Начертание христианского нравоучения - Феофан Затворник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
аа) Он обязан знать и в чувстве сердца носить свою бедность и свое окаянство. Знанием сим начинается и потом постоянно поддерживается вера. Это то же, что елей для огня в лампаде, который слабеет по мере истощения елея. Кто не знает, что дом охвачен огнем, не побежит из него; так и кто не знает своего окаянства, не позаботится о спасении. Это есть первая истина о себе; всякая другая имеет уже примесь лжи и тем более, чем более питает самодовольство. Предметы сего знания сами собою определяются историей человека. Сотворен он по образу Божию, для славы Божией и непрестанного блаженства взамен отпадших и отверженных духов, основавших в себе и из себя ад. Но завистию диаволею преступил он заповедь, подвергся осуждению и клятве, расстроил свою душу и тело, подчинился прельстителю и, бедствуя на земле, состоит в опасности по смерти быть в том же аду, который населен духами, отступниками и их князем — сатаною. Итак, христианин должен содержать в мысли, что он был в состоянии падения, состоял под клятвою Божиею, был безответен пред Ним и растлен сам в себе, подлежал власти, насилию и злобе сатаны, был неминуемым оброчником и смерти, и ада. Все сие и ясно знать, и содержать во внимании должно христианину даже после того уже, как он избавлен от всех сих бед. Ибо сам по себе он действительно таков всегда. Если теперь он стоит вне сего гибельного порядка, то потому, что держится благодатию, хотя, как над бездною пламени, в каждое мгновение готов будучи отпасть и пасть снова на прежнее. Совокупностью таких мыслей, воспринимаемых сердцем, образуется и поддерживается чувство опасности своего положения, своего бессилия • и беспомощности, аще не Господь. Это обязывает христианина далее пребывать в крайнем самоуничижении, смирении и оставлении себя ниже всякой твари, даже бездушной, не только одушевленной; заставляет беспрерывно взывать: Господи, спаси мя, погибаю. И такие чувства не раз или не два надо воспроизвести, а иметь их постоянно в себе утвержденными и укорененными, как бы претворившимися в естество. Теряющий их выходит в мгновение из строя спасающихся, ибо все спасающиеся так думают и так чувствуют. Потому долг всякого всячески возгревать их в себе. Делать сие может всякий как умеет. Но лучшая и действи–тельнейшая наука им есть самая жизнь христианская. Это самое сильное и постоянное средство, так что, можно сказать, вся жизнь христианина истинного есть не что иное, как непрерывное восхождение на высоту сознания своей бедности и чувства самоуничижения. Чем больше кто растет в добродетели, тем больше сознает, чувствует, что он ничто. А из сего какое истекает обилие добродетелей! Тут смирение, самоукорение, неосуждение других, безгневие, непрекословие, невозмущаемый покой. Но за то от Бога непрестанное прите–чение тайных духовных утешений и обилие благодати, а от других христиан любовь и живое соединение. Кто же не имеет сего, у того и с тем бывает все противное.
бб) Обязан знать и возрастать в познании неисследимого богатства Господа нашего Иисуса Христа, пришедшего в мир грешников спасти. Одно познание своего окаянства и бессилия, с безответностию и страхом за жизнь и судьбу вечную, безотрадно. Оно приносит только скорбь и тоску, которые, если не растворяются другими утешительными чувствами, расслабляют, а не оживляют, и, что недалеко, оно может ввергнуть в отчаяние неисходное. Кто на этом одном останавливается, тот останавливается как бы на половине дела и, следовательно, не делает ничего. И истины нет здесь: ибо на самом деле не беден только есть человек и погибающ, но есть и обогащаем, и спасаем — есть такое устроение от Господа и Бога нашего, по которому над человеком гибнущим простерто Божественное осене–ние благодати. Потому познавать сие есть непременный долг всякого христианина и, поелику все сие сосредоточивается в Господе Иисусе Христе, познавать Его. Предметы сего познания тоже определяются самим устроением благодатных действий. Милосердый Бог обетовал погибающему послать Спасителем Сына Своего, Который по исполнении времен действительно пришел, воплотился, страдал, крестного смертию принес жертву за грехи всего мира, воскрес и всех воскресил, разрушил ад и связал сатану, вознесся, воссел одесную Бога Отца, где и ходатайствует за нас, и властвует над всем, как Царь приявший власть на небеси и на земли. Так должно знать и познать, что Господь Иисус Христос есть жертва за нас, живот наш, Царь наш, истнивший силу диавола, смерти и ада. Отсюда, далее, памятовать и содержать в мысли, что было такое дивное и изумлющее дело Божие, были потрясены небо и земля; благоговейно размышлять и углубляться во все совершение спасения, особенно в страшные страсти и последовавшую затем славу Господа: что это, как, для чего, какая в этом сила? Чаще приводить сие на мысль, особенно в среду, пяток и воскресенье, радоваться и утешаться тем, что есть так. Такими занятиями само собою будет расти познание Господа; но ревностный присоединит к нему частое прочитывание Евангелий и пророчеств, паче же всего молитву о благодатном введении в тайны спасения. Кто уразуме ум Господень? — вопрошает апостол и как бы в ответ на то прибавляет: мы же ум Христов имамы (Рим. 11:34; 1 Кор. 2:16). Истинное познание Господа совершается в тайне духа и, можно сказать, не столько понимается, сколько чувствуется так, что на то нет ни слов, ни изображений. Только оно беспредельно сладостно, как уверяет апостол, который все счел ни во что за превосходящее разумение Христа Господа (Флп. 3:8), который всех побуждает восходить к такому разумению и о всех молился, чтобы открыта была им глубина, широта и высота премудрости, явленной в устроении нашего спасения (Еф. 3:18).
