Бурят (СИ) - Номен Квинтус

С Владимиром Григорьевичем Николаю Павловичу обсуждать различные «инженерные конструкции» было просто: они уже почти два года жили в одном доме. Дом этот (и два соседних) по специальному заказу Николая Павловича построил архитектор Шехтель. Поставленные неподалеку от Ботанического сада они выглядели игрушечными — издали выглядели. А вблизи эти восьмиэтажные «домики» высотой по тридцать пять метров, да еще и с башенками со шпилями сверху смотрелись… тоже очень красивыми. В квартирах этих домов Николай Павлович старался селить «важных государственных людей», только не чиновников (из собственно чиновников в соседнем доме жили лишь Кржижановский и Струмилин), а инженеров и ученых.

Вообще-то сейчас в Москве и просто отдельная квартира была высокой наградой, а уж такие — в пять-девять просторных комнат, с горячей и холодной водой в кранах, с кухней, в которой плиты электрические стояли — и мечтать не приходилось, однако Николай Павлович именно «уговаривал» людей в этих квартирах поселиться:

— Ну вы войдите в мое положение: иногда приходится что-то по технике срочно уточнить, а спросить не у кого. А если вы согласитесь соседом моим стать, то ведь не откажете иногда в помощи советом профессиональным?

Собственно, именно такой подход приводил к тому, что никто от предложения переселиться не отказывался. Кстати, сам Федор Осипович тоже в одном из выстроенных им домов жил. Правда он поскромничал и выбрал небольшую пятикомнатную квартирку…

Для общения с нужными товарищами в центральной (трехподъездном) доме на втором этаже среднего подъезда был устроен отдельный «кабинет» из четырех больших комнат и маленькой (метров шестнадцать всего) кухонкой — и Николай Павлович в ней обычно разные срочные вопросы с соседями и обсуждал. Очень удобно было что угодно там обсуждать: в одной из комнат имелась обширная библиотека, набитая различными справочниками, три девушки, работающие в секретариате, при необходимости и поесть могли быстро приготовить — так что в квартире самого Николая Павловича побывать мало кому удавалось. Но летом двадцать пятого товарищ Бурят очень неудачно поскользнулся на лестнице, мокрой после ливня — и для обсуждения какого-то очередного вопроса пригласил товарища Струмилина подняться к нему домой.

Станислав Густавович с интересом оглядел кабинет, в который его привела секретарша Андреева. Очень необычный кабинет: в нем, казалось, стен вообще не было — они были закрыты поднимающимися до потолка книжными полками, забитыми разными книгами под завязку. Нечто подобное Станислав Густавович видел в некоторых британских особняках, но — в отличие от британских «домашних библиотек» здесь было видно, что книгами активно пользуются. Да и два больших стола были завалены разными иностранными газетами и журналами.

— Вы, я гляжу, много читаете… — начал он «непринужденный разговор».

— А чем еще заниматься-то? Просто делать вид, что чем-то руковожу, много времени не требует, вот и развлекаюсь как могу. А пригласил я вас по вопросу не сказать что уж очень срочному, однако, думается мне, важному. Вот мы сейчас каждый божий день запускаем по одному-два завода…

— Больше.

— Не намного больше, но я не об этом. Заводы мы, конечно, растаскиваем по городам разным как можем, но все одно в городах этих с жильем становится крайне печально. Причем и мужики есть чтобы домов побольше строить, но с материалами для стройки тоже не ахти выходит.

— Это ненадолго, сейчас уже заработал завод по выпуску оборудования для заводов уже кирпичных. А если мы в следующем году начнем электростанции древесными гранулами питать вместо угля, то для питания этих кирпичных заводов топлива у нас вполне хватит.

— Про кирпич я и сам знаю, с цементом, опять же, уже скоро все будет прекрасно. А вот с окнами… стекла у нас выделывается крайне мало.

— Насколько я помню, до осени еще два завода стекольных будет запущено.

— Это да, вот только… вы на эти-то стекла посмотрите, — Николай Павлович махнул рукой по направлению к окну. — Что про них сказать можно?

