Из собрания детективов «Радуги». Том 1. - Артур Апфилд

— Нам посчастливилось больше вашего, — сказал он, как бы освобождая себя наконец от сурового обета молчания. — Посылка, которую вы ожидали, попала прямо ко мне, в полицию.

— Вы хотите сказать, — растерянно спросила Труди, — что амстердамская полиция завладела драгоценностями, похищенными на Ривьере?

— Очень незначительной их частью. Да! А некая фройляйн Мигль из Берна чуть было не опередила нас. Я уверен, она не только видела пакет, но, может быть, даже держала его в руках.

— Ничего не понимаю! Могу присягнуть, что первого декабря я ни к чему подобному не прикасалась. Иначе вы бы ничего не получили.

— Тогда слушайте. Сколько приблизительно было времени, когда слуги перенесли вещи Терборга в четвертый номер и вы стали искать там тайник?

— От половины пятого до пяти часов вечера.

— И вы ничего не заметили на столе?

Труди напряженно задумалась. Несколько раз покачала головой, потом вдруг сложила губы трубочкой и тихонько свистнула.

— Коробочка сигар! В белой бумаге?

— Вот именно. Вы брали ее в руки?

— Да. Но она предназначалась для Терборга. Около половины четвертого ее передала слуге какая-то дама. Я была в комнате, когда он принес ее и сказал служанке: «Мама Терборга шлет своему сынку подарочек». Бас положил пакетик, я, правда, потом осмотрела его, но без особого интереса.

— А жаль. Реплика слуги сбила вас с толку. Пакетик был передан для «менеера из четвертого номера» и предназначался вовсе не для Терборга. Фрюкбергу было настолько важно получить его, что он рискнул ночью забраться в дом, только бы завладеть этой посылкой. Молоток из кухни Фидлера он взял для защиты — если я не очень ошибаюсь — от вас, коль скоро вы станете ему мешать.

— И что там было?

— Как я уже сказал, жалкие крохи от большого пирога. Горсть бриллиантов, как мы установили, из тех, что были похищены на Ривьере. — Он по-отечески дружелюбно положил руку на плечо молодой женщины. — И завернуты они были в ту самую бумагу, которую вы подняли с пола у кровати Терборга и в которую мой помощник завернул ваш кирпич.

Упрямо сжав губы, Труди неподвижно глядела перед собой. Этот последний удар, должно быть, сильно на нее подействовал, но она не подавала виду. Вилденберг невольно посочувствовал ей и тихо сказал:

— Ну-ну! В следующий раз повезет. Превратности игры. Для Целлера остается еще очень много, гораздо больше, чем та мелочь, которая всплыла тут на поверхность.

Ван Хаутем ничем не обнаруживал своих чувств. Он по-прежнему сомневался: а вдруг эта фройляйн вновь решила продемонстрировать свои актерские навыки. Швейцарка все еще умалчивает подробности контрабандных пересылок ривьерской добычи, хотя совершенно ясно, что она знает множество фактов, неизвестных амстердамской полиции. Комиссар нарочно сообщил ей, что посылка с бриллиантами попала в его руки, ведь это позволило ему как бы мимоходом заметить:

— Теперь, узнав об этом, вы, наверное, возвратитесь в Швейцарию…

— Все зависит от начальства.

Ответ последовал чисто автоматически, потому что мысли ее были заняты совсем другим. И в который раз за свою долгую жизнь комиссар пожалел, что еще не придуман способ читать чужие мысли.

Вот и сейчас было непонятно, почему она вдруг внимательно посмотрела на него и спросила:

— Вы уже допросили Фрюкберга?

Ван Хаутем молча кивнул. Может, в этой словесной дуэли она все-таки хоть чем-то себя выдаст?

— И он сознался, что проник сегодня ночью к Фидлеру для того, чтобы забрать сигарную коробку?

— Вот именно! Его показания весьма упрощают дальнейшее расследование этого дела.

Труди опять погрузилась в размышления. Терпеливо, словно кот, подстерегающий мышь, скрывшуюся в норе, комиссар ждал, о чем она еще спросит.

— Сегодня утром ваш сотрудник запретил мне выходить из номера. Означает ли это, что я нахожусь под надзором полиции, или мне все-таки можно свободно передвигаться по городу?

— Почему бы нет?

Чем свободней будет себя чувствовать Труди, тем лучше для Ван Хаутема, ведь он уже принял меры и будет иметь полную информацию о том, где она находится и что делает.

— Вы свободны как птица. Сейчас мы с вами попрощаемся, и машина, на которой мы сюда приехали, отвезет вас, куда вы пожелаете. Я только очень попрошу вас сообщить, когда вы будете уезжать из Амстердама. Ведь вы свидетель уголовного преступления. Менеер Вилденберг, у вас есть еще вопросы к фройляйн Мигль или ей можно идти?

