...Имя сей звезде Чернобыль - Алесь Адамович

Вот женщина подняла внука, поднесла к прибору босоногого.

— Помыть надо ноги, — говорит девушка, вглядываясь в шкалу прибора.

— Заставь ты его попробуй! — виновато оправдывается бабушка.

— А вас — откуда привезли?

— Нас ниоткуда. Мы здешние.

— Здешние? — девушки переглянулись. Пошептались. Одна выбежала и направилась к закрытой большой машине.

Молодой здоровенный парень, по мазутным пятнам судя, комбайнер или тракторист, прошел сквозь очередь, как горячий нож сквозь масло.

— Мерь и меня!

Девушка, не реагируя на его игривый тон, делает свое дело тщательно, серьезно.

— Ну что?

— Ничего нет.

— Ну вот, а вы тут паникуете. Оставайтесь, девушки, у нас, устроим танцы.

— Дай людям работать! Танцы ему! — зашумели женщины, оттесняя его от машины.

Аня стоит в сторонке: подойти или не подойти? Не решилась. Идет через толпу, не слыша ее, вокруг говорят, смеются (мы это видим), но слышим лишь ее разговор со своим ребеночком:

«У нас с тобой всё хорошо, не бойся, сладкий мой! Ну, а что маму тошнит, так оно и должно быть. Ты здоровенький, я знаю, хорошенький, красивенький. Где-то наш папка, о нас думает, беспокоится…»

Увидела сидящего в сторонке от всех мальчика лет шести. Прислонившись к дереву, спит. Явно приезжий, городской, судя по его одежде, даже панамка на голове. Подошла, он открыл глаза. Переглянулись, и мальчик тут же устремился к ней.

— Вы своего мальчика ищете?

— А ты что один здесь? Ты откуда?

— Я из Братина.

— А где все твои? Мамка?

— Меня потеряли. У меня тоже две сестрички есть. И бабушка, и дедушка.

— А что ж ты здесь один?

— Тут меня найдут, увидят. А там столько людей, не увидят. Мальчик покашливает.

— Ты не простыл? На земле сидишь.

— Я нет. Мы привыкли.

— Кто мы?

— Детдомовцы.

— Брагин — это Белоруссия?

— Ага, Белоруссия.

— Так ты из детского дома?

— А как вы догадались?

— Ты же сказал.

— Всех теперь ищут. И меня найдет мама.

— А где все ваши?

— Уехали. Я нарочно отстал, спрятался. Они все говорят, что я скоро помру. Что у меня тысяча рентген. Потому что мне всё время хочется спать.

Он показал десны, провел пальцем — действительно кровь!

— Тебе просто витамины надо есть.

Прошли мимо колодца, уже задраенного целлофаном. Две женщины с ведрами недоумевают, спрашивают у приезжих рабочих:

— Как же воду брать?

— Нам приказано. Будем скважину бить. Одну на всех.

— Ну, а теперь как?..

Аня ведет найденыша к себе во двор. А туда впереди них зашел человек с палкой-дозиметром. Провел ею по кустам сирени, до яблоневой ветки дотянулся.

Из сарая вышла мать Кости с ведром, увидела незнакомого и по-крестьянски накрыла молоко краем юбки. От сглаза. Человек подошел к ней:

— Ну, ну, откройте.

Старуха почему-то оправдывается:

— Молочко это. У меня гости.

Человек бесцеремонно сунул в молоко металлическую палку. Старуха оцепенела от неожиданности.

— Ничего, я его вскипячу, — утешает того, кто ей испортил молоко.

Чтобы ему только не стало неловко.

— Молоко надо вылить, — непонятно сказал тот и направился к сараю. — Есть нельзя.

— Ничего, я прокипячу.

Человек скрылся в сарае, старуха быстренько за ним, оставив ведро на улице, а к нему тотчас направилась большая свинья, опрокинула, рылом повозила по белой луже.

Человек с дозиметром и старуха, как привязанная, за ним следом — обходят двор. Поводил своей палкой у крыши сарая, ковырнув солому (крыша соломенная), дотронулся даже до свиньи. (Человек этот в военном обмундировании, и кто знает, что привиделось старой женщине, когда он поднес свой штырь к соломе: не то ли, что помнится с войны? Вспыхнула огнем солома!..)

