"История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв - Савелий Дудаков.

Шафаревич насчет же фольклора просто "умолчал", поскольку "москво-центризм" ("Начинается земля, как известно, от Кремля" и т.д.) – явление достаточно хорошо знакомое в XVII-XX вв.

Столь же противоречив и другой тезис математика: "Никакой специфической для русских ненависти к иностранцам и иностранным влияниям, которая отличала бы их от других народов, обнаружить нельзя. Сильны были опасения за чистоту своей веры, подозрительность по отношению к протестантской и католической миссионерской деятельности. Здесь можно видеть известную религиозную нетерпимость, но эта черта никак не отличает Россию того времени от Запада, уровень религиозной нетерпимости которого характеризуется инквизицией, Варфоломеевской ночью и Тридцатилетней войной" (63,102).

Конечно, упоминание о "специфической ненависти" (а почему бы не о "специфической любви"?) необходимо для последующего рассуждения по поводу иудейской ненависти к христианам (=религиозной нетерпимости), точнее, по Шафаревичу, еврейской ненависти к русским (=этнической нетерпимости).

Можно понять патриотические смягчения ("опасения", "подозрительность"), Думается, что сам по себе этот тезис Щафаревича, да еще в такой ограниченно-исторической постановке, сводимой ко времени рас 215 кола, сопоставляемого с гугенотскими и прочими войнами, – следствие выбора такого "угла зрения", при котором русскому народу (исторически и онтологически) свойственны те же нравственно-этические достоинства и недостатки (абсолютно справедливая мысль), какие присущи всем (за исключением, конечно же, евреев) другим народам: "Сводить всю дореволюционную историю к Грозному и Петру – это схематизация, полностью искажающая картину (а историю еврейского народа сводить к библейским войнам и расправам? – С.Д) – Такая подборка выдернутых фактов ничего не может доказать" (63, 102). Согласимся с этим, так же как и с заверением автора, что "эти аргументы – заимствованы" (63, 102).

К другим же аргументам относятся: опровержение приписываемой русскому народу черты "рабской покорности" в сопоставлении… с англичанами, принявшими скроенное Генрихом VIII "совершенно новое исповедание"; свободомыслие русских людей в том, что когда "второстепенные… изменения обрядов, введенные властью, не были приняты большей частью нации… и за 300 лет проблема не потеряла остроты" (63, 101-103); опровержение "типичного для русских" подчинения церкви государству, поскольку формы "единогласного послушания" (термин А. Шрагина), возникшие в протестантских странах, были "точно скопированы Петром I" (63, 103); опровержение русского происхождения концепции тоталитарного государства, "подчиняющего себе не только хозяйственную и политическую деятельность подданных, но и их интеллектуальную и духовную жизнь", ибо эта концепция была "полностью разработана на Западе" (63, 103); опровержение, что "мессианизм" ("явление очень старое") возник в России, поскольку недавнее "очень тщательное исследование этой традиции… о России упоминает лишь… в связи с тем, что западный "революционный мессианизм" к концу века захлестнул и Россию" (63,104); опровержение тезиса о "предопределенности революции в России", ибо в Россию "социализм был полностью привнесен с Запада" (63, 105).

Собственно говоря, "опровержения" Шафаревича – это своеобразные обвинения в "грехах"… по Н.Я. Данилевскому ("Европейничанье – болезнь русской жизни") Запада (точнее, Европы) и своих, конечно, русских собратьев (от Петра I до Бакунина и Герцена)24. Шафаревич предъявляет претензии к избранным им самим оппонентам: "Русскую историю наши авторы (курсив мой. – С.Д.) рассматривают исключительно в плоскости современного сознания, полностью игнорируя требования историзма" (63, 107). Что ж, согласимся с позицией математика, но при этом обратим внимание на известный, если не сказать – подражательный, "историзм" Шафаревича. При знакомстве с его работой прежде всего бросается в глаза странный, с точки зрения "историзма" академика, подбор авторитетных (=положительных) имен и… анонима (автор "недавнего очень тщательного исследования" мессианизма – Достоевский, Вл. Соловьев, Тихо 216 миров, Огюстен Коши25, М. Вебер) и разоблачаемых им авторов (Гоббс, Ceн-Симон, Фурье, Руге, Гейне, Салтыков-Щедрин, Бялик, Мартов).

"Странность" избирания "пророков" и "врагов человечества" тут же (исчезает, когда читатель начинает понимать, что академик (видимо, натерпелся страха во времена диссидентства), побоялся назвать (и сослаться) в своей "Русофобии" автора "очень тщательного исследования" традиций "революционного мессианизма" – Г. Бостунича26. Дело не только в том, что логика доказательств (как и некоторые примеры) зловредности ("Малого Народа" (то бишь, евреев) позаимствована И.Р. Шафаревичем, а в том, что весь камуфляж полемики с современными "русофобами" понадобился для инъекции русской патриотической среде (не входящей пока что в общество "Память") "Протоколов Сионских мудрецов".

"Конспирация" мышления Шафаревича алгебраична, поэтому он использует известные ему "профессиональные" приемы. Приведем некоторые из них.

