Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены. 1796—1917. Повседневная жизнь Российского императорского двора - Игорь Зимин

Стоматологи императрицы.[560]

Зубы Александре Федоровне лечил придворный зубной врач Генрих Васильевич Воллисон. Когда в 1895 г. в Зимнем дворце отстраивалась квартира императорской четы, там, в служебных комнатах, установили стоматологическое кресло, за которое уплатили 250 руб.

Когда после рождения четырех дочерей у императрицы начали «сыпаться» зубы, визиты стоматолога стали регулярными. В декабре 1898 г. Г.В. Воллисону выплатили 129 руб. 50 коп. за лечение зубов императрицы и 6 руб. за осмотр зубов 4-летней великой княжны Ольги Николаевны.[561] Г.В. Воллисон лечил зубы императрицы около 20 лет. В декабре 1912 г. ему выплатили за лечение по двум счетам 840 руб. 50 коп.[562]

Летом 1900 г. Александра Федоровна писала мужу: «…я должна скорей позвать детей и кончать это послание пока не пришел дантист. С большим трудом и морем слез я выдворила детей из комнаты, так как они хотели посмотреть, как дантист трудится над моими зубами… Он положил две пломбы, почистил зубы и полечил десны. Он приедет снова в понедельник, т. к. деснам нужен отдых».

В мае 1914 г. у семьи Николая II появляется новый «собственный» зубной врач – коллежский регистратор С.С. Кострицкий, практиковавший в Ялте. Высочайшим приказом по Министерству Императорского двора, «данному в Ливадии мая 25 дня 1914 г. за № 12», зубной врач коллежский регистратор С.С. Кострицкий был пожалован «в звание Зубного Врача Их Императорских Величеств». Отметим, что С.С. Кострицкий действительно был врачом, поскольку окончил медицинский факультет Киевского университета, поэтому его правильнее именовать врачом-ортодонтом.

К 1914 г. царская семья уже 10 лет постоянно жила в Александровском дворце Царского Села. Для того чтобы лечить царственных клиентов, Кострицкому потребовалось оборудовать там «свой» зубоврачебный кабинет. Это следует из письма секретаря императрицы, который 12 сентября 1914 г. сообщил С.С. Кострицкому, со ссылкой на лейб-медика Е.С. Боткина, что ему причитается «по случаю приглашения Вас по повелению Их Императорских Величеств в Царское Село… за труды ваши по лечению и по оборудованию зубоврачебного кабинета… одну тысячу руб…». Тогда же был закуплен новый инструментарий – боры на 200 руб. и инструменты на 400 руб.

Обращались к С.С. Кострицкому довольно часто. Как следует из финансовых документов, «зубной врач Кострицкий пользовал Ея Величество три раза. Наследника Цесаревича 4 раза. Великую княжну Ольгу Николаевну три раза. Великую княжну Татьяну Николаевну один раз. Великую княжну Марию Николаевну пять раз и Великую княжну Анастасию Николаевну пять раз. 19 августа 1915 г…». За эту работу зубной врач получил из кассы Министерства двора 1300 руб., которые раскладывались на путевые расходы (200 руб.); на приобретение инструментов (400 руб.) и «вознаграждение за 21 визит» (700 руб.). Следовательно, один визит зубного врача оценивался примерно в 33 руб.

В декабре 1915 г. зубной врач С.С. Кострицкий заработал «на царях» еще 1000 руб. Тогда он проработал 4 дня – с 14 по 18 декабря. Императрица Александра Федоровна писала мужу: «…завтра будет очень мало времени для писания, так как меня ожидает дантист.

Я была целый час у дантиста. Сейчас я должна идти к дантисту. Он работает над моим зубом (фальшивым). в 10.30 идти к дантисту. Дантист покончил со мной на этот раз, но зубная боль еще продолжается. я курю, потому, что болят зубы и – еще более лицевые нервы».

В феврале 1916 г. С.С. Кострицкий вновь приехал из Ялты в Царское Село, получив за визит 700 руб. Причиной тому было очередное обострение у императрицы Александры Федоровны. 2 февраля 1916 г. Александра Федоровна писала царю: «…не спала всю ночь. Сильная боль в лице, опухоль. Послала за крымским другом. я одурела: всю ночь не спала от боли в щеке, которая распухла и вид имеет отвратительный. Вл. Ник. думает, что это от зуба и вызвал по телефону нашего дантиста. Всю ночь я держала компресс, меняла его, сидела в будуаре и курила, ходила взад и вперед. Боль не так сильна, как те сводящие с ума боли, какие у меня бывали, но мучит вполне достаточно и без перерыва, от 11 часу я устроила полный мрак, но без всякого результата, и голова начинает болеть, а сердце расширилось».

