Богатая белая стерва - Владимир Романовский

Джульен вздохнул и пригубил кофе.

Мысли его наконец-то обратились к вполне реальному и законному мужу его любимой женщины. Он даже удивился, что все это время почти не принимал его существование всерьез. Законного мужа никогда нельзя просто списывать со счетов.

Любовь его жизни не являлась трофейной женой: у нее не было для этого нужных качеств, как-то: длинных ног, тонких рук, длинных светлых волос. Может быть в Германии, размышлял Джульен, где блондинок хватает на всех, богатые женятся на пухлых веснушчатых брюнетках, чтобы отличаться. Может быть. Или, может быть, муж был ленивый боров и женился на соседской девушке, потому что ему лень было искать. Ну, знаете. Дома, например, свежеиспеченные нью-йоркские миллионеры ищут блондинок среди актрис и желающих стать модельершами; это, как правило, трудно, поскольку в Нью-Йорке натуральные блондинки редки. Им, бедным ухажерам-нуворишам, почти никогда не приходит в голову совершить путешествие в любой из агрикультурных штатов на западе или на юге, где светловолосых красоток — дюжина на десять центов. Ну, конечно же, девушка из глухомани не имеет образования, хорошего воспитания, не может быть породистой, и так далее. С другой стороны, Джульен встречался, и иногда спал, с некоторым числом потенциальных актрис и моделей, базирующихся в Нью-Йорке, блондинистых и не очень, и ни одна из них, вроде бы, не обещала стать новой Мадам Кюри, так что…

В общем, так. Девять тысяч, плюс ее нужно найти, плюс она должна согласиться на его романтическое предложение.

Возвращаясь в кафе, он заприметил двух женщин, которые, пока он отлучался, приземлились у столика ближе к стойке. Обе были блондинки (Джульен ухмыльнулся). Одна из них была высокая и худая, с изящными запястьями и холодными голубыми глазами; другая маленькая, тонкая и очень живая, хотя живость ее в данный момент не слишком проявлялась — было утро, рано. Обе, кажется, накачивались кофеином перед работой. Знакомо.

Подчиняясь импульсу, Джульен снова встал и подошел к их столику.

— Приветствую, — сказал он.

Обе девушки подняли головы и посмотрели на него, будто не видели его раньше. Джульен знал, что они его заметили, и, возможно, даже обсудили. Почему нет? Огненно-рыжие волосы затянуты в хвост; очень правильные черты лица; высок, крепко сбит.

— Я хотел бы кое-что вам предложить, — продолжал он на своем с легким акцентом французском. — Вы не против, если я ненадолго к вам присоединюсь?

Миниатюрная улыбнулась, делая пригласительный жест, а высокой девушке гость не понравился. С раздражением Джульен узнал в ней тип человека, которого нужно убеждать, что все в порядке и в пределах нормы, знакомо и безопасно, перед тем, как делать следующий шаг. Он пожалел, что вообще к ним подошел. Именно высокая изначально его и привлекла. И все-таки он продолжил:

— Меня зовут Джульен. А вас?

— Паскаль, — сказала высокая, помолчав.

— А я Бетти, — призналась стыдливо миниатюрная, глядя вниз и делая ударение, в галльской манере, на втором слоге своего имени.

Джульен закурил.

— Вот что, Паскаль и Бетти, — сказал он властным голосом. — Я здесь проездом. Завтра мне уезжать. Если кто-то из вас двоих, или вы обе вместе, хотели бы подняться ко мне в номер отеля и иметь хороший секс — добро пожаловать. После этого вам не нужно будет со мною больше встречаться. Я хороший, нежный, внимательный любовник, и я вижу, что обе вы можете быть хорошими и внимательными в той же степени, что и я. — Он посмотрел на небо, будто заметил в нем что-то необычное. Невольно обе девушки тоже посмотрели вверх. — Школы все равно сегодня нет, — добавил Джульен, используя одну из своих любимых личных шуток, — а «Отверженных» вы уже видели.

Возникла пауза.

— Никаких шансов, — небрежно сказала Паскаль. — Сожалею. Может в другой раз.

— Сожалею, — сказала Бетти, улыбаясь доброй и, как показалось Джульену, действительно полной сожаления улыбкой.

— Что ж. Я думал — просто спрошу. А вдруг.

Он вернулся к своему столику, сунул десять евро под пепельницу, закинул потертый свой рюкзак за плечо, и ушел.

— Вот же наглый тип, — сказала высокая Паскаль, пробуя кофе преувеличенно-самодовольно.

— Да, наглый, — согласилась Бетти. — И все-таки, почему мы ему отказали?

Паскаль посмотрела на нее удивленно.

— Нечего на меня так смотреть! — резко сказала Бетти. — Вот, например, сегодня вечером ты встретишься со своим тупым небритым репатриантом, а я просто буду сидеть перед [непеч. ] телевизором в моей дыре, размышляя о кривоногом водопроводчике, который меня бросил шесть месяцев назад. И вдруг является огромный красивый викинг, или кто он там был, улыбки да веснушки, который мог бы тебя [непеч. ] часами, и облизывать всю, и прижимать тебя к груди, и он предлагает тебе приятно провести время — для разнообразия. И ты его гонишь. Прости, но лично мне кажется, что мы сделали ужасную глупость только что.

