Секунда между нами - Эмма Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но еще ей нужен тот, кто будет любить ее по-настоящему. И если это не Робби, то она готова идти дальше одна. Пока не найдет человека, который ей подходит.
Недавно она поняла одну вещь: долгое время в глубине ее души скрывалось чувство, будто она недостаточно хороша, чтобы ее любили. Она никогда не давала себе передышки, никогда не заботилась о себе, никогда не испытывала радости без легкого чувства вины, никогда себя не жалела. Она все старалась, старалась и старалась угодить кому-то другому.
А теперь пора остановиться.
Пора полюбить себя.
Конечно, это не случится в одну ночь. То самое чувство пока никуда не делось, оно все еще давит на нее, но теперь, по крайней мере, она знает о нем.
Она может поднести его к свету и разглядеть получше.
И она знает, что должна измениться.
– Когда вернемся, я соберу вещи, – говорит она Дункану наконец. Меньше всего на свете ей хотелось бы снова причинить ему боль.
– Не надо, – быстро произносит он и сжимает ее руку.
Дженн с недоумением смотрит на него.
– Пожалуйста, останься еще ненадолго, – продолжает он, не отрывая от нее своих синих глаз.
Дженн стало неловко.
– Если мы не пара, это не значит, что мы не можем быть друзьями, – говорит Дункан.
– Но я не хочу, чтобы ты страдал, – помолчав, отвечает она.
Он наконец улыбается и отпускает ее руку. Потом снова поворачивается к перилам и опирается на них.
Она медленно делает то же самое.
– Когда ты бросила меня тогда, – говорит он, глядя на нее, – знаешь, что было самым болезненным?
– Что?
– Никогда не общаться с тобой. Понимаю, ты пыталась сделать все правильно, но мы столько пережили вместе, а потом вдруг в один момент стали чужими. – Он качает головой. – Я беспокоился о тебе, но ты меня избегала. И я был так счастлив, что ты решила навестить меня в Сиднее. Я скучал по нашей дружбе. И… не хочу потерять тебя снова.
– Но как же…
Он машет рукой:
– Я справлюсь.
И она почувствовала такое облегчение, будто гора упала с плеч.
Может, и не обязательно расставаться навсегда? Может, не обязательно терять еще одного человека?
Когда Дженн в конце концов обнимает Дункана и вдыхает знакомый запах, она понимает: любовь может быть разной.
Примерно через неделю или около того она лежит в шезлонге у Дункана в саду, греясь в лучах послеполуденного солнца. Тропические деревья приветствуют ее на фоне бескрайнего синего неба. Она разглядывает свои длинные ноги и удивляется: прошло столько времени, а они до сих пор такие бледные. Папина кожа.
Внутри все снова сжимается, а к горлу подкатывает ком.
Они как зеркальные отражения.
– Слушай, – голос Дункана из раздвижных дверей, – ты вообще понимаешь, что у нас сейчас зима?
Не дождавшись ответа, он выходит в сад.
– Ты в порядке?
Этот вопрос он задавал ей постоянно.
– Да, все хорошо, – быстро отвечает она. – Надо написать доктору Бердену, помнишь его? Мы договариваемся о времени, чтобы созвониться.
Ответ из больницы на ее письмо с разъяснениями причин внезапного отъезда из страны пришел очень быстро. Они отнеслись к ее ситуации с пониманием, и вот, после нескольких месяцев внутренней борьбы, Дженн наконец почувствовала, что готова начать переговоры о возвращении на работу.
Дункан садится на шезлонг напротив и внимательно на нее смотрит.
– Не хочешь сначала обсудить все со мной? – спокойно предлагает он.
На мгновение она застывает, зная, что он имеет в виду на самом деле.
В чем же дело?
