Шестой этаж - Лазарь Ильич Лазарев

козни. Когда меня назвали как того, кто несет ответственность за скупое и бледное освещение пленума, один из писателей, которого задели в отчете, позволил себе антисемитский выпад (я не называю его, его уже нет в живых, и у меня есть основания думать, что он всю жизнь стыдился своей выходки). Его резко одернул Поспелов.

Это скандальное происшествие вызвало разные отклики в литературной среде: одни злорадствовали - поделом «Литературке», с высокомерием относящейся к Союзу писателей РСФСР, другие возмущались антисемитской выходкой - мне даже позвонил Маршак, чтобы выразить свое негодование. И со всей этой историей оказалась связана моя фамилия - по принципу то ли он украл шубу, то ли у него украли шубу. Я не придал случившемуся особенного значения, но меня вдруг вызвал Косолапов:

- Я хочу вам повторить свое предложение перейти в секретариат спецкором.

- Но вы же уже подписали мое заявление, я оформляю свой переход в «Вопросы литературы», - удивился я.

- Они вас не возьмут. Испугались скандала у Поспелова. Я задержал приказ и хочу повторить вам свое предложение. Чтобы не получилось, что вас выбрасывают на улицу…

Через несколько дней собрался секретариат Союза писателей СССР, чтобы разобраться с жалобами на «Литературную газету», высказанными в столь высокой партийной инстанции. В этих случаях полагалось реагировать немедленно. В качестве ответчиков были вызваны Косолапов, Бондарев, находившийся в отпуске и к этому делу непричастный, и я. Но разговор вопреки моим ожиданиям был спокойным, без обвинительного уклона, быстро выяснилось, что вся эта история выеденного яйца не стоит, а я вообще здесь ни при чем. Решено было дать некоторое удовлетворение Соболеву и всей его компании, объявив редакционным приказом взыскание авторам отчета о пленуме - Рассадину и Сарнову.

От этого заседания в памяти осталось одно место из выступления Константина Воронкова (он был оргсекретарем правления - должность не выборная, занимать ее мог и не член Союза писателей, постепенно он избавился от «орг» и стал фигурировать в качестве, так сказать, полноценного секретаря, всячески подчеркивая, что и он писатель). Чувствуя себя чем-то задетым, он сердито произнес: «Ну, ладно, я знаю, что как писателя вы меня считаете за г…, но я же чин, я возглавляю Комиссию по детской литературе, почему не пришли посоветоваться ко мне?»

Прошло дней десять после заседания секретариата, что там говорили и чем все кончилось, дошло, конечно, и до «Вопросов литературы». А я уже, что делать, решил отправиться в «Литературное наследство». И вдруг звонок из «Вопросов литературы»:

- Куда же вы пропали? Когда появитесь, наконец, в журнале?

Я не скрыл, что знаю причину их молчания. Мы объяснились с Озеровым, и все-таки я решил идти работать в этот журнал…

После ухода Михмата, моего, а потом и Сергея Сергеевича команда шестого этажа один за другим покидала «Литературку». Все это произошло в течение года. Бондарев остался внештатным членом редколлегии, но пост редактора по отделу русской литературы перестал занимать. Рассадин ушел в «Юность», Борисова - в «Новый мир», Стеценко - в «Вокруг света», Окуджава и Берестов - в никуда, на творческую работу, позже других Феликс Кузнецов - в «Знамя». Ушли наши оперившиеся, ставшие на ноги «внештатники». У Балтера в «Юности» была напечатана повесть «До свидания, мальчики», имевшая большой успех, до этого первая часть ее под названием «Трое из одного города» появилась в «Тарусских страницах». Максимов в тех же «Тарусских страницах» опубликовал повесть «Мы обживаем землю». Подборку стихотворений и статью «В защиту банальных истин» Коржавина напечатал «Новый мир», его заметил и отметил Твардовский. Занявший мое место Владимир Лакшин не проработал в «Литературке» и года. Пришел конец и нашему «клубу» на шестом этаже: часть его завсегдатаев откочевала в «Юность», часть в «Новый мир»…

Как писал Щедрин, «академия де сиянс» приказала долго жить, «просвещение прекратило течение свое… Воцарилась такая тишина, что слышно было, как ползут по земле клеветнические шепоты». Просвещение в «Литературке» действительно надолго прекратило течение свое. А позднее, когда сбросили Хрущева и началась не слишком тщательно маскируемая ресталинизация, наступила пора зловещей тишины и клеветнических шепотов: свирепела цензура, распоясывался КГБ, проведен суд над Синявским и Даниэлем, развернулась охота за диссидентами…

«Вопросы литературы» - мое новое место работы - размещались тогда на Спартаковской улице. Мне нужно было ехать туда на метро до «Бауманской». Но в первый день вместо того, чтобы пойти на «Арбатскую», я, задумавшись, по многолетней привычке свернул на Суворовский бульвар и пошел к остановке пятнадцатого и тридцать первого троллейбуса, которыми ездил на Цветной бульвар. Дошел до остановки и только тут спохватился, что мне нужно не сюда. С этим маршрутом все было кончено…

Сентябрь 1990 - май 1992