлял советскую власть и социализм. […]

— Александр Николаевич, я пришел как по академическим делам, так и обсудить один весьма щепетильный вопрос, от решения которого зависит очень многое в дальнейшем развитии нашего общества. Мы живем словно в дурном сне, чистого неба над головой нет, грустные события следуют одно за другим. Меня это пугает.

Яковлев напрягся, откинулся на спинку кресла, его круглое лицо, однако, сохраняло спокойствие. Я обратил внимание на его сидевшие глубоко в глазницах, как пулеметы в амбразурах, темные глаза, над ними нависали густые брови. «Почти как у Брежнева», — подумал я. Постреливая своим цепким взглядом, он смотрел на меня, ожидая, что я скажу дальше, а я ждал его реакции.

Я вспомнил, как в конце 70-х, в этом же рабочем кабинете, после Пленума ЦК КПСС, сказал Иноземцеву, что доклад Суслова в теоретическом плане находится на уровне политшколы. Николай Николаевич, человек вовсе не робкого десятка, стал вдруг молча показывать мне на телефоны, потолок и стены, всем своим видом демонстрируя недовольство моим легкомыслием.

Затянувшееся молчание нарушила секретарша, входившая в кабинет с угощением. Я понял, что Яковлев, как и Иноземцев, не будет откровенно беседовать в кабинете, напичканном средствами электронной связи. Как говорится, «береженого Бог бережет».

— Анатолий Андреевич, — заметил он, — судьба нашей страны волнует всех. Когда я служил во время войны в морской пехоте, у нас не было растерянности, все понимали — решается судьба страны. Я, знаете ли, привык к опасностям. А когда меня ранило, на излечении в тылу о многом передумал. Была тогда очень сильная вера в партию коммунистов. С тех пор много воды утекло.

Мы обсудили дела институтские, наметили области дальнейшего научного сотрудничества. Наша встреча шла к концу, похоже было, что откровенной беседы так и не получится.

— Не могли бы вы подбросить меня до центра, моя машина, к сожалению, занята, — сказал он.

— Не только до центра, но и по любому адресу, — ответил я.

Когда мы вышли на улицу, предложил Яковлеву пройтись, он охотно согласился. По запорошенной снегом дорожке мы ушли вправо от главного входа ИМЭМО, миновали стоянку автомобилей и подошли к соседнему дому-хрущевке. Я посмотрел на его адресную табличку, на ней было написано: «Профсоюзная, 25».

— Александр Николаевич, — сказал я, — не буду ходить вокруг да около. Скажу сразу — надо сделать все, чтобы закончилась полоса неурядиц на самом верху. Стране нужен сильный руководитель. Состояние Черненко плохое, надеяться на его выздоровление не приходится. Сейчас идет активная работа по приходу к власти нового человека.

— Подождите, подождите, — сказал Яковлев. — Вы на эту тему с Андрей Андреевичем разговаривали?

— Нет, — ответил я. — Считаете, надо?

Наступил момент, когда Яковлеву отмалчиваться было нельзя, и он быстро среагировал.

— Надо! Надо сделать все, чтобы страна вышла из маразма, в котором она очутилась. Необходимы активные действия. Не буду скрывать, я считаю Горбачева тем человеком, который лучше других понимает все трудности и наиболее подходит для работы на должности генерального секретаря. Вы, я вижу, тоже так считаете.

— Да, однозначно.

— Сейчас запутанная ситуация, — заметил Яковлев. — Нужна осторожность. Поговорите с отцом, он человек мудрый, спросите, нужна ли здесь моя помощь?

— Договоримся так, — сказал я, — я поговорю с отцом, а вы — с Горбачевым, и при следующей встрече обменяемся мнениями. Чем конкретнее они будут, тем лучше. Надо уяснить перспективу.

— Анатолий Андреевич, перспектива одна — кого на Политбюро Громыко выдвинет, тот и будет следующим генсеком. Какие у вашего отца планы?

Я принял решение ни в коем случае не связывать нашу беседу с «планами отца», так как в борьбе за власть были возможны неожиданные повороты.

— Александр Николаевич, я встречаюсь с вами без подсказок. Мое мнение — Горбачев хорошо знает проблемы страны, Громыко разбирается в международных делах. 28 лет работы министром, к тому же ему идет 76-й год, отец мог бы поработать на посту, не требующем такой мобильности.

— Об уходе Громыко не может быть и речи, его авторитет огромен. Он мог бы пойти на пост главы государства.

Когда Яковлев закончил высказывать свои соображения, я заметил:

— Давайте договоримся о следующем. О нашем разговоре я расскажу отцу. Не знаю, какой будет его реакция. Вы переговорите с Горбачевым. Затем снова встретимся.

Яковлев согласился.

Я подвез Яковлева до центра, когда мы расставались, вспомнил слова отца: «К Горбачеву не ходи». Почему он так сказал? В целях конспирации, или у него были другие причины? Только сам Андрей Громыко мог ответить на эти вопросы. Только он мог принять в полном смысле слова историческое решение. В этот же день вечером я приехал в Заречье.

После ужина мы с отцом вышли на улицу. За нами последовали тени охранников. И хотя на них никогда не было ни погон, ни кокард, я знал, что все они — офицеры КГБ из девятого управления, отвечавшие за безопасность.

— Что нового? — спросил отец. Прежде чем начать разговор, я подумал: «Стоит ли игра свеч?» В душу вдруг закралось сомнение. Неужели даже в преддверии кончины Черненко вопрос о его замене никем в официальном порядке не обсуждается? Я наконец решился:

— Отец, у меня была встреча с директором ИМЭМО Яковлевым. Мы оба пришли к мнению, что в стране сложилась критическая ситуация. Во всю силу встает вопрос, кто придет на смену Черненко. Яковлев высказался за Горбачева, я, отец, тоже… за Горбачева.

— У Яковлева с Горбачевым хорошие отношения?

— Да, хорошие.

— Ты уверен?

— Уверен.

— Основания?

— Вся Академия об этом говорит. Яковлев сам вызвался переговорить с Михаилом Сергеевичем.

— О чем?

— Он готов, если в этом есть необходимость, играть роль контакта между