Под игом - Иван Вазов

При обычных обстоятельствах никому бы и в голову не пришло, что этот крестьянин может быть Огняновым. Да и сейчас друзья узнали его скорей сердцем, чем глазами.

Выскочив за дверь, Мичо постарался как можно спокойнее окликнуть «крестьянина»:

—Дядюшка Петко, заходи, расскажи, что у вас делается! Но голос бедного заместителя председателя комитета звучал глухо; казалось, будто кто-то сдавил ему горло.

Огнянов медленно пересек двор, утопавший в грязи после дождя, тяжело ступая, поднялся на крыльцо и проговорил басом:

—Как бы царвули мои пол вам не испачкали, дядюшка Мичо; вы уж извините.

И Огнянов вошел в комнату.

Все бросились обнимать воскресшего из мертвых… Расспросы, восклицания, излияния, изумление, радость… Сам Огнянов, но крайней мере с виду, волновался меньше других.

Когда все успокоились, Мичо со слезами на глазах обратился к Огнянову:

—Председатель, займи свое место: заседание еще не кончилось!

—Согласен, но только на сегодня, — улыбаясь, проговорил Бойчо и сел в углу.

Теперь все заметили, что и он прослезился. Беззаветная, горячая любовь друзей и соратников потрясла его до глубины души.

Показав рукой на Кандова, Мичо проговорил:

—Вот и Кандов стал сегодня нашим братом. Огнянов встретился глазами со студентом.

—Господин Кандов, Болгария заслуживает того, чтобы потрудиться ради нее.

—И даже — умереть, — сказал Кандов.

А дядюшка Мичо все любовался Огняновым и не мог на него нарадоваться.

—Ну, теперь так легко мы тебя не отдадим, Бойчо! — сказал он и, выйдя в сени, крикнул сыну: — Велизарий! Принеси из подвала двадцать поленьев и сложи их здесь!

Сын принес из тайного хранилища двадцать ружей и сложил их за дверью.

—Теперь запри ворота и повесь на них замок!

IX. Огнянов председательствует

Заседание продолжалось под председательством Огнянова. Каблешков ушел. Его лихорадило.

Обсуждались многие важные вопросы. Среди них — вопрос о защите города, ибо жители, напуганные слухами о резне, жили в вечном страхе. Ганчо Попову поручили организовать тайную стражу, которая должна была ночью охранять окраины города. Были приняты меры предосторожности для усыпления бдительности полиции. Прочитали письмо панагюрского комитета. Письмо было длинное; в нем содержалось множество наставлений, приказов, распоряжений местному комитету, деятельность которого надо было согласовать с общим планом организации восстания; подписано оно было Бенковским[88]. Странджов представил счет на пули и порох, которые он получил и раздал, а также на ружья, еще не оплаченные и потому задержанные в К.

—Значит, вооружение идет хорошо, — заметил Огнянов.

—Можем встретить огнем хоть целую орду турок и двадцать дней продержаться в окопах! — заявил поп Димчо.

Никаких окопов, разумеется, пока не было; поп Димчо называл «окопами» низенькие ограды бахчей за городом.

—А если они будут стрелять из пушек? — осведомился Недкович.

—Да, тогда дело дрянь! — ответил поп Димчо озабоченно.

—Можем и мы сделать пушки, — заметил господин Фратю. — Я, например, от всей души жертвую нашу деревянную ступу. Она будет стрелять отлично, не хуже крупповской пушки… Пусть и другие отдадут свои ступы! Так мы создадим целую артиллерию.

И Фратю окинул товарищей гордым взглядом.

—От твоей ступы толку мало будет, — возразил Огнянов. — Смешно говорить о том, чтобы собирать у старух треснувшие ступы. Но слов нет, пушки нужны, очень нужны. Пушечный залп сильно действует на моральное состояние неприятеля… Пушки можно сделать из стволов черешен; стволы надо тщательно пробуравить и набить на них крепкие железные обручи. Такие пушки применялись во время польских восстаний.

Предложение Огнянова было одобрено и принято единогласно.

—Пушки будет делать Букче, — сказал дядюшка Мичо.

—Букче? Да я ведь с ним знаком! — воскликнул Огнянов.

—Ты знаешь нашего бондаря? Он славный человек! — сказал доктор.

—Пушки из черешен?.. Но кто же согласится срубить свои черешни? — усомнился Врагов.

—Ну, это пустяки, — сказал Недкович, — это я беру на себя!

—Значит, принято: создание артиллерии поручается Недковичу, — проговорил Огнянов, улыбаясь. — Теперь перейдем к другому вопросу. Ганчо, что там еще?

—Самое главное — вопрос о деньгах. Николчо сообщил нам из К., что мы должны не позже завтрашнего дня полностью оплатить ружья и сейчас же забрать их и привезти сюда: он уже боится долго держать их в своем магазине… Подозревает, что турки пронюхали что-то.

—Это важно, — заметил Огнянов, — нужно поторопиться… Николчо дорого поплатится, если у него найдут оружие; да и не он один…

—Тогда пропадут и те сто лир, которые мы уже послали, вот что плохо, — заметил Соколов.

—Надо скорее забрать ружья и ночью спрятать их здесь… — сказал Огнянов. — Сколько нужно еще денег?

—Без малого двести лир.

—У вас они есть? — осведомился Огнянов.

Комитет начал оживленно обсуждать этот вопрос. Предлагали собрать необходимую сумму путем добровольных пожертвований. Но от этой затеи, явно неосуществимой, пришлось отказаться. Мичо Бейзаде предложил взять деньги из средств школы, с тем чтобы будущее «Болгарское княжество» вернуло их общине; но его не поддержали. Тогда кто-то сказал, что можно взять деньги взаймы у Курки, с тем чтобы вексель подписали все члены комитета. Но и это предложение, как явно неприемлемое, тоже было отвергнуто. Вопрос о деньгах отодвинул на задний план все прочие; никто не находил выхода.

Все эти дела, о которых мы теперь вспоминаем с улыбкой, тогда обдумывали и выполняли люди серьезные. Рассудок их был ослеплен заманчивым блеском и новизной того начинания, на которое они смотрели сквозь призму своего воображения. К такому ослеплению приводит лишь фанатическая вера.

Огнянов хмурился, слушая все эти разговоры.

—Я найду деньги! — вдруг заявил он. Все удивленно посмотрели на него.

—Где же ты их возьмешь? — невольно вырвалось у Врагова.

—Уж это мое дело, — ответил Огнянов.

После такого ответа никто не осмелился больше расспрашивать ни о чем.

Слова попросил Ганчо Попов.

—Господа, уже поздно, поэтому, прежде чем закрыть заседание, надо покончить еще с одним делом. Некоторые новые члены комитета еще не подписались под присягой. Пусть подпишутся.

И он подал перо и чернила.

Новыми членами комитета были Врагов, господин Фратю и Кандов.

Последние два подписались без колебаний, а первый — не без внутренней борьбы.

—Братья, — обернулся он в смущении к остальным, — а если эту бумагу найдут? Тогда я пропал ни за что ни про что…

—Как ни за что ни про что? Разве ты не считаешь себя заговорщиком и революционером? — спросил Франтов.

—Да, это так, братья, но у меня семья…

—И у нас есть семьи. Пиши свое имя черным по белому! — сердито проговорил поп Димчо.