Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка

— Воистину, ты мудр, мой дорогой зять Надир! — восхитился Азиз. — Я благословляю тот миг, когда решил выдать за тебя свою дочь! Далеко ли отсюда ближайший рабский рынок?

— До Бхригукаччха[508] рукой подать, — со знанием дела ответил Надир. — За пять дней обернемся. Кстати, дорогой тесть! А пока мы ждем специй, полученных за наших рабов, будет ли разумным терять время? У нас есть прекрасный город. Пусть он самую малость сгорел, но жить-то ведь здесь можно. Не будет ли достойным поступком лишить их добра персидских огнепоклонников, не признающих истинную веру? Они ведь так и снуют здесь. Зачем нам куда-то плыть, торговаться с индусами и рисковать в штормах? Ведь они уже это сделали за нас! Нам нужно просто взять то, что у них на борту.

— Хм… — задумался Азиз. — Я не перестаю удивляться твоей мудрости, Надир. Несомненно, здесь дар-аль-харб, мир войны. Думаю, взять добро неверных будет добродетельным поступком, особенно если мы уплатим положенный закят с этих честно заработанных денег.

— Тогда берем десяток кораблей, — хищно усмехнулся Надир, — грузим товар и плывем в Бхригукаччху. Там закупаем пряности и возвращаемся сюда. Я думаю, мы с пользой проведем то время, которое понадобится, чтобы дождаться попутного ветра. Мне уже нравятся эти земли, почтенный Азиз. Тут, в дельте великого Инда, живет работящий народ, который выращивает хлопок. Надо присмотреться повнимательнее к этим местам. Брат Само сказал, что купит у меня этот самый хлопок в любом количестве.

— И я думаю, это очень хорошие люди, зять? — Азиз удовлетворенно погладил седую бороду.

— Отличные люди, просто отличные, — закивал головой Надир. — Мы точно не станем продавать их в рабство. Зачем это делать, если можно просто забрать эту землю себе? Всю! Вместе с этими прекрасными людьми и их хлопком.

— Пятнадцать сотен будет маловато, — ответил после раздумья Азиз.

— Я поговорю с халифом, когда вернусь, — сказал ему Надир. — Я все равно весной поеду туда. Думаю, он мне не откажет, ведь я готов принести ему на блюде страну Синд[509].

Глава 15

Ноябрь 637 года. Братислава.

Какое наслаждение, когда можно просто почесать ногу, спрятанную в плотной повязке много недель. Самослав, оглянувшись украдкой, пнул ненавистный гипс, снятый только что Ильей, и аккуратно встал на ногу. Больно! Нога отвыкла от нагрузки, и он просто постоял, заново привыкая к тяжести тела.

— Ничего, расхожусь, — буркнул он, отмечая, что боль была тупая и далекая, словно нога все же не отказывалась работать, как раньше. — Сколько дел накопилось!

А дел и, правда, было по горло. Не привычен был народ к тому, что князь, король или герцог сидит где-то далеко. Он должен быть рядом, а они имели право высказать ему свои чаяния. И показаться перед людьми в немощном виде тоже нельзя, потому как князь — это воин, защитник. А если он воевать не может, то какой же он князь. У данов вон до сих пор удалой молодец может вызов ярлу бросить, в поединке убить и место его занять. Конунг Эйнар, хоть и был уже стар, пару лет назад такого горлопана прирезал. Но, говоря откровенно, помог ему новгородский доспех, который соискатель высокого звания пробить не смог, как ни пытался. Тем не менее, владыка южной Дании, что раскинулась от моря до моря, издал указ, что таких смутьянов теперь нужно хватать и побивать смертно, ибо нечего!

— Само, я так рада! — Мария впорхнула в его покои и присела в поклоне. — Ты уже ходишь! Может быть, мы с тобой сходим в театр? Скоро премьера.

— Что дают? — спросил князь, который тягой к театру не отличался и в прошлой жизни. А ужимки местных лицедеев и вовсе вызывали у него одну лишь зевоту.

— «Клад» Тита Макция Плавта, — охотно пояснила Мария. — Это комедия вроде бы. Ну, пойдем! Ну, пожалуйста! Неприлично нам с Людмилой вдвоем в театр ехать, словно мы вдовы какие! И Владимир тоже хочет пойти!

— Они уже приехали из кочевья? Это хорошо! — кивнул князь. — Позови-ка мне этих сорванцов. Я спрашивал, у них там вроде бы все хорошо сложилось.

— Да, — легкомысленно махнула рукой Мария. — Были небольшие сложности, но они сами разобрались с ними. Тебе совершенно не о чем беспокоиться.

* * *

Полгода назад. Паннонская степь.

Изумрудное разнотравье апреля вернуло в степь жизнь, замершую было на зиму. Время, когда кони пробивали для баранов дорогу и ледяной наст, закрывающий убогую жухлую траву, прошло. Солнышко уже давно слизнуло последний снег, спрятавшийся в оврагах, и уже вовсю дарило тепло настрадавшимся за зиму людям. Тут, в степи, совсем не то, что в Братиславе, у теплой печки. В здешних пустошах злые вьюги каждую зиму забирают жизни стариков и малых детей как дань старым богам. Не спастись от них никак, нужно только ждать.

Но вот зима отступила, и мелкие речушки с хрустом сломали истончившийся до прозрачной синевы лед. Они потащили его к Дунаю-батюшке, торопясь влиться в его студеные воды. Потащил тот лед вмерзший в него осот и камыш, безжалостно выдирая корни, прочищая речное дно и давая дорогу родникам, пробивающимся снизу, из тверди земной.

Повеселел и скот. Конские бока снова стали наливаться сытостью и лоском, а шкура начала блестеть, словно смазанная маслом. Не отставали и бараны, спешно обрастающие руном к первой в этом году стрижке. Полтора десятилетия всего прошло, как закончились войны в степи, и уже каждый ручей и каждая балка, где росла добрая трава, знали своего хозяина. Тесно становилось в степи, да еще и ужиматься приходилось, когда княжьи люди делали шаг из лесных весей на степной простор. Кочевым родам тоже нужно было зерно, и они, скрепя сердце, пускали на родовые земли землепашцев, отдававших зерно в счет аренды. Степная земля жирна, как масло. Не сравнить с той, что была на месте сведенного леса. Она здесь со времен Аттилы плугом не тронута, а потому урожаи давала такие, что ханы мелких родов, стыдливо пряча глаза, переставали кочевать вместе со своими стадами, садясь на землю. Они рубили себе богатые дома, презрев шатры предков. На пастбища теперь шли старики и мальчишки-помощники, которые, войдя в положенный возраст, подряжались на княжескую службу.