Призраки подземелий - Денис Юрин

– Славно, – кивнул Дарк, пораженный тем, что вино в его кувшине уже закончилось, а он даже ни капельки не опьянел, – только я одного понять не могу, зачем я-то Великому Горну понадобился?

– Приказ на то и приказ, чтоб его выполнять, а не обсуждать, – с напускной строгостью как в голосе, так и во взоре изрек гном, но затем неожиданно подобрел и честно признался: – Не знаю, дружище, мне он того не докладывал… по крайней мере, пока.

– Ладно, давай к сути переходи, – отмахнулся Дарк, уверенный, что правда вскоре вскроется, и знавший, что проявлять своеволие бессмысленно. Что Коллективный Разум, что Великий Горн знали, как нужно «убеждать» морронов.

– Погодь, вначале дай те кой-чо покажу, – изрек Альто, хитро прищурившись и растянув толстые губы в широкой улыбке. – Поди, у вас, людишек, такого нет…

По довольно пакостному выражению лица Румбиро можно было подумать, что он задумал какую-то мерзкую выходку, например: продемонстрировать собеседнику свой округлый зад, покрытый, как всё остальное тело, густой щетиной; или ядрено испортить воздух, но, к счастью, за пряжку ремня гном хвататься не стал. Вместо этого он извлек из зарослей изрядно окропленной вином бороды многострадальную флейту и так поспешно засунул ее в рот, что Дарк не успел заткнуть уши. Череда резких, отрывистых звуков, похожих на жалобные писки давимых сапогами мышей, ворвалась в мозг моррона и безжалостно истребила не успевшие попрятаться мысли. Состроив рожу, весьма потешившую Альто, Аламез тихо застонал в надежде, что хоть это остановит не только полностью лишенного слуха, но и косолапого музыканта, чьи пальцы были настолько толсты и неловки, что закрывали сразу полтора-два отверстия вместо одного.

Блуждавшее под сводами зала эхо по нескольку раз повторяло каждый отрывистый звук, но не накладывало один на другой, отчего сводящей с ума пискливой какофонии не возникло, как, впрочем, и было изначально задумано. Румбиро издевался над благородным инструментом отнюдь не из-за ненависти к искусству и уж тем более не для того, чтобы позлить моррона. Определенная последовательность уродливых звуков не образовала мелодию, но зато составила своеобразный код, приводящий в движение какие-то механизмы. Пока один собутыльник терзал флейту, второй страдал и не в силах был понять, что же медленно изменялось вокруг, но зато, как только прозвучал последний писк, а его засаленный источник исчез в седеющей, но всё ещё черной бороде, Аламез сразу приметил, что по стенам зала ползут тени. На самом деле это были вовсе не призраки, а пришедшие в движение махаканские буквы и прочие символы. Сперва они уплотнились, как будто прижавшись друг к дружке; затем стали сливаться, образовывая довольно большие черные пятна; ну а в последней стадии метаморфозы пятна стали стекаться по гладкой вертикальной поверхности в одно место, составляя причудливый, не похожий ни на что ранее виденное узор. Дарк был поражен настолько, что даже присвистнул. Во-первых, он еще никогда не видел, чтобы письмена оживали, а давным-давно высохшие краски вдруг становились снова жидкими, текучими. Во-вторых, моррону раньше казалось, что махаканские буквы были сперва выдолблены в каменном монолите стены, а уж затем окрашены в черный цвет, но на деле это оказалось вовсе не так. Краска сошла со своих изначальных мест, а отверстий или бороздок под ней никаких не осталось. Обесцвеченные стены были идеально ровными и отражали зал не хуже зеркал.

Конечно, моррона привлекла возможность полюбоваться на свои многочисленные отражения, да еще присутствующие сразу со всех сторон, но долее пары секунд он ею не наслаждался. Во-первых, его точные копии были грязны, нечесаны и ужасно безвкусно одеты, а, во-вторых, его глазам предстало куда более интересное зрелище. Пятна краски недолго ползали по стене, а быстро сгруппировались и застыли, образовав не просто узор, а настоящую и, видимо, довольно подробную карту невиданно больших размеров (вышиной в два с половиной человеческих роста и в шесть-восемь шагов шириной).

– Узнаешь али нет? – спросил Альто, хитро прищурившись и загадочно улыбаясь, а затем, не дождавшись ответа, спрыгнул с бочонка и, взяв Аламеза по-приятельски под руку, повел к карте. – Конечно нет. Откуда те знать-то? Ты ж в Махакане ранее никогда не бывал. Но ты уж извиняй старика, просто забавно поглазеть было, как ты лоб хмуришь да соображалку включаешь. Родина это моя, Махаканом зовется… точнее, какой она ранее была.

Признание гнома прояснило многое, ведь вначале Дарк подумал, что это карта какого-то наземного горного хребта со множеством глубоких щелей, впадин, тройкой довольно больших озер и несколькими густо заселенными и плотно застроенными плато. То, что моррон принял за горы, на самом деле являлось основой подземного мира, большим скальным пластом со множеством трещинок, то есть пещер, тоннелей да подземных ходов. Одни выемки в монолите создала Природа, заручившись поддержкой Времени, другие, без всяких сомнений, являлись делом гномьих рук.

В прошлом Махакан был огромен. Жаль только, что Румбиро не дал моррону детально рассмотреть карту, а тот, насчитав навскидку семь-восемь крупных поселений, даже не знал, как же они называются, точнее, назывались встарь. Как нетрудно догадаться, карта была махаканской, и все надписи были сделаны на гномьем языке.

– Извини, любоваться некогда… да и нечем ужо, – с тяжким вздохом изрёк гном, подойдя вплотную к стене и печально окинув взором то, что в дне нынешнем уже не существовало. – Так выглядел Махакан до проклятого обвала, а таким стал после…

Дарк вовремя заметил, как Румбиро полез за пазуху и начал извлекать из-под густой бороды ненавистную флейту; заметил и вовремя успел крепко зажать ладонями уши. Однако Альто его обманул. Вместо того чтобы поднести инструмент к губам, он просто коснулся его кончиком стены, и «живые» краски вновь пришли в движение. Процесс смены картинки не продлился долго. Уже через миг изображение вновь застыло, стало четким и неподвижным. Основные контуры рисунка не изменились, остались прежними и его границы, однако внутри карта претерпела разительные изменения. Многие пустоты, обозначавшие проходы, исчезли. Сплошной чернотой покрылись два-три плато, на месте которых ранее располагались города. Исчезли практически две трети мелких поселений: перевалочные пункты, шахты, каменоломни, заставы и, как это ни странно, фермы и деревни (живущие на поверхности земли никогда не слышали и даже не могли себе представить, что махаканцы сеяли и убирали урожаи, а также разводили скот).

– Великий Обвал не только разрушил то, что наши предки создавали веками, он уничтожил большую часть моих сородичей. Как вишь, случилось страшное, он завалил проходы. Выжившие гномы оказались не только отрезаны от внешнего мира, с которым усиленно торговали, но и заперты в своих пещерах. Клетка всегда клетка, будь она размером хоть милю на милю! Пережившие трагедию оказались разобщены, они не смогли объединиться и заново отстроить Махакан. Их уделом оказалось жалкое существование и непрерывная борьба за выживание.