Антология осетинской прозы - Инал Кануков

— Вас, товарищ командующий, гитлеровцы, оказывается, поймали и повесили…

— Что-что? — не помял Плиев и недоуменно посмотрел на полковника. — Ты что, бредишь?

— Не я, товарищ командующий, в Берлине — в бреду! — ответил полковник и показал на ленты: — Вот официальное сообщение немецкого штаба: «Прорвавшаяся в наш тыл банда Плиева окружена и разгромлена… Казачий атаман захвачен нами в плен и повешен».

— Некогда мне слушать вражью брехню, — брезгливо махнул рукой Плиев.

Особенно упорно гитлеровцы дрались в районе железнодорожной станции, но к полудню бои затихли и там. Вскоре командиры соединений один за другим стали собираться на КП Плиева.

Первым, по-казачьи лихо, подъехал генерал Тутаринов и доложил:

— Товарищ командующий, части Девятой гвардейской кавдивизии первыми ворвались в город Раздельная…

Минут через пять прискакал генерал Гадалин.

— Товарищ командующий, — отчеканил скороговоркой он, — полки Десятой гвардейской кавдивизии первыми ворвались в Раздельную.

Спокойно пробасил и генерал Головской, что его дивизия… первой ворвалась в город…

— Экипажи тридцать седьмого танкового полка первыми вошли в Раздельную, — сдержанно доложил генерал-майор Жданов, командир мехкорпуса.

Но тут не выдержал Тутаринов:

— Интересно у тебя получается, Владимир Иванович, твои танки лишь входили в город, а мои казаки на станции Раздельная уже шашлыки жарили…

Все это было принято за шутку, засмеялся и Плиев:

— Мы имеем все основания доложить Военному совету фронта, товарищи, что первыми в Раздельную ворвались… — Тут командующий сделал продолжительную паузу, посмотрел на выжидающие лица командиров и торжественно закончил: — Войска конно-механизированной группы…

Командиры, не сговариваясь, захохотали:

— Дипломат вы великий, Исса Александрович. Так лучше, без обид.

— Ну, а теперь к делу. Наша группа повернет резко на юг, — сказал Плиев, — чтобы не дать противнику отойти за Днестр. Будьте готовы ежечасно к встречным боям.

Грузноватый и обычно неулыбчивый генерал Пичугин вошел в комнату командующего на этот раз сияющий и начал с порога:

— Исса Александрович, снова салют в нашу честь! Вот сообщение Совинформбюро, только что приняли по радио.

— Дайте-ка сюда, Николай Андреевич, прочитать скорее.

«Войска 3-го Украинского фронта, продолжая наступление, в результате стремительного удара пехотных и конно-механизированных соединений, овладели городом и крупным железнодорожным узлом Раздельная — важным опорным пунктом немцев на подступах к Одессе, отрезав тем самым пути отхода в Румынию одесской группировке противника…»

— Здорово! Товарищ Сталин объявляет всем войскам благодарность, Москва сегодня будет салютовать двадцатью артиллерийскими залпами в честь одержанной победы… Передайте полковнику Кареву и начальникам политотделов всех соединений, чтобы провели по такому приятному поводу короткие митинги, — распорядился Плиев.

— Разрешите, Исса Александрович, передать им и вот эти данные? — протянул Пичугин листок, испещренный цифрами.

— Какие данные? — спросил Плиев.

— Потери немцев в районе Ново-Севастополя, Ново-Сергеевки, хутора Шевченко и в районах Березнеговатое, Явкино, Снигиревки.

Плиев взглянул на листок и удивленно протянул:

— Тридцать тысяч восемьсот пятьдесят солдат и офицеров взяли мы в плен… Внушительная цифра! А потери убитыми? Тридцать шесть тысяч восемьсот человек. Всего враг потерял шестьдесят семь тысяч шестьсот пятьдесят солдат и офицеров… Непременно эти цифры надо сообщить, ты прав, Николай Андреевич. Было бы неплохо сюда приплюсовать потери врага во время боев в Березовке и Раздельной.

— Не успеваем вести учет потерям противника, товарищ командующий, — извиняясь, проговорил Пичугин. — Сами знаете, Исса Александрович, наступаем так быстро, и при этом так часто меняется боевая обстановка, что с трудом успеваем заниматься оперативными делами… Нужен штаб, самостоятельный штаб для группы конно-механизированных войск! — уж который раз напомнил Пичугин.

— Знаю, об этом больном вопросе докладывал не раз комфронтом, пока придется обходиться тем, что имеем, — вздохнул Плиев.

