Автово - Андрей Портнов

— Да что ты, Лариса, — я уже более-менее совладел с собой, — я в туалете был (здесь я даже не соврал).

— В туалете двадцать минут?

— Ну, и что, у каждого свои проблемы.

И, рыгнув напоследок, я зашёл в 215-ую.

Ошеломлённая таким поведением, Лариса даже забыла, зачем пришла и поспешила убраться прочь.

После обеда, когда наши вернулись с «войны», комната уже окончательно проветрилась, а я со спокойным видом полулежал на кровати и делал вид, что усиленно изучаю лекции Гармы.

— И давно это у тебя? — подозрительно спросил меня Рудик.

— Что?

— Ну, это — посреди дня лекции читать.

— Да нет, просто взгрустнулось.

— Ну, и как, они тебя развеселили, лекции-то?

— Хватит чушь нести, — решил вставить своё слово Владик, — пошли жрать…

На следующий день я решил закрепить так хорошо начатое мною новое деяние. К сожалению, «война» была всего лишь раз в неделю, поэтому и речи быть не могло, чтобы курить в комнате, где сейчас нагло расхаживали Владик с Рудиком.

Пачку я прятал в тумбочке. Подойдя к ней и делая вид, будто что-то ищу, я украдкой достал одну сигарету и незаметно сунул её в карман рубашки. Затем, сказав, что пойду к кому-нибудь в гости, вышел в коридор. Там мне тоже делать было нечего. Нужно было найти подходящее место, где меня никто не смог бы увидеть, по крайней мере, наши и «школьники». Я поднялся по нашей ближайшей чёрной лестнице и остановился на площадке между третьим и четвёртым этажами. На мой взгляд, место было подходящим — отсюда, глядя вниз, я мог наблюдать — не поднимается ли кто-нибудь из знакомых, и в случае чего мог дать деру в верхнем направлении. На этой площадке было открыто окно, что тоже меня устраивало, я достал сигарету и чиркнул зажигалкой. На этот раз сигарету я решил зажечь уже как надо, то есть с помощью дыхательных движений. Где-то после четвёртой попытки у меня это получилось, но самое главное — опять никакого кашля! Минут через 10 я выбросил окурок в окно и, снова шатаясь, поплёлся в туалет третьего этажа. Прополоскав рот почти литром воды, я всё же боялся, что Рудик учует посторонний запах, а этого ни в ком случае нельзя было допустить. За Владика я не беспокоился. У того был сильный насморк, и он ничего бы не почувствовал, даже если ему прямо в нос дыхнуть сразу после продолжительной рвоты. Но вот Рудик…

На всякий случай, положив в рот жвачку, я с опаской вернулся в 215-ую. Слава Богу, никто ничего не заметил, и это вдохновило меня на новые подвиги.

Владик ушёл играть в карты к Лариске с Васильевым. Кстати Лариса ещё с утра жаловалась Владику, что, оказывается, его сосед Рыжий, когда все уходят на «войну», с утра бухает у себя в комнате в одну харю. И когда она, бедная девочка, пошла вчера в 215-ую, ей гвоздик нужно было прибить, этот законченный алкаш даже не соизволил ей открыть, а несколькими минутами спустя, когда у неё сгорела вся капуста, она видела его мотающимся из стороны в сторону в коридоре и издавающим неприличные звуки. Короче, что-то надо было делать.

Вот, наверное, сейчас Владик, под предлогом игры в карты, отправился на важное совещание на тему «Что делать с Рыжим, и где он прячет полулитру?». Ничего не подозревая, я и Рудик сели пить чай. Сахар кончился, и тут я вспомнил, что у меня осталось ещё немного с поезда — в баночке от какого-то лекарства. Баночка стояла на видном месте, и в ней, действительно, был белый порошок. Не долго думая, я схватил две полные ложки и сыпанул их себе в стакан. Что было, когда я попробовал свой, извините, чай — трудно описать. Тот факт, что я не выплеснул всё изо рта прямо на стол, объяснялся лишь тем, что мальчик я, как известно, очень воспитанный и скромный. Но перекорёжило меня страшно.

— Ты чего? — испугано спросил меня Рудик, увидев мои судороги.

Не зная, что делать, я каким-то чудом заставил себя проглотить эту гадость и, переведя дыхание, ответил:

— Это… это не чай, это — помои!

Рудик, испугавшись, что выпил уже полбокала и ничего не почувствовал, подозрительно осторожно отхлебнул из своей чашки ещё немного. Потом последовала минута молчания, во время которой он наспех соображал: то ли ему, действительно, признаться, что он ничего не чувствует и тем самым выставить себя на посмешище, поскольку у него, оказывается, полностью атрофированы органы (вкусовые, конечно) или сказать, и тем самым обмануть себя самого, что да, дескать, не чай это вовсе, а какая-то мозговая жидкость, и если бы не сильная жажда, мучавшая его целый день…

В итоге Рудик выбрал осредненный вариант:

— Да-да, — с важным видом произнёс он, — я тоже что-то такое почувствовал, но пить, по-моему, можно. Я ведь, сам знаешь, не привередливый.

Это я, конечно, знал, но знал и другое — кто-то из нас двоих сошёл с ума, это точно. Потому что источник помойного вкуса я уже давно определил, но ведь Рудик не мог его почувствовать, потому, как не клал ЭТОГО!!!

— Ну-ка, дай попробовать, — сказал я и, выхватив из его рук чашку, отхлебнул из неё.

— Нормальный чай, — констатировал я, — чего придираешься? Сегодня ведь только утром заваривали.

— Ба-а-а! — ответил Рудик, наверняка, сам не зная, что он хотел этим сказать.

— Вот тебе и «ба-а-а», — сказал я. — Чай у тебя нормальный, это у меня помои.

— А почему? — наконец-то, послышался резонный вопрос.

— А потому, — с этими словами я выхватил проклятую баночку из-под лекарства и поставил её перед удивлённым Рудиком. — Вот!

— Что это? Сахар?

— Ага, три раза сахар! Это — сода, обычная пищевая сода, которую кладут в миллиграмных количествах в тесто — это моя мамочка думала, что я здесь хлебопекарню открою. А я положил этого дерьма в чай целых две ложки! Это же просто невозможно пить!!!

До Рудика, наконец-то, дошло, что с его органами всё в порядке и, выйдя из оцепенения, он принялся яростно хохотать (замечу, что зрелище яростно хохочущего Рудика — явление очень редкое в наше время и само по себе является уникальным).

Смотря одним глазом на трясущийся уникум, другим я в это время обнаружил ещё одну банку-склянку, ранее мною незамеченную.

— А это ещё что такое? — спросил я, дождавшись конца истерики.

— Владик себе новое лекарство купил. Кажется, от бронхита, чтобы не харкаться.

— Да иди ты, — отмахнулся я от него руками, — быть такого не может. Ещё не изобрели такого лекарства, чтобы Владичка перестал отхаркиваться. А если бы изобрели, мы сами с тобой давно бы уже ему купили — хоть поспали бы спокойно. Ладно, давай сюда это лекарство, не пропадать же моей соде.

— Что ты хочешь сделать? — с ужасом спросил Рудик, смутно догадывающийся о моих последующих пакостях.

— А что, не мне же одному страдать!

С этими словами я насыпал соду в ложку и умудрился затем высыпать её в узкое горлышко Владиковского лекарства. Хорошенько взболтав полученную смесь, я поставил флакон на место.

— А если он заметит, — всё с таким же ужасом произнёс Рудик.

— Так ведь это самое главное, — обиделся я. — На кой тогда мне всё это нужно, если не будет никакого эффекта?!

— Чего ты над ним издеваешься?

— Не знаю, злой он какой-то стал.

Не знаю, как дотерпел Рудик до возвращения Владика, но стоило тому появиться, как Рудик через каждые пять минут стал напоминать, что ему пора принять лекарство.

— Ах, да-да! — спохватился, всё-таки, через полчаса Владик и, отлив из флакона определённую дозу, с наслаждением выпил содержимое. Рудик зачаровано смотрел ему в рот. Я лежал на кровати и тоже одним глазом пытался увидеть реакцию больного.

Владик молчал и занимался своим делом. Наконец, молчание стало просто невыносимым, и Рудик, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более небрежно, спросил:

— Ну, Владик, как лекарство?

— А? Чего? А, лекарство, да ничё, нормальное, вкусное даже. Хочешь попробовать?

По комнате пронёсся протяжный стон — это я, уткнувшись лицом в подушку, трясся мелкой дрожью от раздирающего меня смеха и одновременно ругал себя за тупость.

Действительно, это каким же надо быть идиотом, чтобы забыть тот случай с тушёнкой, когда Владик ещё сомневался — можно ли её есть или нет. Ничего не попишешь — у человека напрочь отсутствуют вкусовые рецепторы…

Каждый день — три раза в сутки — я упражнялся в своём новшестве. И уже через неделю закончилась моя первая пачка «Camel». Выкуривать три сигареты в день было для меня более чем достаточно. Пока никто об этом ещё и не подозревал.

Первым увидел меня с сигаретой Наиль. В один прекрасный день я после полуночи от нечего делать прохаживался по нашему коридору. Обычно в это время общага ещё не спит, но сейчас было на редкость тихо. И я решил закурить прямо здесь. Честно говоря, мне надоело делать это втихомолку, так что пора было выходить из тени.

В коридорной тишине зловеще раздался скрежет двери 211-ой, и передо мной появился Наиль. Я тут же встал в позу и, делая вид, будто совсем не обращаю на него внимания, вульгарно затянулся. Однако, краем глаза заметил, как у Наиля перекосился при виде меня мордоворот, а затем, придя в себя, с криками: «Рыжий!!! Тебя никто ещё не видел?» он силой выволок меня за собой на чёрную лестницу.