Сполохи детства - Степан Калита

Когда старик скончался, его сын аккуратно извлек из его сухонькой ладошки диктофон, и так же аккуратно удалил записи. Несколькими нажатиями на кнопки. На мой вопрос: «Зачем?!» он передернул плечами: «Да кто это читать будет?..»

Но большинство преступников уходили, уверен, так и не раскаявшись. Может, потому, что умирали молодыми и глупыми. Как, например, Сани, чьи последние слова: «Вот же сука…» я отлично запомнил. Они идеально подходили для того, чтобы нанести их на его могильный камень. Но, разумеется, его заказывал не я, так что там, скорее всего, написано что-нибудь вроде: «Любимому сыну от безутешных родителей»…

Рыжий вспомнил обо мне очень скоро. Кто-то из шестерок, чье лицо я даже не запомнил, настолько это был незначительный субъект, явился, чтобы позвать меня в «логово». Там состоялся краткий инструктаж.

— Пойдешь с Сани продавать ножи. Подстрахуешь, чтобы все было на мази. Там Яшка, мой знакомый цЫган.

«Я-то с какого перепуга?» — хотел сказать я, но промолчал. Только угрюмо смотрел на Рыжего и переваривал новую информацию.

Главарь Банды, конечно, решил не говорить, что вместе с ножами Сани передавал цыганским барыгам партию какой-то «дури» — не порошок, а увесистую упаковку таблеток. Но Сани сам ее мне показал, пока мы шли к электричке.

«Я на это не подписывался», — подумал я. Тем более, что ехать опять нужно было в дальнее Подмосковье, да еще на двух поездах, с пересадкой на белорусском вокзале. Но деваться было некуда — и я поехал.

В электричке Сани продемонстрировал свои изделия — ножи были упакованы в красивую папку из кожи, на ней стояла фирменная отметина — полумесяц. Мастером он действительно был превосходным. На лезвия даже была нанесена красивая гравировка. Как он все это проделывал, не представляю. Но руки у парня были золотые. Ножи цыганам Сани вез в качестве подарка. Так решил Рыжий. Ну, конечно, тратиться не надо — а презент, и вправду, отличный.

Мы ехали, и я со злостью вспоминал, как Сани тыкал мне в живот ножом, когда мы еще толком не были знакомы. О чем думал он — не знаю. Но, наверное, его тоже занимали какие-то мысли, потому что он все время молчал, смотрел и окно и покусывал губу. Скорее всего, он забыл об этом старом эпизоде. Но я не забыл. Я, вообще, редко что-то забываю. Только лица тех, кто мне совсем безразличен.

Еще я думал о том, что будет, если нас повяжут с этими самыми таблетками. Это же почти наверняка наркота. Причем, ее много. Значит, дело плохо. Потом не докажешь, что встрял случайно. Посадят надолго.

Я и представить не мог, что цыгане решат нас кинуть. Но они именно так и поступили…

Мы сошли с электрички, потопали вдоль заборов по дороге, кое-как присыпанной гравием. Пару раз свернули. И добрались до громадного давно некрашеного дома. Снаружи казалось, он заброшен хозяевами, и там никто не живет. Но как только мы остановились у ворот, тут же залаяли собаки, и стали просовывать глупые морды в дырки в заборе и в яму под воротами.

— Ну и как мы попадем внутрь? — спросил я.

— А я почем знаю, — огрызнулся Сани.

Мы топтались на месте минут десять, все это время стая продолжала гавкать. Наконец на шум вышел черноголовый парень в красно-синем спортивном костюме и тапочках. Выглянул в калитку и лучезарно нам улыбнулся. Зубы у него были белые. А лицо смуглое. Настоящий цыган.

— Проходите. Давно вас ждем.

— А собаки не укусят? — с опасением спросил Сани.

— Нет, они смирные. Если видят, что к хозяевам гости пришли… Хорошие гости. — уточнил он.

— Мы, вроде, неплохие, — попробовал я пошутить, чтобы разрядить обстановку. Но шутка вышла так себе, и никто не засмеялся.

Вообще, напряжение ощущалось с самого начала. И я его чувствовал. И Сани, думаю, тоже. Я шел за ним по тропинке к дому и видел, как у него напряглась и покраснела шея. Кожаную папку с ножами он нес в левой руке. А упаковка таблеток лежала в сумке на ремне. Такие в девяностые очень любили туристы. Да и сейчас, наверное, любят некоторые.

— Снимайте обувь, — попросил черноголовый. За порогом лежал тяжелый узорчатый ковер в красных тонах. Мы подчинились. И прошли за ним в комнату. Здесь поверх ковра была расстелена целлофановая пленка, какими укрывают теплицы.

В кресле сидел лысеющий толстяк лет сорока пяти. Я сразу заметил, что на пальцах у него несколько золотых перстней.

— Ты Яша?! — спросил Сани.

