На краю бездны - Олег Бондарев

– Сколько нас осталось, Джим? – спросил пророк, замирая сердцем в ожидании ответа.

– Не знаю точно, Ворон. Но мало, очень мало. Наверное, не больше двух-трех десятков.

– Двух-трех десятков? – повторил Джефри напуганно. – Но как же так вышло?

– И те едва на ногах держатся, прям как ты. Но ты-то выберешься, я выберусь… мы сильные с тобой, Ворон. Мы вытерпим, подлечимся… только вот что делать дальше, как жить, где жить?

Пророк молчал.

– Мы ведь – последние, понимаешь, Ворон? Больше никого и нет! Все деревни сожжены, города уничтожены… Вот и замок барона, – Лейзон пнул подвернувшийся под ногу камешек, – одни развалины. Эх, славная была битва…

– А что со Стеф, Джим? – неожиданно спросил Джефри. – Она жива?

– Жива-жива, не волнуйся, – усмехнулся воин. – Ее только чуть-чуть зацепило, поменьше, чем нас, потрепало. Скоро, скоро увидишься с ней… Эх и вправду – что думать так далеко? Главное – сначала подлечиться, а потом уже и думать будем – куда, зачем…

Внезапно Ворон почувствовал странное волнение в воздухе. Словно совсем рядом творилась волшба.

Джефри постарался напрячься, распознать корни заклятия. И с ужасом понял, что корни эти – мертвые.

– Джим! – воскликнул пророк. – Кто-то творит волшбу, совсем близко! Какой-то темный маг!

«Или даже несколько, – подумал Ворон. – Потому что заклятие такой силы в одиночку сплести попросту невозможно».

– Что за чушь? – поморщился Лейзон. – Какая волшба? Мы же их всех перебили, никого не осталось!

– Нет, не всех… Кто-то, чувствую, остался…

Вспышка.

Вокруг – только мрак.

Джефри лежит, не в силах пошевелить даже пальцем. Может только открывать и закрывать глаза…

Или даже этого не может? Что, если вокруг на самом деле не так темно, просто он не способен поднять веки?

– Успокойся, – прозвучал неизвестный голос. Доносится он будто из самого сознания Джефри. – Ты в безопасности. Почувствуй, как затягиваются твои раны…

И действительно – левая рука уже почти не болит… Кровь больше не сочится из разбитых губ.

«Я… чувствую…» – подумал пророк. Сил, чтобы открыть рот и сказать хоть слово, не было. Только мысли еще подчиняются.

– Вот видишь… – продолжает голос. – Все хорошо…

«Но где я? Что это за место?»

– Это – твой дом.

«Мой дом – Фагос!»

– Раньше – да. Теперь – нет. Шалаха больше не существует, Джефри. Теперь твой дом – вечная ночь.

Сознание погасло. Голос молчал, и все мысли исчезли.

Вокруг не было ничего, только ночь, бесконечная и непроницаемая.

И вдруг перед глазами замелькали картинки. Они сменяли одна другую так быстро, что Джефри – нынешний, не прошлый – едва успевал их разглядеть.

Это были его заказы. Все до одного.

Женщины, мужчины. Молодые, зрелые, старые. Кинжалы, мечи, ножи, арбалеты.

И кровь, кровь, кровь…

Кровь на одеждах – жертвы и его собственной. Кровь на полу, кровь на камнях мостовой, на столе, на лезвии стилета… даги… палаша…

Танец со смертью – тогда ему пришлось худо, пришлось пробиваться через плотные ряды солдат, орошая кровью камни мостовой.

Мертвый генерал в своем шатре…

Джефри пытался зажмуриться, но не мог. Пробовал отвернуться – не получалось.

И он снова смотрел, смотрел…

Последняя картинка застыла, намертво приковав к себе взгляд жнеца.

Пятиконечная звезда в круге. Линии словно вычерчены кровью – алые, жирные линии…

Знак Пяти.

Что это значит? Почему он здесь? Зачем?

Внезапно знак стал расти, приближаться. Джефри видел все детали, мелкие и невидимые раньше.

В самом сердце звезды, в равностороннем пятиугольнике…

В нем жнец увидел бездну.

Он видел людей, что мучились в пламени. Видел, как горит их плоть, как льется кровь из многочисленных ран – прямо в огонь. Как великий костер с жадностью вбирает в себя эти капли, ручейки и потоки и вспыхивает еще ярче…

Уже не люди – скелеты тряслись в пламени. В пустых глазницах – отражение бездны. Скелеты раскрывали рты, и Джефри слышал их крики – ужасные, рвущие душу, заставляющие сходить с ума…

А потом он, похоже, увидел Его.

Властелина бездны.

Шнирхе стоял, опираясь на костяной посох, увенчанный человеческим черепом – идеально белым и чистым. Вечный соперник Кваруса был облачен в просторный черный балахон, лицо его скрывал опущенный капюшон. Он словно почувствовал взгляд жнеца и повернулся к нему.

Смрад. Чудовищный смрад мертвой плоти. Два горящих уголька глаз, которые наблюдают за жнецом даже через ткань.

– Ты и я, – пробормотал Шнирхе, с трудом выговаривая слова. Язык обитателей Ваго давался ему с явным трудом. Голос темного бога походил более всего на скрип плохо смазанных петель. – Ты и я – одно целое.

– Нет! – воскликнул Джефри.

– Скоро, совсем скоро… – пробормотал Властелин бездны. – Осталось немного.

– Нет!!! – заорал жнец, закрываясь от Шнирхе руками.

Пламя словно перекинулось с грешников на него и теперь нещадно пожирало плоть, причиняя убийце дикие муки.

– Ты и я – одно целое, – повторил темный бог.

Картинка затряслась, поплыла, краски сливались и перемешивались.

Джефри почувствовал головокружение и вновь провалился во мглу.

Жнец резко сел. Глаза выпучены, в них – ужас. Дыхание прерывистое и частое.

– Нет, – прошептал он. – Нет…

Он постепенно приходил в себя. Когда предметы вновь обрели очертания, Джефри смог оглядеться по сторонам.

Было светло. Солнце уже поднималось из-за горизонта.

Утро.

Уже утро.

Он – в своей комнате на втором этаже, в таверне «Молчаливый филин». Не в бездне. Здесь нет ни Шнирхе, ни пламени, пожирающего плоть грешников.

Прошлепав босыми пятками по доскам пола, Джефри склонился над стоящей в углу бадьей и, недолго думая, опустил голову в воду.

Она была очень-очень холодная.

Джефри с наслаждением почувствовал, как разум проясняется, подождал с полминуты и только тогда приподнял голову над бадьей.

– Слава Кварусу… – пробормотал жнец, усаживаясь на стоящий у стенки табурет.

Он вытерся полотенцем, оделся и пошел вниз. Там за кружечкой пива и тарелкой горячей каши с бараньей ногой можно будет как следует все обдумать. Пока же – к Шнирхе в пасть все эти видения!

Внизу еще никого не было, кроме хозяина таверны. Едва завидев Джефри, он побледнел.

– Не бойся, приятель, – ободряюще подмигнул ему жнец. – Я тебя не обижу!

– С чего вы взяли, что я боюсь? – спросил корчмарь, надменно подбоченившись.