Слово чести - Нельсон Демилль

Левин, Расселл и те трое завели светский разговор, а Тайсон стоял рядом и пил виски. И тут Расселл обратился к нему:

– Я всегда считал, что экскурсии лучше проводить офицеру в форме. Я рад, что такая возможность наконец-то представилась.

– И я тоже, – ответил не без иронии Тайсон.

Насупя брови, Расселл, казалось, обдумывал свои слова.

– Конечно, – добавил он, – я понимаю, что вся эта затея не рассчитана на долгое время. Вы ведь здесь не надолго, верно?

– Думаю, что нет.

Подполковник Левин взял Тайсона за руку и объявил:

– Господа, нас ждет обед.

Тайсон и Левин вышли из бара, и в коридоре подполковник заметил:

– Доктор Расселл несказанно рад взять вас на борт.

– И несказанно опечалится, когда я уйду, – сострил Тайсон.

Они вошли в средних размеров обеденный зал, сверкающий новизной после недавнего ремонта. Сквозь широкие окна были видны сгущающиеся сумерки. Левин пояснил:

– Его недавно пристроили. Архитекторы и строители приложили все силы, чтобы новое здание органично примкнуло к старому форту, но доктор Расселл пришел в ужас, узнав, что мы затеваем. Хотя всем остальным очень нравится здесь.

Большая часть столов пустовала, и Левин попросил хозяина заведения устроить их подальше от любопытных глаз. Им показали столик рядом с открытым окном, выходившим на пролив. Волны монотонным плеском нарушали непривычную тишину. Тайсон сказал:

– Вот в этом зале можно расчудесно провести суд.

Подполковник ответил не сразу.

– Я думал об этом, но для тех, кто привык здесь обедать, это будет крайне неудобно.

Тайсон положил на колени голубую салфетку.

– Потрясающий вид из окна. – Помолчав, спросил: – А где же вы тогда проводите судебные процессы?

– Да у нас есть небольшое помещение в здании военной прокуратуры, но оно не приспособлено для такого рода процессов.

– Меня никогда не переставало удивлять, почему в армии нет домов правосудия?

– Может быть, потому что нет постоянной надобности созывать суд, – Левин пожал плечами. – В отличие от гражданского судопроизводства, Тайсон, военное работает только в крайних случаях, следовательно, для суда подойдет любое место.

Молоденькая официантка подошла к столу и поздоровалась с подполковником. Ока спросила:

– "Манхэттен", сэр?

– Совершенно верно. Энн, вот лейтенант Тайсон, о котором недавно сообщали в новостях. Виски с содовой, и я надеюсь, что штат не разболтает ничего репортерам.

Официантка несколько секунд усваивала информацию, потом быстро перевела взгляд на Тайсона.

– О! Здравствуйте.

– Привет!

– Тоник? Вода?

– Виски с содовой.

– Хорошо, сэр. – Она положила меню на стол и поспешно удалилась за напитками. Левин лениво раскурил новую сигару.

Тайсон скрупулезно исследовал меню.

– Как здесь кормят, подполковник?

– По сравнению с чем? С «Временами года» или котловым довольствием?

– По сравнению с «Временами года», сэр.

– Никогда там не бывал. Эй, думаю, мне пора бы прекратить поддевать вас, а? Не ваша вина, что в миру вы купаетесь в благополучии. Я бы порекомендовал бифштекс. Хорошее мясо, и они хорошо прожаривают его на гриле.

Тайсон бросил меню на стол.

– Отлично.

Он тоже закурил, и оба молча смотрели на плывущий в воздухе дым. Другая официантка принесла заказанные напитки и ушла, получив заказ на хваленое мясо.

– Скоро подойдет весь штат поваров, чтобы узнать у вас, что закажете на десерт, – заметил Левин. Когда подполковник поднял стакан, Бену стало ясно, что он был из породы тех, что считали алкоголь божественным нектаром, вкушаемым в особо торжественных случаях. Левин уже немного захмелел.

– Мне бы хотелось, – заявил он, – чтобы вы чувствовали себя здесь, как дома.

Приняв очередную порцию спиртного, они разговорились на общие темы, обсуждая проблемы части и различные нововведения в армии за последние двадцать лет.

Левин опрокинул еще, и Бен не переставал восхищаться его умением держать градус. Подполковника понесло по волнам воспоминаний.

– Я вам рассказывал, что вырос на Брайтон-Бич. Мой отец работал здесь, в Форт-Гамильтоне. Он ведал административно-хозяйственной работой и был государственным служащим. Мы с братом говорили всем и каждому, что он агент ФБР. – Левин рассмеялся.