После Февральской революции 1917 г., отречения Николая II, падения монархии почти все медики сохранили верность царю. В том числе и С.С. Кострицкий. В октябре 1917 г. он приезжал, с разрешения Временного правительства, в Тобольск, куда царскую семью вывезли в августе 1917 г. из Царского Села. Остались крайне лаконичные записи о визите зубного врача в дневнике императрицы Александры Федоровны. 17 октября: «Приехал дантист Кострицкий (из Крыма)»; 18 октября: «Повидала Кострицкого»; 19 октября: «11–12 [часов]. Дантист. [Знак сердца.] 1½ [часа]»; 21 октября: «1½ [часа]. Дантист»; 22 октября: «1½ [часа]. Дантист»; 23 октября: «Дантист»; 26 октября: «Дантист. Обедала с Бэби. Отдыхала и читала. Попрощалась с Кострицким, который уезжает в субботу утром»[563].

Таким образом, С.С. Кострицкий работал с Александрой Федоровной пять раз. Записи императрицы крайне лаконичны. Из них можно только понять, что каждый сеанс продолжался не менее часа. Очень показателен рисунок сердца в дневнике («Знак сердца»). Это могло означать все, что угодно: и то, что императрице стало плохо с сердцем во время первого сеанса работы над ее зубами; и то, что императрица душевно расположена к зубному врачу, ради нее приехавшему из Ялты в Тобольск, через всю страну, охваченную революционной анархией.

Инфекционные заболевания императрицы.

Наряду с обычными сезонными инфекционными болячками, у Александры Федоровны случались и более серьезные проблемы. Так, в феврале-марте 1898 г. императрица переболела корью, которую Николай II в одном из писем назвал «поганой», добавив, что жена «вчера, в первый раз после семинедельного сидения дома… вышла погулять в саду». Болела императрица достаточно тяжело, если детская корь заставила ее провести почти два месяца в постели.

Лечил Александру Федоровну, как это ни удивительно, ортопед, уже упоминавшийся доктор медицины К.Х. Хорн, который, как следует из справки камер-фрау от 1 мая 1898 г., «с 9-го марта посещал Ее Величество ежедневно за исключением воскресенья и праздничных дней. В Царское Село ездит с 15-го апреля». Всего консультант Максимилиановской лечебницы доктор медицины К.Х. Хорн нанес императрице 29 визитов в Санкт-Петербурге и 48 визитов в Царском Селе и Петергофе и в общей сложности заработал на лечении «императорской» кори 3125 руб., что было равно годовому жалованью ординарного профессора университета.

Отметим, что лечение было комплексным, поскольку в это же время к императрице приглашались на консультацию акушер профессор Попов (более 30 раз, выплачено 2000 руб.) и оториноларинголог профессор Симановский (12 визитов, выплачено 1000 руб.). Таким образом, двухмесячное заболевание императрицы корью потребовало вмешательства трех известных медиков, которые нанесли ей как минимум 118 визитов, что обошлось Кабинету Е.И.В. в 6000 руб.[564]

Зимой 1899 г. императрица болела гриппом. В дневнике великого князя Константина Константиновича в феврале 1899 г. появляется запись: «…он ответил, что императрица лежит с инфлюэнцией». Болезнь, видимо, также переносилась тяжело и привела к обострению хронических заболеваний Александры Федоровны. Как следует из письма царя к матери в марте 1899 г., «Аликс себя чувствует, в общем, хорошо, но не может ходить, потому что сейчас же начинается боль; по залам она ездит в креслах». Позже инфекционные болячки заслонили более тяжелые проблемы, и о них фактически перестает упоминаться в документах.

Работа в Дворцовом госпитале.

После начала Первой мировой войны, уже 9 августа 1914 г., императрица попросила женщину-хирурга В.И. Гедройц приехать в Александровский дворец и прочесть курс лекций по программе подготовки сестер милосердия военного времени.[565] В.И. Гедройц описала в дневнике свой первый визит в Александровский дворец: «Началось мое чтение лекций в Александровском дворце. Хочу написать подробно, как все это было в первый день, чтобы выяснить свои собственные впечатления и воспоминания. Условлено было, что читать я буду от 6 до 7 вечера ежедневно и ездить буду просто в собственном экипаже, а не в придворном.

У меня в ту пору была маленькая умная крестьянская лошадка, называемый Сашка, запряженная в длинные оглобли дрожки; она имела очень непрезентабельный вид. Немудрено поэтому, что когда мой милый Сашка, скакавший где-то в конце оглобель, кучер Яков, гордый тем, что едет во дворец, и, наконец, я, в английском костюме, мужской шляпе, с разборным анатомическим манекеном и хирургическими чертежами, появилась перед решеткой мирно дремавшего в своем величии дворца, то околоточный надзиратель отказался нас пропустить. Только после длительного разговора по телефону ворота открылись и Яков, растопырив локти и потрясая синими новыми вожжами, подъехал к левому крыльцу, на котором ожидал великолепный в своей неподвижности швейцар с булавой, мешавшей ему подтащить мой хирургический груз. Сознаюсь еще, что перед началом первой лекции меня интересовал вопрос совсем отвлеченный, а именно – увижу ли я арапа. Арапа, занимавшего очень мое воображение в детстве».