Собрание сочинений. Том 4 - Петр Павленко

— Что я, глухой? — отзывается он.

И она начинает. Нет для узбека большей радости, чем слушать бегущую воду, но Халима — как сказочная река. Она поет хрустальным голосом воды.

Опять снимают юноши пояса, и уже весь круг покрыт шелком.

Тот, на чей платок ступит она, от радости и почета не знает, куда себя девать.

Но Халима глядит на Юсуфа.

И она хочет почтить его песней на его платке… Она, она поет Юсуфу:

Где ты, где ты, мой милый?Выйди ко мне, я жду!Слышишь ли голос песни,Голос любви моей!Сойдутся ли дороги наши,Увидим ли мы вновь друг друга,И запоет ли когда-нибудь арычокНа нашем с тобой дворе?

Юсуф медленно развязывает свой платок.

Медленно развязывает он шелковый платок-пояс, как бы раздумывая, бросить его в круг или нет.

Бросает. Но Халима не спешит ступить на него. Она медленно приближается к платку, вся поглощенная песней.

И тогда, как пламя на ветру, выносится в круг маленькая хрупкая Фатьма и, споря с голосом Халимы, словно отбирая у нее свою песню, спешит к платку. Халима, стороной обходя платок Юсуфа, приглашает Фатьму ступить на него.

Радостно Фатьма ступает на платок. И тогда Халима зовет глазами Юсуфа. Немногие понимают, в чем дело.

Он выходит. Смолкают и Халима и Фатьма. И глаза добрых десяти тысяч сковывают Юсуфа.

Халима говорит:

— Два человека искали друг друга. Вот они. И нас сегодня на праздник позвали. Пусть наш той их свадьбой будет!

— Жениться не можем, — твердо говорит Юсуф. — Не выходит. Я — колхозник, живу в кишлаке, она — артистка, в город хочет…

— Что ты в своем городе имеешь? — кричат люди Фатьме. — Сто рублей дают, подумаешь, какое дело!

Фатьма пробует оправдаться, но голос ее не слышен.

— На ней жениться — театр открывать надо… — продолжает Юсуф.

— Вот иди к нам в колхоз, — кричит Ризаев. — Построим тебе театр!

— Пока он выстроит, седая станешь, — перебивает председатель колхоза имени Буденного. — Иди к нам, ансамбль готовый. Петь, танцевать, пожалуйста. Трудодни хорошие.

Задумавшегося председателя колхоза имени Калинина теребит за руку старик в фетровой шляпе.

— Председатель, опять лицо свое уронить можем! Слышишь, Ризаев театр дает!

— Кому, отец, кому?

— Кому — не знаю, но дает…

И председатель «Буденного», не входя в сущность дела, кричит оглушительно:

— Эй, эй, зубного доктора даю, кино даю… Что?

Над его ошибкой смеются.

Какие-то доброхоты из Хусая подбегают к Юсуфу:

— Бери ее силой, наш колхоз убытки покроет.

И отвечает Юсуф:

— Наш колхоз маленький, своего театра, конечно, нет…

— Юсуф, я и без театра согласна…

— Певица есть. Песня есть. Театр, я думаю, везде найдете, — говорит Османов. — Все стали, как одна семья. Песни петь — у «Молотова» можно, танцевать — у «Буденного». Места не хватит — в степь выйдет. Наш арык через всю страну, как через одну усадьбу, бежит.

И Юсуф берет Фатьму за руку под крики и аплодисменты.

Старик в фетровой шляпе ядовито говорит своему председателю:

— Зубного доктора назад возьми, кровать для ребенка провозгласи. Сын у них родится — шефство над ним возьмем. Скажи скорей!

Но Ахмед Ризаев не дает никому выдвинуться.

Он говорит:

— Наш колхоз свое слово любит. Сказал театр — значит, театр. Сделаем у себя театр, одной певицы все равно мало…

Тут вступает председатель колхоза имени Калинина:

— Сыну, который родится, кровать даю!

— Две! — принимает вызов Ризаев. — Шелковое одеяло тоже даем! — и он выходит на круг. — Игрушки даем! Я свое лицо не могу уронить!

Но тут берет слово Османов:

— Братья! Сон отцов и дедов наших стал жизнью! Завтра пустим воду! И пусть самый быстрый конь сообщит таджикам, чтобы готовились у себя принять воду. Чей конь первый придет, тому колхозу и театр строить, в том колхозе и молодым жить.

Начинается пир.

Рассвет. Отовсюду спешат люди на пуск воды. Река шумит стремительным валом.

У плотины, на дне канала, стоят древние старики и старухи, женщины с детьми. Среди них Юсуф.

Вздымая пыль на дне сухого канала, вода падает расплавленной массой. Первый всплеск капель покрывает Османова и Павла Ивановича.

— Ортаг богамыз! Будем друзьями! — кричит он.

Вода примеривается к движению и как бы вынюхивает канал. Вот она даже как будто остановилась на одно мгновение.

Тогда старик в калошах с размаха прыгает в канал и посохом ведет осторожный, дымящийся пылью поток первой робкой воды.

А на бортах канала — люди. Они поют и пляшут.