Бен взболтал виски. Он не знал, куда клонит подполковник, к тому же его совершенно не трогала тема разговора.

– Я привык ходить с ним на работу по выходным. А когда я заканчивал школу, начался корейский конфликт.

– Война.

– Как хотите. На меня производил неизгладимое впечатление важный вид офицеров. Тогда они носили форму эффектнее, чем нынешняя, а некоторые щеголяли с тростью. Я был таким впечатлительным.

– Мой отец хвастался, – вторил ему Тайсон, – что видел Линдберга, улетающего в Париж, и это вдохновило его стать летчиком. Он служил на флоте. Кстати, когда сделали эту пристройку?

Левин, казалось, имел твердое намерение продолжить свое повествование и пропустил вопрос.

– Бывало, я мел полы и менял электрические лампочки. Прямо вот там... Раньше здесь тоже был офицерский клуб. По воскресеньям на службе я любовался этими джентльменами в чистых, отглаженных формах, но помню, меня очень удручало, что я происхожу из бедной семьи. Потом, в колледже, я поступил на курс подготовки офицеров, и вот я здесь. – Левин выпил немного воды, чтобы смочить запекшиеся губы. – Можно, Тайсон, послать еврея в армию, но нельзя ему привить любовь к ней. Я до сих пор не знаю, почему я остался. Должно быть, было хоть что-то, что мне нравилось.

– Карьера военного, наверное, очень благодарное дело, – заметил Тайсон.

– Думаю, что на военном поприще можно быстро достичь манерной респектабельности. Но к ней больше тяготеют южане. А почему не еврей с Брайтон-Бич в Бруклине? Верно, Тайсон?

– Действительно, почему бы и нет?

– Послушайте, я не какой-то там пьяница. Просто сейчас есть для этого повод. Мы стоим на одной социальной ступени, мы – все джентльмены, по заявлению конгресса.

– Так точно.

Левин наклонился поближе.

– Позвольте я приведу пример, сколь небеспристрастна наша система. Даже армии не безразлично ваше происхождение, образование или социальный статус в целях повышения по службе, нового назначения и награждения. Они обязательно примут это в расчет, когда начнут процесс в трибунале. Улавливаете?

– Частично.

– У меня вертится в голове одно неприятное, но необходимое сравнение. Лейтенант Колли – командир взвода, прославившийся в Май Лай, не относился к привилегированному классу, и насколько я помню, имел низкое происхождение. Вы же совершенно противоположный тип офицера и джентльмена. – Левин затянулся сигарой и понизил голос. – Я не знаю, какого черта вы делали в этом госпитале, лейтенант, но давайте предположим, что все случившееся там не совсем стыковалось с правилами ведения войны, О'кей? Тогда вы, Бенджамин Тайсон, способны дать более четкое определение морали, чем человек по имени Колли. Улавливаете?

Бен не ответил.

– С вами, – продолжал Левин, – больше считаются и либеральничают, нежели с голытьбой, которая палит почем зря в беспомощных людей. Никто не проявит ни сочувствия, ни понимания, никто не защитит рабочего подростка, который является в одном лице и жертвой и палачом. Вы же образованный, зрелый человек, доброволец и офицер. – Левин ткнул сигарой в сторону Тайсона. – Может быть, вы и не нажимали на спусковой крючок, но если ничего не сделали, чтобы предотвратить это, даже с риском для жизни,тогда уповайте на Господа. – Подполковник стряхнул пепел и закончил: – В этом вся суть.

– В социальном статусе тоже имеются свои проблемы, – ответил Тайсон.

– Безусловно. – Левин откинулся назад и устроился поудобнее на стуле. – Я следил за всей этой катавасией в печати и пытался поставить себя на ваше место – на скамье подсудимых. Я представлял, что сижу там, слушаю выступления свидетелей и смотрю на вас. Может быть, я завидую вашей внешности и положению в обществе, а может быть, на меня это наводит страх. Сидя на скамье подсудимых, а потом мысленно переносясь на места присяжных, я думаю про себя, что вы, по всей вероятности, представляете кульминационную точку нашей цивилизации, конечный продукт величайшего американского эксперимента. Я внимательно смотрю на вас с позиций защитника, и мне трудно поверить, что вы могли участвовать в тех событиях, о которых идет речь на суде. И это, лейтенант Тайсон, сильно меня пугает, потому что, если вы были способны совершить такое, тогда на что нам остается надеяться?

– Если честно, подполковник, то после Вьетнама я никогда не думал, осталась ли какая-нибудь надежда для кого-то из нас, – ответил Тайсон.

Левина опечалил столь откровенный ответ. Тайсон допил виски и снова закурил. Потом тихо произнес: