Знамя над рейхстагом - Василий Шатилов

- А что, собственно, за разведку вы собираетесь проводить? - принялся расспрашивать меня подполковник. - Вы из какой части?

Расспросы принимали неприятный для меня характер - говорить правду я не мог, а врать было глупо и несолидно. Степаненко же, чувствовалось по всему, относился ко мне с подозрением. Чтобы покончить с этим, я сказал:

- На ваши вопросы, товарищ подполковник, я, к сожалению, отвечать не могу. Если у вас какие-нибудь сомнения насчет меня, позвоните в штаб семьдесят девятого корпуса. Фамилия моя Шатилов.

- А звание?

- Вы же видите мои погоны.

Мы тем временем подошли к полковому командному пункту.

- Побудьте пока, пожалуйста, здесь, - сказал Степаненко, входя в блиндаж. Сказал твердо, словно отдавал приказ, и показал на меня глазами ординарцу. Тот чуть заметно кивнул головой. Я присел в передней части блиндажа, представлявшей собой что-то среднее между прихожей и помещением ординарца. Командир полка прошел на свою половину, отгороженную плащ-палаткой. Было слышно, как кричит он в телефонную трубку: "Младший сержант Шатилов... Да, в расположении моего хозяйства... Понятно. Ясно".

Я слушал этот односторонний разговор безучастно, все мое внимание поглощал запах борща - густой, ароматный. Время-то, оказывается, перевалило за полдень. А я утром и позавтракать не успел. Тут распахнулась плащ-палатка, и Степаненко пригласил меня на свою половину:

- Не хотите ли отобедать со мной, товарищ младший сержант?

- С удовольствием! - сразу же согласился я.

- Тогда прошу к столу.

Мы принялись за борщ. Я стал расспрашивать Степаненко о поведении противника в последние два дня. Он отвечал охотно, без опаски, но в глазах его светился невысказанный вопрос: "А кто же ты, братец, все-таки есть на самом деле?"

После обеда я еще некоторое время пробыл на левом берегу Одера. На этот раз без приключений. Когда наконец добрался до своего штаба, уже смеркалось. Дьячков доложил мне о завершении подготовки к смене частей на плацдарме. Через несколько часов мы должны были выступать.

Только я остался один в своей комнате, только переоделся, как раздался стук в дверь и на пороге выросла фигура незнакомого офицера.

- Василий... - негромко произнес он.

- Коля!

Это был Николай Тихонович Кириленко, муж Маши, моей младшей сестры. Мы обнялись, расцеловались. Вот уж нежданной была для меня эта встреча! Не виделись мы с ним с начала войны, и я не знал даже, на каком фронте он воюет.

- Какими ты здесь судьбами? Как меня нашел? - принялся я расспрашивать его.

- Да очень просто. Мы ведь с тобой едва не встретились. Я знаешь где? В двести шестьдесят седьмом полку, у Степаненко заместителем. Захожу к нему, а он рассказывает: только что обедал у меня кто-то, а кто - сам не знаю. В форме младшего сержанта, но чувствуется, что не сержант. Назвался Шатиловым. В корпусе подтвердили, что есть такой, и попросили обращаться вежливо и во всем оказывать содействие. Я как услышал фамилию, так и подумал, что это ты. Ну а узнать, что в семьдесят девятом корпусе дивизией командует Шатилов Василий Митрофанович, было делом несложным. Так я тебя и разыскал.

- Маша давно не писала?

- На днях получил письмо.

- Где она?

- Недавно в Москву приехала. А до этого с детьми под Воронежем у старшей сестры была.

- Дети как?

- Юля и Валя в школу уже пошли. А я не могу себе их представить. Шутка ли, почти четыре года не видел.

Долго говорили мы, вспоминали жен, которым пришлось хлебнуть немало горя, отправляясь без вещей да без денег в эвакуацию с детьми. Припомнили и переделки, в которых приходилось нам бывать.

- Сколько раз думал, что не останусь живым, а пули меня щадили, говорил Николай. - Как-то, помню, смотрел в амбразуру, вдруг - вжик - пуля фуражку прошила и клок волос сняла. После меня девушка-снайпер в ту амбразуру глянула. Сразило ее наповал... Ну а теперь вроде все самое тяжелое и страшное позади. Должны мы с тобой живыми домой вернуться...

Тепло мы распрощались с Николаем. Память об этой встрече еще долго согревала меня.

Накануне

Ночью на плацдарм переправились основные силы пехоты и танки. Наши бойцы сменяли гвардейцев 267-го полка. Перед рассветом немцы обрушили артиллерийский огонь по наплавному мосту, наведенному саперами, и по паромной переправе. Били они, как обычно, и по постоянному мосту, находящемуся в нескольких километрах южнее, - им пользовались мы в предыдущие дни, отправляясь на рекогносцировки. А сегодняшней ночью по нему проходили танковые подразделения. Артиллерия почти вся переправилась на тот берег еще накануне.

Сейчас по мостам пробегали последние роты пехотинцев. В сером предрассветном воздухе появились вражеские бомбардировщики. Но еще до того, как первые бомбы понеслись со зловещим визгом к земле, грянули наши зенитные батареи, развернутые по обеим сторонам переправ. "Юнкерсы" отбомбились кое-как, не достигнув ни одного прямого попадания в мосты, и поспешно убрались на запад. Зато артиллерийский обстрел усилился. Снаряды плюхались в воду, вздымая высоченные столбы всплесков, падали на берег, выбрасывая черные султаны земли.

Сияние осветительных ракет выхватывало из жидкой темноты фигурки бойцов, стремительно преодолевавших опасную зону - от леса к берегу и дальше, по мостам, на огненный плацдарм. Над переправами, над вспаханным снарядами берегом свистели осколки, стлался пороховой дым. Люди с ходу летели на землю, вжимались в нее, чтобы через несколько секунд подняться и снова рвануться вперед. Но, увы, поднимались не все. Одни из них оказались потом в медсанбатах и госпиталях. Другие сложили свою голову у Одера. Потери эти, к счастью, были невелики. Переправа в целом прошла успешно. В этом была немалая заслуга понтонеров. Несколько раз под непрекращающимся огнем восстанавливали они наплавной мост, получавший повреждения от прямых попаданий.

14 апреля вся наша дивизия была уже на плацдарме, площадь которого составляла не более пяти квадратных километров. И какая дивизия! В числе приданных и поддерживающих частей у нас имелось два самоходных артиллерийских полка, два полка гвардейских минометов, шесть обычных артполков, два истребительно-противотанковых дивизиона, артиллерия 265-й стрелковой дивизии и 23-я танковая бригада. Раньше даже корпус не мог похвастаться такой мощью.

Вся эта техника, боеприпасы и имущество зарывались в землю на заранее размеченных участках. Бойцы подновляли старые траншеи, отрывали новые.

На КП дивизии я собрал командиров стрелковых полков. Мочалов, Плеходанов и Зинченко явились со своими начальниками штабов оживленные, в приподнятом настроении. Ведь сейчас, по существу, был сделан хотя и первый, но весьма важный и вполне осязаемый шаг в сторону Берлина.