Милая пленница - Кристина Скай

— Свидетельства были представлены лжецами, людьми, ненавидевшими его, завидовавшими ему! Людьми, которых он наказал за продажность, искавшими возможности отомстить.

— Весьма волнующе, дорогая, — мягко сказал Хоук, прищурив серебристые глаза. — Но я спрашиваю себя — почему? Почему богатая и для многих желанная молодая женщина посвящает свою жизнь тяжкой задаче, желая отмыть имя отца и отомстить? Почему бы ей не предоставить это родным и близким? Что-то во всем этом есть нездоровое.

— Это любовь! — огрызнулась Александра. — Это преданность! Это то, о чем вы не имеете ни малейшего представления, ваша дерьмовая светлость!

— Любовь? — циничным тоном повторил Хоук. — А еще что?

— И еще честь! Но я забыла… негодяи вроде вас не знают значения этого слова.

— А ты знаешь? — фыркнул он. — Ну нет, ты можешь лгать другим, даже себе, но не мне. Ты что-то скрываешь, мисс Мэйтланд, но я намерен это выяснить, попомни мои слова. Ну а пока я этим занимаюсь, нам следует обо всем договориться. Что ты предложишь в обмен на мою помощь, что дашь мне, если я сумею снять обвинение с твоего отца?

Александра хотела вырваться из его железных рук.

— Ч-черт бы побрал вашу развращенную душу! — прошипела она, с ненавистью глядя в его смеющиеся глаза. Гнев бешено закипел в ней, и она попыталась, быстро повернув голову, впиться зубами в его запястье.

Но Хоук лишь рассмеялся и убрал руку.

— Вижу, вижу — мне придется самому за тебя ответить, — ворчливо произнес он. — Но у тебя есть лишь одна вещь, интересующая меня, — это твое изумительное отзывчивое тело… тело, способное и святого заставить нарушить свои обеты. И лишь так, моя прелестная и преданная Александра, ты можешь расплатиться со мной — своим телом!

— Никогда, ублюдок! Вы не можете заставить меня…

— О, но я и не намерен заставлять. Я требую твоего согласия — твоей страсти, добровольно отдаваемой мне в постели! Ты придешь ко мне сама, или ничего не будет, дорогая. Если ты хочешь, чтобы дело твоего отца было пересмотрено, ты заплатишь мою цену, — закончил он резко.

— Нет, дьявол! Я никогда не соглашусь на такое!

— Так значит, дочь лорда Мэйтланда не так уж и предана своему отцу? Она не хочет преодолеть небольшое препятствие, мешающее восстановлению его репутации? Так значит, все эти рассуждения о дочерней любви — пустая болтовня? — продолжал издеваться Хоук.

Александра яростно напряглась, но так и не сумела вырваться из его рук.

— Нет, я не стану этого слушать! Вы и белое превратите в гнуснейшее черное! — Она попыталась зажать ладонями уши, но Хоук грубо отбросил ее руки.

— Ну да, и еще я негодяй и дворняжка, — безжалостно продолжал он. — Ты просто боишься посмотреть в лицо собственным страстям. Ты ведь знаешь, что такой договор доставит удовольствие тебе не меньше, чем мне, потому что ты обладаешь огненной чувственностью прирожденной куртизанки. Это проявляется во всем — и в том, как ты опускаешь ресницы, и в том, как облизываешь губки… Каждый раз, когда я встречаю твой взгляд, я вижу в нем твою истинную натуру, моя дорогая Александра. И ведь совсем недавно ты бранила меня за недостаток честности. Так почему ты сама боишься честно посмотреть на себя? Или самообман вошел у тебя в привычку?

— Я испытываю к вам одну лишь страсть — страстную ненависть! — злобно выплюнула Александра. — И еще — безмерное желание содрать с вашего лица эту наглую улыбку!

— Лгунья! — проревел он. — Такая же, как все женщины! Я был дураком, когда предполагал, что ты окажешься иной! Но больше ты меня не одурачишь, — добавил он ожесточенно. — Сегодня я получил первый взнос, но ты будешь платить снова и снова за репутацию своего отца!

Александра содрогнулась от жестокой силы этих слов, холодных и неумолимых…

— Запомни как следует — я буду получать плату так долго, как мне вздумается, где вздумается и когда вздумается. Я получу все, что мне захочется получить. А тебе, мисс Мэйтланд, остается молиться о том, чтобы мое желание не угасло до тех пор, пока дело твоего отца не будет закончено.

— М-молить о… — задохнулась от бешеной злобы Александра. — Да что же вы за вонючее насекомое такое? Неужели ваша низость не имеет границ?

— Оставь свои таланты для более снисходительной публики, прибереги их, не растрачивай зря! — язвительно сказал он. — Это ведь ты задумала убийство, не я. И если тебе так хочется рассуждать о низости, с этого и начни.

— Но я… — Внезапно Александра умолкла. Она не желала оправдываться перед этим наглецом. И она не хотела признаваться в том, что их встреча в Лондоне произошла по воле судьбы, а не по ее желанию. И что в ее планы мести убийство вообще не входило.

— Ну, так на чем порешим? — безжалостно продолжил Хоук. — Пусть лорд Персиваль Мэйтланд останется в истории в роли подлеца или постараемся восславить его как героя, прошедшего над пропастью и справившегося с опаснейшей ситуацией? Все зависит только от тебя, Александра, — от того, насколько мягкой и уступчивой ты будешь в моей постели. Так что ответь мне. Я приму твое слово как задаток в нашей сделке, потому что я верю — ты не станешь нарушать обещания.

— Да неужели в вас нет ни капли мужского достоинства? Как вы можете требовать подобного? — Глаза Александры на побледневшем лице были похожи на штормовое море.

— О, ты же сама заявила, что я дьявол, так чего же ты от меня ждешь? Ну, дай слово, или я не стану связываться с твоим делом.

Александра стиснула зубы в бессильном гневе, но она очутилась в ловушке, и оба они это понимали. Она посмотрела в его замкнутое лицо, горя ненавистью к человеку, не оставившему ей выхода. И долго-долго всматривалась, изучая, чувствуя отвращение к его холодному высокомерию, к его наглой самонадеянности, с которыми он распоряжался ее жизнью.

Она была беспомощна перед ним и теряла желание мстить… хуже того, была готова вот-вот уступить, сдаться своему злейшему врагу ради того, чтобы невиновность ее отца была доказана… И вдруг до нее дошла ирония ситуации: она могла обменять собственную невинность на доказательство невиновности отца! И могла ли она сделать что-то другое? Разве эта цена была слишком высокой, разве не стоило заплатить ее, чтобы отец покоился в мире?

— Вы неописуемо подлы! — воскликнула она. — Но, впрочем, вы и сами это знаете. — Она пыталась быть такой же холодной и безжалостной, как герцог. — Хорошо, негодяй, можете делать со мной что захотите. Но примите к сведению, что в остальные моменты я вас знать не желаю. Просто я люблю своего отца сильнее, чем ненавижу вас. И к вам я всегда буду испытывать только одно чувство — ненависть, — пообещала она, едва шевеля побелевшими губами.