Прокурор понял скрытый намек и встал.

— Не буду вас больше задерживать, фройляйн Мигль. Желаю приятно провести время в нашем прекрасном городе.

Труди уже давно уехала, когда Вилденберг прервал затянувшееся молчание.

— Ваши загадочные реплики в конце разговора с этой девушкой заставляют меня предположить, что у вас уже есть четкий план дальнейшего расследования. Мы не первый день работаем вместе, и я отлично знаю, что, по вашему мнению, пока дело не передано в прокуратуру, меня совершенно не касается, в каком направлении вы собираетесь искать решение проблемы. Но это отнюдь не лишает меня нормального человеческого любопытства. Нельзя ли на нынешней стадии слегка приоткрыть завесу, которая покуда скрывает от меня великую тайну?

Они знали друг друга уже так давно, что этот умышленный сарказм не задел Ван Хаутема. Он дружелюбно улыбнулся прокурору.

— Вы знаете, я не привык, — осторожно заметил он, — делать из своей работы секрет. И вам не хуже моего известно, что, покуда не собраны все до одного кусочки мозаики-головоломки, фантазировать об изображении в целом бессмысленно. В деле, которым я сейчас занимаюсь, пока еще полным-полно противоречий. Скажу так: что касается сорока восьми бриллиантов, попавших не по адресу, то факты явно уводят нас по ложному пути, в действительности все было иначе. Возьмем одно обстоятельство, заслуживающее особого внимания. Совершенно ясно, что в наши руки случайно попала малая часть добычи крупнейшего ограбления, совершенного на Ривьере. На длинном пути — предположим, в Америку — бриллианты проходят через Амстердам. Вне всякого сомнения, еще отправители постарались упаковать камни так, чтобы их было трудно обнаружить. — Комиссар наклонился к Вилденбергу и многозначительно заметил: — Вам не кажется странным, что здесь, в городе, посылку упаковали заново? В коробку, купленную незадолго перед тем в известном табачном магазине, и в ту же бумагу, в которую коробка была там завернута? Здесь-то и надо искать ключи ко всему делу. Я мог бы без труда представить вам пять объяснений этого факта, каждое из которых может оказаться правильным. Но, по понятным соображениям, я этого не сделаю. Я принял все необходимые меры, чтобы найти истину, и надеюсь, что нахожусь на правильном пути. Однако, прежде чем высказывать предположения, в которых я еще не уверен, нужно закончить расследование. — Ван Хаутем встал. — Я дал вам кончик нити. Пока достаточно. Не хвастаясь, скажу, что думаю сегодня получить факты решающего значения. Дайте мне еще сутки, и я надеюсь представить вам исчерпывающее объяснение.

Вилденберг тоже встал.

— Желаю успеха, старый хитрец! Победа, как всегда, за тобой. Еще один день отсрочки — и тогда все материалы мне на стол!

Он с силой хлопнул комиссара по крепкому плечу, и, когда Ван Хаутем уже садился в машину, широкая улыбка все еще не сошла с его лица. С таким человеком, как Вилденберг, можно работать. Он не держит тебя за руки и не надоедает глупыми вопросами. А самое замечательное, что последней своей тирадой он дал прокурору ключ от всего дела! Если Вилденберг выберет время спокойно обдумать его слова, то поймет все и без посторонней помощи!

Со смешанными чувствами Труди села в поджидавшую машину и попросила отвезти ее обратно в пансион. Толстяк комиссар может сколько угодно воображать, что, допросив Фрюкберга, уже закончил все дело, но он еще попотеет! Главное, что с нее снят домашний арест и она может идти куда хочет. Содержимое сигарной коробки для нее потеряно, но кое-что еще можно заполучить, по крайней мере чтобы не уехать из Амстердама с пустыми руками.

Дверь ей открыл сам Фидлер. Он рассказал, что с одиннадцати часов ей уже три раза звонил некто Арман де Перпиньян, француз, которому надо срочно с ней поговорить. Ровно в час он будет звонить опять, и Фидлер посоветовал молодой женщине в это время подойти к его конторке.

У себя в комнате, сняв пальто и лихо швырнув берет на кровать, Труди даже заплясала от радости. Арман не бросил ее на произвол судьбы! Он появился как раз в ту минуту, когда она больше всего в нем нуждалась. И с нее свалились все заботы, тяжесть от напряженных переговоров в прокуратуре и усталость последних дней. Теперь ей нужно только ухитриться повидать сообщника так, чтобы амстердамские сыщики — а их не следует недооценивать — ничего не узнали. «Вы свободны как птица», — сказал этот здоровяк! Пусть теперь говорят что хотят. Разумеется, за ней установят слежку, но она ведь и сама стреляный воробей. Арман тем более.