Ярослава и Грач - Алёна Дмитриевна

вместе, подарил ей гигантский букет цветов, а ее едва не стошнило от исходящего от него аромата. Тогда Яре казалось, что это самое ужасное, что могло с ней произойти. Но на самом деле в тот момент она еще просто не знала, что ее ждет. Ее до сих пор рвало от одного вида и запаха мяса и от любого съеденного продукта красного цвета, она питалась очень выборочно, и больше потеряла, чем набрала, но все равно чувствовала себя коровой. Было тяжело наклоняться, поворачиваться, ходить, сидеть, лежать, периодами начинали шалить гормоны, она постоянно уставала, все забывала и вообще стала плохо соображать. Постоянная тошнота, а потом и выросший живот не очень-то располагали к постельным утехам, и если раньше ей казалось, что отсутствие секса три недели — это повод для развода, то сейчас она точно знала, что его в семейной жизни может не быть гораздо, гораздо дольше, и оставалось только радоваться терпению и выдержке мужа в данном вопросе, которые раньше приводили ее в отчаяние.

Яра вообще во многом пересмотрела свое отношение к Грише. Девочки на форуме жаловались на мужей, которые хотели их довольными, накрашенными и с укладкой, и чтобы ужин с двумя переменами блюд, и в квартире чисто, и вообще «живота же еще нет», и «наши мамы же как-то справлялись». Плакались, что отцы их детей их не понимают. Яра молчала. Гриша от нее ничего не требовал и, кажется, все понимал. Бдил, чтобы она пила витамины и правильно питалась, в гололед водил под ручку даже до булочной, ни разу не высказал ей за разбитый вид или непомытый пол, и всегда помогал надевать и снимать сапоги, завязывал шнурки на кроссовках, если был рядом. Ее Гриша вдруг оказался лучше всех самых романтичных мужиков на свете. Нынче Яре было очень стыдно, что раньше она этого не понимала. И она думала: вот родит, все вернется на круги своя, и тогда возместит ему сполна, в том числе в постели.

Правда, на форуме ее уже просветили, что сразу после рождения ребенка рассчитывать на возврат к полноценной интимной жизни не получится. Хотя бы потому, что между ними теперь очень долго будет спать третий. Это Яре не понравилось. На данный момент она была убеждена, что ее ребенок будет спать только в своей кроватке. Кроватка, к слову, уже была куплена и собрана и стояла в их спальне, украшенная балдахином и милыми бортиками с изображенными на них зверятами. «Самый потрясающий конструктор из всех, что я собирал», — сияя, сообщил ей Гриша, когда закончил трудиться над этим новым предметом их интерьера.

Яра очень хотела разделить его энтузиазм, но сделать это вышло только вполсилы. В последние несколько дней по ночам ее мучила бессонница, в противовес которой все время хотелось спать днем, и она ходила малость заторможенная. В интернете уверяли, что это нормально и пройдет после родов, хотя там уже спать не получится.

Помимо всего этого Яра отчаянно переживала за дочь. Ей не нравилось, что она не может ее видеть. Она не чувствовала шевеления уже двадцать минут… Почему? Шевелится слишком часто? А вдруг что-то не так с плацентой, и у ее ребенка началось кислородное голодание? Никак не выходила из головы ревущая женщина, однажды выскочившая на ее глазах из кабинета гинеколога и кинувшаяся прочь по коридору… Хотелось иметь на животе сигнальную лампочку. Пока горит зеленым — все хорошо. А если что, загорится красным, заверещит, и она успеет что-то сделать… Уровень тревожности к концу беременности бил все рекорды и сводил ее с ума. Гриша успокаивал как мог, но получалось у него плохо.

Недавно Яра призналась маме, что уже ждет не дождется, когда родит, и все это закончится. И поймала на себе ее жалостливый взгляд. Мама никак не стала его пояснять, и теперь Яру не покидало ощущение, что ей забыли рассказать о чем-то важном…

Но в любом случае время ее беременности подходило к концу, а один из главнейших вопросов до сих пор не был решен.

— Итак, имя! — бодро воскликнула Яра. — Мне нравятся имена на «м». Марианна или Марьяна. Как тебе?

Григорий тяжело вздохнул, и Яра испытала непреодолимое желание ударить его по голове томиком под названием «Имя и судьба». Но этим шедевром компилятивного искусства вполне можно было убить, и хотя была вероятность, что за ней признают аффект и оправдают, ребенку потом пришлось бы расти без отца…

— Так себе, — честно ответил Гриша, не ведая, какой участи только что избежал.

— Мэри? — нахмурилась Яра. — Впрочем, нет, ассоциация с овцой… Мы можем составить списки, а потом сравнить. Или давай читать все имена подряд, а когда кому-то из нас что-то понравится, будем обсуждать. Идет? Итак. Мануэла, Маргарита, Марина, Мария, Марфа, Матильда, Матрёна, Милица…

— Как-как? — переспросил Грач. — Милица? Что за бредовое имя?

— Традиционное славянское имя, — возмутилась Яра и зачитала из книги, — означает «миловидная, милочка»… Фу, пошлость какая. Слушай, ну почему тебя смутила Милица и не смутила Мануэла?

— Потому что такой бред я даже не рассматриваю.

— И совсем не бред. Я тут читала, как в прошлом году называли детей в нашем городе. И поверь, после Кофи-Амоако и Эмберли-Роуз имя Мануэла звучит очень даже ничего.

Гриша подарил ей взгляд, полный ужаса, и сделал глоток чая. Яра тоже хотела чаю, но последний месяц тошнило и от него.

— Скажи, что ты пошутила, — попросил муж.

Яра пожала плечами. Даже на ее пропущенный через гормональную атаку взгляд Кофи-Амоако для их сибирской действительности было слишком.

— Может быть, посоветуемся с кем-нибудь? С моей мамой, например? — неуверенно предложил Гриша.

— Ты ведь не серьезно, правда? — вскинула бровь Яра. — Твои родители называли вас с братьями по алфавиту… Тогда уж пойдем к моему отцу. Он отлично придумывает имена!

— Да ну?..

— В смысле, «да ну»? Вообще-то, меня он называл!

— Я просто хочу сказать… Почему нельзя дать ребенку простое человеческое имя?

— А у меня, значит, не человеческое?

— Яр, не передергивай. У тебя прекрасное имя. Просто Мануэла Григорьевна звучит странно. Ну как ты вообще себе это представляешь? Мануэла, иди домой, пора обедать и смотреть мексиканские сериалы…

Яра не выдержала и рассмеялась. И впрямь, на детской площадке она будет смотреться глупо. И тут же довольно улыбнулась: девять лет прошло, а ему до сих пор ничего не стоило