Свершая обряд, пришедший из глубины веков, бросают в воду того, кто строил, — Павла Ивановича.

Выскочив из воды, он кричит:

— Не я! Не я!

Анна Матвеевна наспех вынимает из походной сумки сухой полотняный костюм, машет рукой:

— Он, голубчик! Он!

— Не я! Османов! — продолжает Павел Иванович.

Бросают Османова.

Вода бежит смелее. Меняются пейзажи.

— Не я ее строил! — говорит Османов. — Народ? От имени его — Сталин!

И окунают в воду портрет Сталина.

— Да будут сердца его и наши, как капля с каплей в одном потоке!

Пробегая по маленьким арычкам, ниспадая тут и там крохотными водопадами, наполняя сухие хаузы, пробирается новая вода на поля.

Скачут делегаты от туркменов на темных конях и в черных высоких тельпеках…

Подъезжают казахи в лисьих шапках…

Киргизы в белых войлочных шляпах с темными загнутыми полями всматриваются вдаль…

Таджики, с лицами библейских пророков, расстилают на сухом ложе канала, перед лентой, ковры для знатной гостьи — воды.

Сейчас она должна подойти, и навстречу ей выходит подросток с орденом на груди. Руки его дрожат.

А гости все подъезжают.

Едут джемшиды…

Едут белуджи в белых чалмах, в белых костюмах…

Спешат дунгане…

Строем стоят части Красной Армии с оркестрами.

По степи, рядом с каналом, не в силах опередить воду, разыгралась байга — всадники на конях отбивают друг у друга барана. Кто отобьет — тому быть вестником о воде. А Юсуф с Фатьмой, не глядя на байгу, едут вдвоем на коне — по дну канала.

— Смотри, какой арык запел на нашем дворе, — обведя рукой горизонт, говорит Юсуф.

Они первые подлетают к ленте на рубеже таджикской земли.

Удар литавр. Гортанный зов фанфар.

Мальчик-таджик рассекает ленту — и вода, пенясь и играя, заливает ковер и фрукты, а потом, подняв их со дна на поверхность, весело гонит куда-то на юг, на юг, в чьи-то новые руки.

— Пусть дорога нашей воды будет для всех дорогой счастья! — говорит Юсуф.

Подскакивают отставшие конные.

— Опять он впереди! — говорят про Юсуфа

— Посмотрим, где теперь жить будет! — ядовито замечает Османов.

— Всех зовите на этот путь! Пусть и в Иране, и в Индии, всюду берут народы воду у ханов и беков, кулаков и ишанов — и никто не победит народ. Чья вода — тот и хозяин! — говорит седой таджик.

— Хорманг! Не уставай, вода! Иди далеко! — кричит Фатьма.

— А мы впереди ее свой дом поставим, вода нас знает. К нам пойдет! — в лад ее мыслям отвечает Юсуф.

1940–1941

Примечания

В настоящий том включены пьесы и киносценарии, написанные П. А. Павленко с 1936 по 1949 год. Сюда вошли пьесы «Илья Муромец» и «Счастье», киносценарии «Ночь», «Александр Невский», «Яков Свердлов» и «Фергана».

Работа для театра и кино глубоко интересовала писателя на всем протяжении его литературно-творческой деятельности. Об этом свидетельствуют как завершенные произведения: две пьесы и восемь киносценариев, — так и многие заготовки и черновые наброски к пьесам, сохранившиеся в бумагах П. А. Павленко.

Однако для Павленко писателя-трибуна и агитатора, работа в области кинодраматургии, дающая возможность общаться с многомиллионными массами зрителей, была несомненно ближе работы в области драматургии для театра.

В своей работе для театра и кино так же, как и в области прозы, П. А. Павленко тяготел к большим эпическим полотнам, позволяющим ему делать широкие обобщения. Таков первый из известных кинодраматургических опытов писателя сценарий «Партизаны». Относительно этого опыта Павленко писал 21 января 1933 года А. М. Горькому: «Хочу написать сцены из жизни дагестанского аула за семьдесят лет, — от Шамиля до наших дней. Нашел я такой аул, где Шамиль строил дубовую плотину на реке и где мы сейчас строим гигантскую электростанцию…» Замысел этого сценария был осуществлен в 1933 году (Архив П. А. Павленко). Сценарий заканчивается строительством гидроэлектростанции на реке Койсу. Строители станции — участники гражданской войны на Северном Кавказе. Эпичность отличает и первый из поставленных киносценариев П. А. Павленко — «На Дальнем Востоке», а также его сценарии «Александр Невский», «Яков Свердлов», «Фергана», «Клятва», «Падение Берлина», она присуща и его пьесам «Илья Муромец» и «Счастье». Павленко интересовали темы, связанные с движением больших народных масс в решающие моменты их истории. Однако, к какой бы теме он ни обращался, будь то далекое историческое прошлое или жгучие проблемы нашей действительности, в них всегда чувствуется горячий напряженный пульс писателя современника. Освещая далекое или близкое прошлое нашей родины, Павленко неизменно старается дать ответы на самые острые и волнующие вопросы текущего дня.