— Ну и почему бы тебе сейчас за ним не побежать? — спросила Паскаль, осерчав.

— А я так и сделаю, — ответила миниатюрная Бетти, вставая.

— Тебе же на работу нужно, — напомнила ей не верящая своим глазам и ушам Паскаль.

— А я завтра пойду, — сказала ей Бетти. — Они переживут как-нибудь без меня один день. Смею сказать, они и без тебя бы как-нибудь управились. Идешь?

— Ты с ума сошла. Нет, конечно.

— Тебе же хуже.

Бетти перебежала улицу, повернула за угол, и исчезла. Паскаль захотелось побежать за ней. Ее внутренняя борьба в этот момент достойна была усердного пера Флобера. Спина ее покрылась влагой. Она покачала головой, расплатилась, пересекла улицу и чуть не заскочила за тот же угол, за которым минуту назад исчезла подруга. Она круто повернула назад и медленно пошла в противоположном направлении. Вынула сигарету из пачки и долго не могла прикурить. В этот момент к остановке очень удачно подъехал автобус. Выбросив сигарету, она добежала до него и прыгнула в дверь. Автобус задрожал, напрягся, перекатился, гремя, через колдобину, и уехал, унося с собой Паскаль. Она вздохнула: с грустью, с горечью, с облегчением — все это одновременно.

Бетти пришлось добежать до следующего угла и посмотреть направо и налево, пока она не увидела наконец Джульена. Большой рыжий разговаривал с продавцом фруктов. Она подошла и встала рядом, а он продолжал обсуждать качество продаваемого лавочкой на своем медленном, осторожном французском. Ей пришлось дотронуться до его руки, чтобы обратить на себя внимание.

— А, это ты, — сказал он. — Как дела.

— Дела хорошо, — сказала она. — А твои как?

— В разумных пределах. Спасибо.

— Я подумала над твоим предложением, — выпалила она. — Мне оно начало нравиться.

— Я тоже над ним подумал, — сказал он. — И мне оно разонравилось. Прими мои извинения.

— Что ты имеешь в виду? — все, что она могла сказать. Ей нужно было время, чтобы придумать что-то более умное.

— Так себе идея, — признался он. — Твоя подруга права. Я себя вел как последний [непеч.].

— Ты вот что… — сказала она.

— Мне очень жаль.

— Ты вот что, — повторила она, сердясь и теряя терпение, — ты, боров, [непеч. ]…

Он улыбнулся. Ее голова едва доставала ему до солнечного сплетения.

— Я из-за тебя опоздала на автобус, — сказала она ему. — Это почти равносильно пропуску всего рабочего дня. Не кажется ли тебе, что я заслуживаю большего, чем глупые психологические игры? Я уверена что ты не шутил, когда на нас навалился. Следовало дать мне время подумать, вот и все.

— Извини, хорошо? — он повысил голос, и его американский акцент стал очевиден. Он не знал как по-французски будет его любимое библейское «вот». Он остановился на — А ну слушай меня! Я совершил ошибку. Поняла? Ошибку. Что ты хочешь, чтобы я сделал — на колени встал, прощения попросил?

— Я хочу, чтобы ты взял меня с собой в свой отель. Слушай, ты, [непеч. ], либо мы идем [непеч. ], либо ты самый худший подонок из всех, кого я когда-либо встречала и, смею тебя уверить, я встречала в своей жизни много подонков. У меня стезя такая.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать восемь. Что еще ты хочешь узнать про меня? Группу крови?

Ну, по крайней мере ему удалось расслабиться — не очень честно, но с большой отдачей воспользовавшись слабостью очень интересной молодой женщины.

Время — без четверти полдень. Он решил, что не поедет на публичном транспорте. Хорошо бы было сейчас выпить, а только Джульен не хотел затуманивать себе мозги. Хотелось чистого восприятия.

Иди же.

И он пошел.

Он дошел до угла, повернул, дошел до конца квартала и понял, что идти нужно в противоположном направлении.

Ему показалось странным большое количество несчастных лиц кругом. Вдруг, ни с того, ни с сего. Наличествовали пешеходы, посетители полудюжины кафе в квартале, одинокий клошар под деревом на юго-западном углу сквера, водители и пассажиры ползущих мимо машин. Все они выглядели невероятно, жутко скучающими. Те, кто помоложе, находили какое-то утешение в возможности надеяться на что-то, но люди старше двадцати — им, казалось, уже нельзя помочь. Женатые пары смирились с судьбой; недавно начатые романы демонстрировали все признаки унылого компромисса; одиночки, мужчины и женщины, делали заученные движения. Межрасовые связи давно утратили ауру новшества и пьянящей опасности. Изредка попадающиеся гомосексуальные пары выглядели уставшими от постоянного вымученного бросания вызова обществу. Те же, кто присутствовал здесь не по причине любовных действий — водители грузовиков, водопроводчики, официанты, фермеры, государственные служащие, парикмахеры, неловко и неудобно одетые молодые предприниматели и предпринимательницы, ждущие больших дел — все они вид имели отстраненный и тоскливый.