Тибетский лабиринт (новая версия) - Константин Жемер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что же другие члены Общества Туле, почему они безропотно взирали на такое? – возмутился Герман.
– Выгодно это, потому и взирали. Вот типичный пример такой выгоды: вздумалось изобретателю-самоучке Виктору Шаубергеру создать летательный аппарат на принципах, противоречащих всем законам физики, как тут же под его безумный проект Гильшер нашёл деньги. Шёл тысяча девятьсот тридцать первый год, подавляющая часть населения Германии тогда недоедала, но деньги всё равно нашлись. Через семь лет Шаубергер-таки создал нечто вроде летающего волчка. Я сама видела его в действии. Конечно, с точки зрения термодинамики прототип совершенно не представляет интереса – и в Германии, и в Англии уже есть более удачные двигатели – газотурбины, хотя, должна признаться, идея Шаубергера с самоотклонением вихревого потока посредством Кориолисовой силы весьма остроумна. Кстати, Гильшер нашёл «волчку» прекрасное применение – передал гестапо. Те создали вокруг никчемной штуковины легенду, будто это сверхоружие, и теперь на неё ловят иностранных шпионов.
При этих словах Герман не удержался и глупо хихикнул. Девушке хватило одного взгляда, чтобы понять причину такого веселья. Закинув назад голову, она в свою очередь громко захохотала.
– Представляешь, на эту утку уже клюнул британский агент, – сквозь смех сказала Ева, – такое впечатление, что бедняга не знал историю про Братца Кролика, Братца Лиса и смоляное чучелко[108]. Уф, полегчало! Недаром говорят, что смех – лучшее лекарство: веришь, до сих пор сидела как на иголках, не могла в себя прийти… Ведь я чуть тебя не потеряла, – девушка наклонилась к Герману и нежно поцеловала в лоб. – Кстати, должна признаться, по замыслу Гильшера я ведь тоже вроде смоляного чучелка, только не для англичан, а для тебя.
– В отличие от английских коллег, я прекрасно знаком с этой сказкой, – усмехнулся Крыжановский. – Помнится, Братец Кролик прекрасно управился не только с чучелком, но и с самим Братцем Лисом. Это так, к слову, а что касается твоего рассказа, одного не пойму – зачем Гильшеру понадобилось малоизвестное и не обладающее какой-либо силой Общество Туле? Ведь в нём собрались сущие маргиналы: бароны-самозванцы, медиумы, безумные изобретатели и этот…, контуженный? На кой Гильшер поднял их всех из грязи, дав в руки власть и деньги?
– На самом деле, Герман, ты задал очень трудный вопрос. Не только трудный, но и страшный. Правдивый ответ, возможно, прозвучит нелепо, – Ева прикрыла глаза и стала тереть виски, собираясь с мыслями. Внезапно скрипнула входная дверь, девушка вскинула глаза и облегчённо воскликнула: – Вот кто может дать нам все ответы!
Прежде, чем Крыжановский успел повернуть голову к двери, послышалось:
– Гляжу, ошиблась я! Выдюжил, мурш[109], не помер, значится кровь в жилах не жидкая, а прежняя – горячая. Оно и понятно, богатырского роду-племени как-никак.
Сказано было по-русски, за исключением непонятного «мурш». А голос оказался знакомый, жгучий – тот, что слышался под лавиной и который вернул, почитай, с того света.
Глава 2
Два возраста глумливой дакини
24 июня 1939 года. Тибет.
Обладательницей примечательного голоса оказалась ни кто иная, как приснопамятная госпожа Шурпанакха, которую Герман лишь мельком видал на симпозиуме в Берлине, зато вспоминал с тех пор неоднократно. Особенно въелись в память глаза – чёрные, жгучие – под стать голосу. Увы, внешность старухи подкачала: скрюченное тело, тёмная, в многочисленных пятнах, морщинистая кожа, узловатые пальцы, стискивающие кривую клюку. Право, жизнь человеческая слишком коротка, чтобы успеть так состариться. Рядом со старухой застыла фигура господина Каранихи.
Бабка, между тем, продолжала разглагольствовать:
– Думала, при смерти человек, в бреду мечется. Иду-поспешаю, мази-отвары несу, вдруг, чу-у, из окна мужеский хохот: га-га-га, а следом девчоночий: хи-хи-хи. Правильно люди говорят: любовь – лучшее средство от всяческой хвори. Поинтересуюсь, что тебя так рассмешило, ракло[110], чай, с переломанными рученьками-ноженьками не шибко на смех разбирать должно?
Герман поглядел на Еву – та успокаивающе улыбнулась, мол, старухе вполне можно доверять.
– Спасибо вам, матушка, – сказал профессор благодарно. – За лечение спасибо и за участие, но в особенности – за то, что дышу! А смеялись мы над тем как немцы, русские и англичане пытаются водить друг друга за нос, а в результате сами оказываются в дураках.
– Смотри, какой вежливый выискался, – крякнула бабка. – Только учти, за то, что дышать заставила, благодарить не надо – долг на тебе! А кто пока в дураках сидит – это бабушка надвое сказала. Знаешь сказ про смех без причины? Раз по дурости навредил, придётся уж расстараться и исправить содеянное. Ты – человек учёный, профессор, небось, слышал про закон кармы? То-то же! Кто просил Узелок развязывать?
– Какой такой узелок, матушка? – подивился Герман.
– Правильный такой Узелок, дило[111]! Его иначе ещё лабиринтом называют, – старуха стукнула об пол клюкой. – А я, старая, тоже хороша: привыкла к мысли, что узелок испокон веку развязать никому не удавалось – мечами рубили, это да, а головой – ни в жисть, вот и поплатилась, переиграл меня проклятый Антихрист и Крокодил!
– Матушка, вы говорите загадками, я не совсем понимаю…
– Беда в том, что Крокодил в тебе не ошибся, а я так всякий раз ошибаюсь, – вместо ответа зло буркнула старуха. – Вот и нынче – думала, вежливый, а ты пожилому человеку даже присесть не предложил, или не заметил какие у меня ноги больные?
Герман спохватился, дёрнулся на лежанке, но изломанное тело так взорвалась болью, что вместо извинений из уст вырвался лишь глухой стон.
– То-то же, – злорадно ощерилась Шурпанакха. – Думал, раз у самого нигде не болит, значится, и о других думать не след? Одним словом – дило, дурак, хоть и профессор!
– Герман, ещё раз шевельнёшься, и я тебя привяжу к лежанке, – пообещала Ева.
А вредная старуха, поддерживаемая под локоть безмолвным господином Каранихи, медленно и с усилием дотащилась до лавки, кряхтя, опустилась на неё, расправила тёмные свои одежды, длинным, отвратительным языком облизала губы и давай бубнить под нос:
– Только такой неприкаянный и мог Узелок распутать: между миров он застрял, между жизнью и смертью побывал, между добром и злом потерялся, между богом и чёртом толком не выбрал! Ни то, ни сё, Дурак[112], одним словом или Джокер, по-современному! Порядочный игрок на такую фигуру ставку делать не станет, нипочём не станет, порядочному игроку сия фигура – лишь помеха. Ну, да ладно, вражьей силе сослужил службу – значится, и мне послужит исправно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});