вв) И таким образом возгревать в себе веру в Господа Спасителя. Ибо когда в одном и том же духе встретятся и познание своего окаянства и бедности, и познание Господа Спасителя, то, естественно, они сочетаваются между собою и растворяются, как вода с сухою землею или как две сродные стихии. Чувство безответности восходит к Господу пожершему–ся, чувство расслабления и растления приемлет Господа — живот наш; страх смерти, ада и диавола исцеляется познанием Господа, Царя нашего и победителя их. Каждое чувство скорбное находит себе соответственное врачевство в Господе. Из сего‑то сочетания и рождается, как дщерь их небесная, истинная вера в Господа Спасителя, которая потому и есть не одно познание Господа, не одно познание своего ничтожества, а то и другое совместно, и не одно подле другого, а одно в другом. Как в химическом сродстве один элемент входит в другой, так и они сорастворяются взаимно. Безответный прибегает к Распятому, как жертве, и приемлет оправдание; растленный — к Господу–Животу и оживляется; плененный — к Господу–Царю и Победителю и освобождается. Вера есть внутреннейшее благодатное в нас действие, коим на наше ничтожество и бедность переносится полнота Христова и усвояется нам. Это есть акт всемогущий, творческий, ибо им совершается новая тварь в нас, наш дух сочетавается со Христом и рождается из того в нас новый, потаенный человек. Из сего видно, что в составе истинной веры сокрываются следующие, более чувствуемые, нежели выражаемые, слитно объединенные, а не разделенные расположения: я–погибающий погиб бы навеки, но Господь Иисус Христос, отнявший все зло, лежащее на роде человеческом, восприял меня, и Им я спасаюсь. Вера зрит Господа единственным источником своего об–лаженствования, исчезает в Нем сердцем, объемлет Его любовно, живет Им одним и для Него одного; ибо чувствует, что если бы не Он, то все бы погибло. Так содержать и чувствовать есть постоянный долг христианина. Понятно теперь, почему для поддержания и возгревания в нас такой веры считаются необходимыми, с одной стороны, возрастающее познание своего окаянства и бедности, а с другой — познание Спасителя и дел Его. Ими греется дух веры, ими же рожденный и из них составленный. Но как капля воды составляется из частей кислорода и водорода переходом сквозь них искры электрической, так и вера в первый раз рождается таинственным некоторым прикосновением Господа, к сердцу, подготовленному к вере через познание себя и Господа, как это Он дает разуметь словами: толку, вниду и вечеряю (Апок. 3:20). Познанием себя и Господа отверзается сердце; затем входит Господь Сам и вечеряет, то есть насыщает душу Своими благами, вследствие чего и изрекается в глубине духа человеческого, как Фомою по осязании Господа: Господь мой и Бог мой (Ин. 20:28). Это первый голос веры и верный ее символ.
Но как первоначально родилась вера таинственным прикосновением Господа к сердцу, так и поддерживаться она может и должна сим же прикосновением, которого верующие сподобляются в приобщении Святых Тайн и в пламенной молитве, которая в истинном смысле и силе есть не что иное, как беспрерывное повторение первоначального возношения к Господу и первого Его присещения. Из нее, как из горнила, каждый раз христианин выходит обновленным. Вот почему в наставлениях святых отцов, всех вообще, заповедуется беспрерывно вращать в устах молитву к Господу: Господе Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя… — вращать так же часто, как часто дыхание, к которому некоторые и приноровляли ее. Отсюда, по противоположности, гаснет вера от забвения своей бедности, от ослабления познания Спасителя и прекращения молитвы Иисусовой.