Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю - Томас Эсбридж

Саладин выступил из Египта во главе армии из 20 тысяч всадников и организовал передовой командный пункт в пограничном селении Аль-Ариш. Оставив обоз, он двинулся на север — в Палестину — и примерно 22 ноября достиг Аскалона. Там его встретил встревоженный Бодуэн IV. Основные силы франков находились на севере с Филиппом Фландрским и Раймундом III, и королю удалось в спешке собрать лишь небольшие силы. Как записал один христианский хронист, «все потеряли надежду на выздоровление больного короля, и так полумертвого, но он все равно собрал в кулак всю свою волю и выехал навстречу Саладину». С королем были Рено де Шатийон, его сенешаль, Жослен де Куртене, 600 конных рыцарей и несколько тысяч пехотинцев, ну и епископ Вифлеемский. Эта армия попыталась остановить наступление мусульман, но оказалась в меньшинстве и вскоре отступила под защиту стен Аскалона, предоставив Саладину двигаться внутрь страны по направлению к Иудее.[185]

Битва при Монжизаре

Султан допустил ошибку в расчетах. Вероятно уверившись, что франки и далее будут прятаться в Аскалоне, он позволил своим силам рассредоточиться и заняться грабежами франкских поселений, не имея эффективной сети лазутчиков, чтобы отслеживать передвижения Бодуэна. Однако юный король, которого подбадривал Рено де Шатийон, не собирался сидеть и ждать, пока его королевство разграбят. Соединившись в Газе с восьмьюдесятью тамплиерами, которые находились там со своим Великим магистром Одо де Сент-Аманом, Бодуэн принял безрассудно смелое решение выступить против Саладина. Как пишет Вильгельм Тирский, «король чувствовал, что мудрее схватиться с противником, пусть даже шансы на победу невелики, чем допустить, чтобы его людей грабили, жгли и убивали». Риск был чрезвычайно велик.

Вечером 25 ноября султан находился восточнее Ибелина, а большая часть его армии рассыпалась по прибрежной равнине, когда неожиданно появились латиняне. Оставшиеся с Саладином войска в это время переходили вброд небольшую реку возле горы Монжизар. Когда Рено де Шатийон обрушил на него мощный удар тяжелой кавалерии, Саладин не сумел организовать эффективную оборону, и его численно превосходящие силы вскоре стали отступать. Мусульманский современник признал, что разгром был полным. «Один из франков преследовал Саладина и подобрался совсем близко, но его убили. Франков вокруг султана становилось все больше, и он обратился в бегство».

Султану удалось покинуть поле боя, но сражение продолжилось. Опасаясь за свою жизнь, мусульманские солдаты бросали оружие и снаряжение и бежали налегке. Латиняне бросились в погоню и упорно преследовали противника до наступления темноты. Только ночь дала мусульманам передышку. Обе стороны понесли серьезные потери. Даже одержавшие триумфальную победу христиане потеряли 1100 человек убитыми, и еще 750 раненых были позже доставлены в госпиталь Святого Иоанна в Иерусалиме. Но если точное число убитых и раненых мусульман остается неизвестным, психологический ущерб оказался крайне тяжелым. Саладин был глубоко унижен. Его близкий друг и советник Иса попал в плен к франкам и провел несколько лет в заключении, после чего его выкупили за 60 тысяч золотых динаров. Султан был вынужден поспешно убраться в Египет, причем его страдания усилились из-за десяти дней необычайно сильного холодного дождя и чрезвычайно неприятного открытия: бедуины разграбили его лагерь в Аль-Арише. Испытывая нехватку продовольствия и воды, Саладин едва не погиб в Синае и вышел оттуда лишь в начале декабря, потрясенный, исхудавший и грязный.

От неудобной правды деваться было некуда: его собственная неосторожность и небрежность привела к поражению армии, и в результате он лишился репутации надежного военного лидера. Публично Саладин делал все, что мог, чтобы исправить картину. В письмах он утверждал, что латиняне потеряли намного больше людей. Что же касается отнюдь не быстрого возвращения армии в Каир, султан объяснял: «солдаты несли слабых и беспомощных и двигались медленно, чтобы отставшие в пути могли догнать своих товарищей». Он потратил много времени и денег на восстановление армии. Но в душе понимал, что Монжизар оставил заметные шрамы. Имад аль-Дин признавал, что «это была ужасная катастрофа», и даже десятилетием позже болезненная память о страшной трагедии все еще была жива, и султан признавал, что это было ошеломляющее поражение.[186]

