Русская драматургия ХХ века: хрестоматия - Коллектив авторов

Важное место в драматургии 1950-1960-х годов продолжала занимать военная тема. События Великой Отечественной войны требовали уже не публицистического прочтения, а нового уровня нравственного осмысления. Этические проблемы – героизм и предательство, честь и бесчестье, долг и совесть – оказались в центре внимания в таких пьесах, как «Гостиница «Астория»» (1956) А. Штейна, «Барабанщица» (1958) А. Салынского, «Где твой брат Авель?» (1956) Ю. Эдлиса, «Соловьиная ночь» (1969) В. Ежова.

Возросший в годы «оттепели» интерес к истории способствовал появлению и серьезной исторической прозы, и исторической драматургии. По-прежнему официальной критикой приветствовалось в первую очередь стремление драматургов воплотить на сцене образ вождя мирового пролетариата. Удивительно, однако, что даже в этой области драматургии нашлись свои «отщепенцы», произведения которых не без труда пробивались на сцену. Речь идет прежде всего о пьесах М. Шатрова. Одна из ранних его пьес «Именем революции» (1958) была выдержана вполне в духе погодинской ленинианы, но в дальнейших произведениях – «Шестое июля» (первая редакция – 1964, вторая редакция – 1973), «Большевики» (1967), «Так победим!» (1981) – драматург по мере сил и тогдашних (конечно, весьма ограниченных) возможностей старался пройти путь от «мифа о вожде пролетариата» к подлинным историческим реалиям сложного и противоречивого революционного и послереволюционного времени.

Опыт М. Шатрова свидетельствовал, что драматург, обращаясь к историческому документу, может добиться успеха только тогда, когда пытается аналитически этот документ осмыслить, а не пересоздать в угоду сложившейся политической конъюнктуре, как это позволили себе сделать, например, С. Алешин в пьесе «Дипломат» (1967) или А. и П. Тур в пьесе «Чрезвычайный посол» (1967). Подобный «псевдодокументализм» был весьма распространен в те годы в драматургии. Его натиску, помимо М. Шатрова, пытался противостоять и Л. Зорин, создавший историко-документальные драмы «Декабристы» (1967) и «Медная бабушка» (1970).

Отечественный театр следующего десятилетия – 1970-х годов – был совершенно особым явлением: здесь на сцену нередко пробивалась правда, которую невозможно было увидеть на теле– и киноэкране из-за того, что телевидение и кино были гораздо более доступны массовой аудитории. Театр для российской интеллигенции периода застоя был и искусством, и политической трибуной, и местом подлинных духовных откровений.

Продолжил в эти годы свой трудный путь Театр на Таганке, не снижал художественной планки и Г.А. Товстоногов в Ленинградском БДТ. В полный голос заявило о себе новое поколение талантливых театральных режиссеров – М. Захаров, Л. Додин, Р. Стуруа, А. Васильев, Ю. Еремин, Р. Виктюк, К. Гинкас и др. Так что говорить о застое в развитии отечественного театра никак не приходилось.

И все же признанным лидером в литературе 1970-х годов была не драматургия, а проза, чутко реагировавшая на изменения в общественном сознании, остроконфликтная, многоплановая. И она мощным потоком хлынула на театральные подмостки, заметно потеснив в репертуаре собственно драматические произведения. Критика даже назвала этот период десятилетием инсценировок. Романы, повести, рассказы Ф. Абрамова, Ч. Айтматова, Ю. Бондарева, Б. Васильева, Д. Гранина, В. Распутина, Ю. Трифонова, В. Шукшина, В. Быкова, В. Тендрякова с разным успехом инсценировались в театрах по всей стране.

Успешно выдержала конкуренцию с инсценированной прозой и драматургической классикой так называемая «производственная» драма. По сути, это была театрализованная публицистика более или менее высокого уровня. «Производственная» драма, получившая свое название в связи со специфическим конфликтом, была тем более актуальной, что почти не имела аналогов в прозе тех лет.

Эпоха научно-технической революции требовала решения новых социально-нравственных проблем, нового героя-лидера, руководителя производства, способного взять на себя ответственность за судьбу не только конкретного предприятия, но и экономики в целом. Многие драматурги 1970-х годов с завидным упорством обнажали перед зрителями те пороки социалистического хозяйствования, которые разрушали экономику страны, деформировали человеческое сознание и представления о нравственных ценностях. В лучших производственных пьесах перед нами предстают не просто персонажи-схемы с бесконечными разговорами на узкотехнические или чисто производственные темы, но живые люди, пытающиеся найти ответ на глобальные социальные или нравственные вопросы.