Метод подстановки одних терминов (имен, произведений, ситуаций и т.д.) вместо других. Если Шафаревич, ссылаясь на "Кошена", начинает рассуждать о кальвинизме и Англии в XVI-XVII вв. и обвинять пуритан (в их идеологии мы узнаем «знакомые черты "Малого Народа"… еще до сотворения Бог предопределил одних людей к спасению, других – к вечной погибели» (63, 120)), то это ему нужно только для того, чтобы в заключение сказать: "И, действительно, пуритане призывали к полной переделке мира… Причем, к переделке по известному им заранее плану. Призыв "строить на новом основании" подкреплялся у них знакомым уже нам образом "построения Храма", на этот раз – восстановления Иерусалимского Храма после возврата евреев из пленения… реальная роль кальвинизма… состояла в том, что… новому слою богачей удалось опрокинуть традиционную монархию, пользовавшуюся до того поддержкой большинства народа" (63,121).

Достаточно сравнить с мыслями Г. Бостунича о "жидо-масонском заговоре", являвшегося "бичом человечества" в Англии ("Это они, руками фанатика Кромвеля, произвели английскую революцию 1648 г., в результате которой евреи, получив в Англии равноправие, сделали страну базой для дальнейшего еврейского наступления…" (1922, 109)), и о IV этапе завоевания мира "Символическим Змием" – "…я считаю 1648 г…Лондон, когда фанатик Кромвель (который, кстати, сам был масон) ради своих пуританских идеалов не побрезговал стать политически – наймитом… Франции, а масонски – орудием жидов… послав на плаху английского короля Карла Стюарта…" (1922, 132)), – чтобы под "пуританами" и "кальвинистами" Шафаревича узнать "масонов" и "жидов" Бостунича.

Методы ассоциации пересекающихся множеств. Г. Бостунич закончил свое исследование на оптимистической ноте, процитировав не только евангельское (как его враги-братья в Совдепии) "Кто не со Мною, Тот против Меня", но и слова Минина из драматической хроники А.Н. Островского "Минин и Пожарский" ("правдиво сказал поэт"):

Самих себя сначала приготовить

Должны мы: помыслы потом очистить,

Говеньем волю утвердить на подвиг

И скорому Помощнику молиться;

Он даст нам разум, даст нам силу слов…

…

Тогда пойдем будить уснувших братьев

И Божьим словом зажигать сердца.

Плач и покаяние возродят нас и нашу великую Родину" (1922, 228). Конечно, современный исследователь, в отличие от "недавнего", обязан цитировать не драматическую хронику А.Н. Островского, а советского (не важно, что второстепенного, зато тоже "из жидов"), покусившегося на народное мнение. "Антипатриотическое" настроение на примере поэмы А. Безыменского 1920-х годов, по мнению Шафаревича, "пропитало и литературу":

Я предлагаю

Минина расплавить,

Пожарского, зачем им пьедестал?..

….

Подумаешь, они спасли Расею!

А может, лучше было б не спасать?

Метод "матрицы" (дополнение ряда "известных" в одно время параметров "новыми", ставшими известными в другое). Если Г. Бостунич пишет о свойственном евреям стремлении "к крайностям во всем, начиная от политики (максимализм террористов до переворота, ЧК после переворота), литературы (идиотство футуризма разных Лифшицов), живописи (кубизм), не говоря уже об извращении первоосновы всего – религии Бога Живого в гнуснейший сатанизм…" (1928, 125), то И. Шафаревич "дополнил" ряд "идиотств" (из своей эпохи): "Точно так же пониманию наших потомков будет недоступно влияние Фрейда, как ученого, слава композитора Шенберга, художника Пикассо, писателя Кафки или поэта Бродского" (64, 147), не забыв, однако, о том, что в его "множество", названное "Малым Народом", должны войти не только евреи (Фрейд, Кафка, Бродский), но и интеллигенты других национальностей (Шенберг, Пикассо).

Метод "линейных и пространственных пересечений". Когда Шафаревич указывает на "зловещую" роль "Малого Народа" в деле "окончательного разрушения религиозных и национальных основ жизни", он подчеркивает, что литература "Малого Народа" не является результатом "объективной работы мысли", апелляцией "к жизненному опыту и логике". В доказательство этого автор "Русофобии" требует понимания того, что эта литература "предусматривает… колоссальную… концентрацию общественного внимания на некоторых специфических событиях или людях, – от процесса Каласа, когда чудовищная несправедливость приговора, разоблаченная Вольтером, потрясла Европу (и про который историки заверяют, что никакой судебной ошибки не было) – до дела Дрейфуса или Бейлиса" (64,146-147). Связывая воедино христианский процесс (дело Каласа), обвинение в государственной измене (дело Дрейфуса) и "кровавый навет" (дело Бейлиса), Шафаревич произносит приговор: "Поэтому мы просто не имеем права допустить, чтобы… тяга к осмыслению нашего национального пути была вытоптана, заплевана, чтобы ее столкнули на дорогу крикливой журналистской полемики" (64,147).