— Да, я Яшка, — откликнулся тот так, будто проснулся от спячки, встряхнул щекастой головой.

— Это тебе, — Сани подошел и протянул папку с ножами.

Яшка открыл ее, рассмотрел без интереса и глянул на черноголового парня — тот тут же подбежал, забрал подарок и унес в другие комнаты.

— Ну, товар привезли? — спросил Яшка.

— Да, — Сани расстегнул молнию, извлек упаковку таблеток, передал их цыгану. Тот взвесил ее на ладони и тоже передал черноголовому.

Все это время я чувствовал себя крайне неуютно. Как будто под прицелом. И невидимый снайпер уже дослал патрон и держит палец на курке. Причем, напряжение все нарастало. Так что я даже стал сильно потеть. Рубашка вся промокла на спине и подмышками, я чувствовал, как ткань неприятно липнет к лопаткам. И со лба катились тяжелые капли.

Толстяк напротив — был очень спокоен и даже вял, словно наглотался снотворного.

Мы просто стояли посреди комнаты, и ничего не происходило. Ждали.

Тут появился другой парень. Волосы и щетина на лице у него отдавали в рыжину. В руках он нес небольшой газетный сверток. Передал его Сани.

— Можете не пересчитывать, — сказал Яшка.

— А я все-таки пересчитаю, — ответил Сани, развернул газету, в ней лежали деньги, и, присев на корточки, принялся считать.

Время растягивалось, как отдираемая от стены свежая жвачка, тянулось все медленнее и медленнее. Было так тихо, что я слышал, как колотится сердце. Только шорох купюр немного заглушал его биение…

— Тут не все! — вдруг сказал Сани и резко встал. — Должно быть… — Он назвал сумму.

Снова повисла пауза.

— Забирай что есть, — вяло сказал Яшка, его лицо не выражало никаких эмоций. — Остальное потом отдадим.

— Так не пойдет, — заявил Сани.

И тут у меня внутри, словно, лопнула какая-то пружина. Я понял, что сейчас произойдет непоправимое. Что-нибудь очень страшное. Я замахал руками, схватился за сердце.

— Что это с ним? — спросил толстяк.

— Я… я задыхаюсь, — выдавил я. Я и вправду буквально задыхался. У меня начался приступ паники. Я попятился, нащупал дверь. — Мне надо на воздух. Подышать. — И вывалился на крыльцо. Дверь за собой не закрывал. И видел, как из комнаты выбегает тот же черноволосый с одним из ножей Сани и бьет им ему в живот. «Вот же сука…» — бормочет Сани и медленно валится на колени, а потом утыкается лицом в целлофан. Время все еще едва двигалось, но уже через секунду меня накрыло его волной и понесло — я слетел с крыльца и бегом кинулся к калитке. Собаки при этом меня игнорировали. Беспородные псины провожали беглеца удивленными взглядами — чего бежит? зачем бежит?

За мной даже никто не гнался. Я выскочил в калитку и помчался по улице к электричке, споткнулся, упал, разодрал штаны и коленку об острый гравий, но тут же вскочил и, не замечая боли, продолжал бежать…

Возле платформы была небольшая рощица. Я вломился в кусты и спрятался в них, выглядывая на дорогу. Никто не появлялся. Я все сидел и сидел там на корточках, истекая потом. Никто не шел меня убивать. Я был им просто не нужен. Перед глазами стояла страшная картинка. Но к ней примешивалась идиотская мысль — это я, я приговорил Сани, еще в тот самый первый раз, когда он тыкал меня ножом в живот, я знал, что он точно так же умрет от ножа. От своего ножа, сделанного собственными руками. Не знаю, как — но это точно я. Я это сделал. Я его убил.

Приехала электричка. Я выломился из кустов и побежал к ней. Влетел в тамбур, запыхавшись, немного постоял в прокуренной атмосфере, пытаясь отдышаться. Потом зашел в вагон, где было довольно людно. Наличие народа, да еще почему-то недовольный мужик с газетой, напротив которого я сел, сразу меня успокоили. Но сердце все равно колотилось где-то возле самого подбородка, будто я готовился его выблевать. Только через пару остановок я перестал ощущать этот беспокойный орган и смог перевести дух.

Нас кинули, понял я. Рыжий послал нас черт знает к кому. Причем, Сани — своего верного товарища и меня… меня… А может они должны были убить меня, а по ошибке зарезали Сани? Эта мысль неприятно кольнула — и некоторое время не отпускала. Похоже, они правда нас перепутали, думал я… Но потом все-таки стал рассуждать здраво. Зачем Рыжему меня убивать? И к чему тогда вся эта волокита с деньгами, которых не хватало? Зачем им вся эта волокита?.. По-моему, они просто тянули время и приглядывались к нам. А меня отпустили, чтобы я рассказал Рыжему, как было дело. Чтобы предупредил его, что с ними шутки плохи. Могут зарезать.