Внезапно она поняла, что больше не хочет держать все в себе. Она не может больше нести этот груз в одиночку. Каждый божий день этот ужасный узел в ее животе затягивается все сильнее и сильнее. Она пыталась справиться с этим, заглушить путешествиями и развлечениями, – конечно, оплаченными деньгами, доставшимися от отца. Разве не этого он хотел, в конце концов? Чтобы она увидела разные города и джунгли, отправилась туда, где никогда не бывала, взяла максимум от этой короткой жизни. И какое-то время это помогало. Но вдруг, в этот прекрасный солнечный день, отдыхая в чудесном новом месте, она понимает, что больше не в силах сдерживаться. Этот узел внутри нее начинает распутываться – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. У папы была болезнь Гентингтона, он ушел, потому что не хотел взваливать на них с матерью это бремя, а потом умер совсем один в каком-то хосписе, без друзей, без родных. И он был неправ, поступив так с ними, с ней и с самим собой. Она бы справилась с этим. Она бы заботилась о нем. Ведь заботиться о людях – ее призвание.
Помогать людям в тяжелой ситуации.
Она лишилась стольких прекрасных лет, которые они могли бы провести вместе, стольких чудесных воспоминаний. Она думала, что он ее не любил, но оказалось, это не так. Он любил ее всем сердцем. Любил больше, чем она может себе представить. Как же она по нему скучает…
До сих пор скучает, и очень сильно.
Но теперь она знает, что это еще не конец, – заболевание могло передаться и ей. И единственное, что ее папа точно должен был сделать (и чему предстояло научиться ей), – это поговорить с кем-то.
Позволить другим помочь себе.
Она обхватывает голову руками, и в ту же секунду Дункан обнимает ее за плечи.
– В чем дело? – спрашивает он. – Ты можешь рассказать мне. Я здесь.
И она раскрывается, как одна из маминых ракушек, выброшенных на берег.
Она закончила. Дункан обнимает ее, плачущую у него в саду. Он позволяет ей говорить, когда она хочет, и молчать, если ей это нужно.
Позже, вечером, они начинают обсуждать возможные варианты. Продолжать жить как ни в чем не бывало, не пытаясь выяснить, есть ли у нее эта болезнь?
Или пройти обследования и выяснить правду?
Дженн знает себя достаточно, чтобы понимать: она не сможет просто так это оставить. Ведь она врач. Каждое недомогание будет означать для нее симптом, каждая вспышка гнева – начало чего-то страшного. Эти мысли будут преследовать ее постоянно.
Поэтому единственный выход – пройти обследования.
Из интернета они узнали, что есть два пути. Один из них, рекомендуемый чаще всего, но долгий: сначала многочисленные консультации со специалистами, а затем, через несколько месяцев, сдача крови. Это длительный процесс, который предполагает откровенные беседы с врачами и полное раскрытие себя.
Вероятно, еще какое-то время она будет оставаться в неведении.
Именно это и посоветовал ей доктор Берден. Именно так и поступает большинство людей.
Есть и более короткий путь: обратиться в частную клинику и быстро получить результат, но это стоит дорого. Если она захочет, можно сделать все здесь, в Сиднее.
Глядя на Дункана через обеденный стол, она понимает, что он поддержит любой ее выбор. Он будет рядом, что бы ни случилось. И в каком-то смысле папа тоже будет рядом, ведь его письмо всегда при ней.
Две недели спустя они стоят на тротуаре перед зданием неврологической клиники. Несколько мгновений Дженн разглядывает оживленную улицу, по которой снуют прохожие, болтая по телефону или слушая музыку, – у них обычный, нормальный день нормальной жизни. Высоко в небе светит утреннее солнце, и, несмотря на этот узел в животе, она чувствует себя немного лучше.
Потому что тяжелый груз неизвестности и отрицания, с которым она путешествовала по миру, стал чуточку легче.
– Ну вот, через несколько недель мы узнаем результаты, – говорит Дункан, глядя на нее. – Напиши сразу, как получишь их, ладно?
Интересно, где она будет находиться в этот момент? Может, в больнице, на работе, а может, на съемной квартире в Эдинбурге, в одиночестве… В любом случае это будет после свадьбы Хилари.
Она поворачивается к нему и кивает:
– Конечно.
– Чем хочешь заняться теперь? – спрашивает он. – Сегодня