— А вот и свежие разведданные, товарищ командующий, — протянул Пичугин документы Плиеву. — Немцы заминировали в Беляевке водонапорную станцию и готовы взорвать ее в любую минуту. В Одессе из-за острой нехватки питьевой воды могут вспыхнуть эпидемии… Одесские партизаны просят спасти Одессу, сохранить водонапорную станцию в Беляевке.

— Этого настойчиво требует и командующий фронтом, — сказал Плиев и передал Пичугину радиограмму. — Вот приказ, читайте.

— «…Хорошо было бы захватить сильным отрядом Овидиополь. Вести разведку на Одессу. Сохранить водокачку…» — прочитал Пичугин и вернул Плиеву листок.

— Наступать, наступать решительно! Только так мы спасем Одессу от разрушений!

Бой за Маяки и Беляевку начался за полночь. Вслед за специально созданным ударным отрядом конников и танкистов двигался Плиев с опергруппой и охраной. Наступление на поселок должно было быть внезапным и стремительным, чтобы враг не успел взорвать водонапорную станцию.

Дивизия Тутаринова с ходу окружила Беляевку и приступила к уничтожению вражеского гарнизона. И тогда Плиев приказал Головскому захватить Маяки.

Вскоре поступило донесение: отряд уже окружил водонапорную станцию. Смельчаки переплыли разлившийся Днестр и в ночной темноте внезапно напали на охрану водонапорной станции и обезоружили. Генерал Тутаринов сразу же послал саперов разминировать станцию. Опоздай казаки хоть на час, станция и вся Беляевка взлетели бы в воздух.

На рассвете решительной атакой были взяты и очищены от фашистов Маяки, освобождено более тысячи советских граждан, которых немцы готовились угнать в Германию…

Услышав это, Плиев вспомнил станцию Кучурган, она тоже была взята в ночной атаке. Бой еще гремел, а Плиев уже был на железнодорожной станции. После взятия Раздельной все эшелоны немцев скапливались в Кучургане: враг отчаянно пытался пробить путь на запад, чтобы вывести их из Кучургана. Но из этого ничего не вышло.

Немало горя и страдания пришлось повстречать Плиеву на дорогах войны, но и у него сердце сжалось в груди от того, что увидел он на станции Кучурган. Из наглухо закрытых вагонов, неслись сдавленные крики и рыдания сотен и сотен людей, они в отчаянии барабанили в стены и двери: «Спасите нас!», «Откройте, мы задыхаемся!», «Откройте, мы гибнем! Воздуха, воздуха дайте!». У Плиева волосы встали дыбом, и на миг он даже растерялся, но тут же по его команде к вагонам бросились бойцы и начали прикладами сбивать запоры, рвать колючую проволоку, которой были опутаны двери. Из вагонов спрыгивали на землю истощенные, смертельно бледные, измученные люди. Слезы радости, объятия, поцелуи, безутешный плач, возгласы: «Ур-р-а!», «Спасибо, родные!».

Спасти город от разрушения мог лишь внезапный и стремительный удар с запада, откуда гитлеровцы его не ждали…

Просматривая политдонесения о боевом и моральном состоянии войск, Плиев подумал: «Не мало духовных и физических сил потребуется от каждого воина, чтобы продолжить наступление. Ведь боевые задачи не учитывают потерь, которые мы несем в непрерывных боях, продолжающихся вот уже много суток подряд в тылу противника, ни крайней усталости людей… А впереди штурм Одессы, это тебе не Беляевка и не Маяки. Штурм Одессы с тыла!»

Плиев еще раз внимательно изучил оперативную карту: все ли продумано до конца, нет ли каких-либо упущений. С востока и севера подступы к городу прикрывают заливы и лиманы. На их перешейках немцы возвели глубокоэшелонированные рубежи обороны: противотанковые, минные поля, проволочные заграждения, доты и дзоты. Так же укреплены и подступы к городу с северо-запада и запада…

Войскам Плиева предстояло, закрепившись в районе Овидиополя и Каролина-Бугаза, главными силами нанести удар по южным и западным окраинам Одессы и овладеть берегом Черного моря от Люстдорфа до Малого Фонтана. А для этого надо пройти с боями почти половину города.

На короткой оперативке Плиев предоставил слово начальнику политотдела полковнику Кареву, тот зачитал обращение к воинам КМГ:

— «Славные гвардейцы! Мы идем к Одессе, преодолевая ожесточенное сопротивление врага, распутицу, непогоду. Жители Одессы ждут нас. Вернем, товарищи гвардейцы, нашей Родине Одессу-героиню! Будем драться за ее освобождение так, как дрались воины, оборонявшие Одессу в сорок первом году!..»

— По-моему, выразительно и толково сказано, — заметил Тутаринов, — должно дойти до сердца казака и танкиста, пехотинца и бронебойщика: каждое слово в точку.