— Ну, стекла… прозрачные.

— Вот именно, свет пропускают — и уже хорошо. Однако разглядеть через них мелочи всякие никак не выходит. А теперь посмотрите на это зеркало, я его из родового дома забрал.

— Честно говоря, с иного слова даже не подберу: зеркало просто шикарное.

— Вот-вот, а сделано оно куда как более ста лет назад. Я тут специально книжки умные почитал, изучил как венецианцы такие зеркала делали: они стекло на расплавленное олово лили.

— Я это слышал, и знаю, что получалось у них стекло почти идеальное, но жутко дорогое.

— Это потому, что они стекло это несколько дней одно делали. Я тут вот что подумал: нынче мы стекла для окон тянем вверх…

— Мне подробности неизвестны…

— Так я и рассказываю: стекло тянем вверх поскольку оно густое и тянется неплохо. Но все равно где-то на лодочке изъян — и он тоже наверх тянется, не девается никуда. А где-то стекло остыть в должной мере не успело и вверх не столь быстро протянулось, оплыло. А если стекло лить, как венецианцы, на то же олово и тянуть не вверх, а вбок… Его можно и погорячее на олово лить, оно пожиже будет и все такие неровности исчезнут, оплывут.

— Честно скажу: я вообще в изготовлении стекла ничего не понимаю.

— А вам и не надо. Я вот что подумал: если мы создадим специальный институт по стеклоделию, поручим ему придумать новые способы выделки стекла… Тут же, — Николай Павлович указал рукой на сваленные на столике книги — отдельные приемы в деталях расписаны, потребен лишь ум инженерный все это вместо собрать и станки нужные придумать…

— А зачем вам тогда я понадобился?

— А затем, что прежде чем институт такой учреждать, нужно посчитать во что он нам обойдется и какая от него будет стране польза. А то… сами знаете: один дурак может столько напридумывать, что дюжина умных не разгребут. А мне что-то дураком прослыть не очень хочется.

— Но я все равно не смогу оценить такой проект, тут нужно в стеклоделии хоть как-то разбираться.

— Вам — точно не нужно. Вам я хочу поручить при Госплане организовать службу, которая при нужде любых специалистов подключить сможет для рассмотрения проектов… скажем, необычных, а затем на основании рассмотрения их именно специалистами и предварительные сметы составить. При Госплане — потому что Госплан у нас главный по развитию страны и право имеет любых людей к работе привлекать. А вам это дело хочу поручить, так как вы по природной вредности характера всегда в самую глубь любого дела смотрите и людей своих подобным же образом работать заставляете.

— Теперь понял… хорошо, я завтра же этим займусь. А можно частный вопрос?

— Конечно.

— Меня один вопрос давно мучает… даже не знаю, как точнее сказать…

— Говорите как получится, думаю, мы разберемся.

— Вот вы… дворянин потомственный, и Ленина и его соратников люто ненавидите — а сами партию вступили, член Политбюро, руководитель правительства…

— Я понял, но вы вопрос все же неверно ставите. Я объясню. Тут книжечку одну прочитал, некий Бисмарк ее написал, немец. Он написал, что война между Германией и Россией — величайшая глупость, и именно поэтому она обязательно случится. А еще он в ней написал, что если ты не можешь победить врага, то присоединись к нему и возглавь. Раньше я этой книжки не видел, но поступал, оказывается, по германскому совету. Ленин был откровенным врагом России…

— Он же партию и основал…

— Неверное мнение. Партию большевиков организовал Израиль Лазаревич Гельфанд, более известный под фамилией Парвус, на германские деньги основал. Но лозунги он придумал, которые людям нравились — и в партию много приличных людей вступило, тот же Глеб Максимилианович например. Ну а то, что ваш этот Ленин ничего из обещанного исполнять не собирался и старался Россию иностранцам продать… пришлось мне присоединиться и возглавить. И да, мерзавцев пришлось убрать, но приличных-то людей даже среди большевиков большинство! Я и постарался их направить все же на защиту России… вы ведь тоже в большевики записались?