Пьесой, открывшей «производственную» тему в отечественном театре, стала драма И. Дворецкого «Человек со стороны» (1972). Основной вопрос этого публицистического произведения: каким должен быть современный руководитель производства? Вслед за И. Дворецким в «производственную» драму пришли Г. Бокарев («Сталевары», 1972), А. Абдуллин («Тринадцатый председатель», 1979), А. Мишарин («Равняется четырем Франциям», 1982), А. Гребнев («Из жизни деловой женщины», 1973), А. Макаенок («Таблетку под язык», 1973) и многие другие. Но наибольшая известность выпала на долю А. Гельмана, автора многочисленных «производственных» драм: «Протокол одного заседания» (1975), «Мы, нижеподписавшиеся» (1979), «Обратная связь» (1978), «Зинуля» (1974), «Наедине со всеми» (1981).

Несмотря на засилье инсценировок на театральной сцене, традиционная для русской литературы социально-бытовая и социально-психологическая драма сохраняла свои позиции. Это было вполне объяснимо: А. Вампилов, А. Володин, Л. Зорин, М. Рощин, А. Арбузов, В. Розов и другие авторы стремились осмыслить процесс неуклонного нравственного разрушения общества, девальвацию вечных моральных ценностей, ответить на вопрос, чем живет душа современного человека, как влияет на нее «двойная» мораль застойного времени.

Именно на рубеже 1970-х годов взошла на отечественном драматургическом небосклоне звезда А.В. Вампилова, открывшего целое направление в развитии драмы, так точно угадавшего главного героя своего безгеройного времени. Да и сама трагическая судьба драматурга и его произведений стала знаковой для истории литературы и театра.

На рубеже 1980-х годов драматурги, причисленные критикой к «новой волне» и «поствампиловской драме», заявили о себе в полный голос и проявили невиданную прежде зрелость в изображении тех негативных явлений, мимо которых так долго проходили другие, подняли целый пласт жизни, не столь уж часто попадавшей ранее в поле зрения театра.

У драматургов «новой волны» не было, пожалуй, никакой общей платформы, никаких громких литературно-театральных деклараций и манифестов. К этому направлению относили авторов очень разных – по творческому стилю, принадлежности к той или иной литературной традиции и даже по возрасту. Между тем от официальной советской критики они заслужили на удивление сходные упреки за «уклонение от генеральной линии нашей драматургии», «погружение в быт», «мелкость типажа», «обыденную, непросветленную жизнь» своих персонажей, за превращение пьес в «тихие исповедальни», куда не доносятся ветры времени.

Сам список имен драматургов, принадлежавших к «новой волне», критиками неоднократно менялся, но некоторые авторы назывались в нем неизменно – Л. Петрушевская, В. Арро, В. Славкин, А. Галин, Л. Разумовская, А. Казанцев, С. Злотников, С. Коковкин. Примечательно, что этот перечень открывается

женским именем. Кому как не женщине дано пристальней вглядеться в семейно-бытовой уклад современного человека, болезненно остро ощутить все неблагополучие этого уклада. Так рядом с «производственными» драмами И. Дворецкого и А. Гельмана появилась в 1973 году пьеса Л. Петрушевской «Уроки музыки», которая была опубликована лишь через 10 лет.

В «Уроках музыки» и последовавших затем пьесах «Три девушки в голубом» (1980), «Квартира Коломбины» (1981), «Московский хор» (1988) Петрушевская художественно исследовала важный в российской действительности процесс – деформацию личности под воздействием унизительных для человеческого достоинства бытовых условий существования. Пресловутый быт выжимает из героев Петрушевской все жизненные силы, и в их душе не остается места для праздника, светлой надежды, веры в любовь. Стиль пьес Петрушевской кажется натуралистичным, но это натурализм внешнего плана изображения, за которым стоит художественное чувство автора, выражающееся в моментах намеренного нарушения жизненного правдоподобия. Гротеск здесь становится способом создания алогичной картины мира, соединяющей реальное и фантасмагорическое, правдоподобное и карикатурное.

Презрение к «мещанству», «быту», которое десятилетиями культивировалось в советской литературе, привело к тому, что ключевое для русской литературы понятие дома постепенно было утеряно. Драматурги «новой волны» остро ощутили эту потерю, и помимо пьес Петрушевской появились «Старый дом» А. Казанцева, «Смотрите, кто пришел!», «Колея» В. Арро и «Порог» А. Дударева.