Бремя крови

Мысль о немедленном отмщении пришлось отложить, поскольку надо было справиться с более насущной проблемой — ликвидировать последствия неумелости и глупости Туран-Шаха. В апреле 1178 года Саладин прибыл в Дамаск, освободил брата от управления городом, но столкнулся с неожиданной трудностью. В качестве компенсации за лишение хлебной должности Туран-Шах потребовал губернаторство в Баальбеке — богатом древнем римском городе Ливана, расположенном на плодородной равнине Бекаа. Проблема заключалась в том, что султан уже пожаловал эти земли Ибн аль-Мукаддаму в знак благодарности за помощь в организации сдачи Дамаска в 1174 году. Понятно, что эмир вовсе не горел желанием лишиться такого приза. Урегулирование этого дела затянулось на несколько месяцев. Оно подчеркнуло проблему, которая занимала Саладина на протяжении всей его карьеры. Чтобы построить свою «империю», султан обычно полагался на членов своей семьи, а не на помощников, которых можно было выбрать за заслуги. Но такое доверие кровным узам иногда оказывалось необоснованным. Некомпетентные, ненадежные и даже потенциально опасные личности, вроде Туран-Шаха, были нешуточной обузой, которая могла серьезно повредить великой мечте Саладина о господстве Айюбидов. И все же султан никак не желал идти против уз крови. Стараясь решить дилемму Баальбека, султан также продемонстрировал, что для достижения своих целей он готов идти окольными путями и лгать.

Проведя все лето в бесплодных переговорах, осенью 1178 года Саладин отправился в Баальбек. Если верить Имад аль-Дину, султан начал с лести Ибн аль-Мукаддаму, а когда это не привело к желаемому результату, он просто блокировал город на всю зиму. Одновременно он начал открытую пропагандистскую кампанию, чтобы оправдать свое вмешательство. В письмах в Багдад Ибн аль-Мукаддам был объявлен раскольником, его обвинили в использовании «неумелой банды всякого сброда» для охраны границы против франков, а позднее в поддерживании предательских контактов с христианами. К началу весны «мятежный» эмир, репутация которого была окончательно испорчена, был вынужден подчиниться и вернуть Баальбек, который был отдан Туран-Шаху. Но даже здесь его правление оказалось неумелым и некомпетентным, родственник султана был изгнан в Египет, где в 1180 году умер. Ибн аль-Мукаддам снова был приближен к высочайшей особе, был щедро наделен землями к югу от Антиохии и Алеппо и до конца своих дней остался верным султану.[187]

Дом скорби

Занимаясь решением проблемы Баальбека, Саладин осознал, что в пограничной зоне между Дамаском и Иерусалимским королевством происходит нечто тревожное. Желая развить успех, достигнутый при Монжизаре, Бодуэн IV разработал план, направленный на укрепление обороны Палестины и дестабилизацию положения Айюбидов в Сирии.

Чтобы оценить важность этих событий, необходимо иметь некоторое представление о том, как функционировали границы в XII веке. Как и во всем средневековом мире, мусульманские и франкские территории в Леванте были редко разделены чем-то напоминающим современную границу. Между ними существовали пограничные зоны — территории, на которые распространялось политическое, военное и экономическое влияние обеих сторон, но ни одна не обладала всей полнотой власти. Расположение этих территорий спорного контроля, сходных с «ничейной землей» между государствами, было тесно связано с географическими и топографическими особенностями — горами, реками, густыми лесами и пустынями. Попытка одной из сторон укрепить свое влияние в таком регионе могла иметь серьезные последствия в местной обстановке и нарушить общий баланс сил между соперниками.

В начале XII века нечто подобное происходило на Ближнем Востоке, где латинское княжество Антиохия расширяло сферу своего влияния на восток за естественную границу с Алеппо — невысокие скалистые горы Белус. Эта угроза существованию Алеппо вызвала ответные меры мусульман, кульминацией которых стало сражение на Кровавом поле в 1119 году. В конце 1170-х годов аналогичная конфронтация между Бодуэном IV и Саладином приняла угрожающие размеры. В этот период спорная пограничная зона между соответствующими государствами располагалась к северу от Галилейского моря и тянулась вдоль верхнего течения реки Иордан. Раньше эпицентр борьбы за господство здесь находился на северо-востоке — в Баниясе. Но после того как в 1164 году эта крепость перешла к Нур ад-Дину, латинское влияние к востоку от Иордана уменьшилось, и сложившийся статус-кво был в пользу Дамаска.