Уходя со двора, дозиметрист измерил и мальчика, волосы.

— Ого! Где успел так? Ты здешний? Ваш мальчик?

— Мой? А что?

— Надо хорошенько помыть ему голову.

И удалился, притрагиваясь палкой ко всему, что попадается на пути.

24. Из окна Аня наблюдает за матерью Кости. Старуха ходит по двору, как лунатик, как во сне. А за нею мальчишка, которого Аня привела. Ведро с пролитым молоком так и лежит опрокинутое. Задержалась возле угла сарая, рассматривает то место, где водил своим прибором дозиметрист; потрогала куст сирени, вглядываясь в невидимое. Яблоневую ветку наклонила к глазам. Корова вышла из сарая. Подошла к ней, потрогала рукой…

Старик сидит в избе курит. Везде полно вещей, узлов, сумок. Чужих.

— Пошли наши постояльцы деньги получать, — сообщает он. — Выдают, кому по сколько, но большие деньги. Во натворил этот атом, так натворил!

Вошла старуха:

— Что ж это, а? Как же люди будут жить? Вот ты, ты всё знаешь!

Это к деду — с укором.

— А что миру, то и бабиному сыну!

— Аннушка, они зачем это всё проверяют?

— Люди проклянут и ту станцию, и атом ихний, и их самих, — говорит хозяин.

— Кого? — встрепенулась хозяйка.

— Кого? Сына твоего! Вот кого!

— Это за что же? Что ты мелешь?

— Разбираться не будут. Был там, значит, виноват!

— Ты что, совсем одурел?

— Это не я одурел. — Ушел из хаты, хлопнув дверью.

— Аннушка!.. — женщина жалобно смотрит на невестку.

— Неправда! Он не виноват, мама. При чем тут он? Он и сам ругался, что придумали какой-то эксперимент.

— Это какой же, что это такое?

— Ну, чтобы еще лучше сделать.

— Господи, говорила я ему: оставайся тут, и в колхозе люди живут! Уже и у нас платить стали. Так они все в город, будто медом там всё намазано.

25. Машины, огромные скотовозы идут одна за другой по полевой дороге, медленно, переваливаясь на яминах; коровы в кузове заваливаются друг на дружку, глаза коровьи покорно-мученические.

А в интервалах между машинами видим такую же корову на свободе. Девочка при ней, она смотрит на тяжелые машины с любопытством. Ее корова вполне обезопашена, по чьему-то, видимо бабушки, соображению. Копыта обвязаны целлофановыми мешками. И почему-то на рогах целлофан.

Тут же щит, предупреждение: «На обочину не сходить! Опасно!»

А за этим — радио и телефонные голоса. О тревогах всего мира по поводу чернобыльской аварии. О шестидесяти тысячах ядерных боеголовках, в которых — сотни тысяч Чернобылей дожидаются своего часа. Заявления американских специалистов, доктора Роберта-Питера Гейла о масштабах и последствиях катастрофы в Чернобыле. Что думает по этому поводу МАГАТЭ.

И рабочие переговоры Чернобыля — Припяти с Москвой, Киевом…

…— Ветер поворачивает на юг. До этого несло на север и северо-запад. Дуло в сторону Белоруссии, Киев задело меньше. Но теперь угроза Киеву.

— Детей мы вывезли. В основном…

— Какая обстановка? Что предпринимает Комиссия?

— Усложняется обстановка. Есть опасность нового взрыва. Под реактором в бассейне может быть вода. А он постепенно оседает, реактор, может прожечь бетонную подушку.

26… — Температура?

— Снижаем.

— Сколько?

— 700.

— Ого! Молодцы! Даже на душе отлегло. Что, азот помог?

— Нет, азот не пошел. Выдувает; выносит его в сторону, там дыра.

Решили засыпать сверху. Доломитом, свинцом, песком. Чтобы забрать температуру у графита, горит меньше.

— Коллеги московские помогают?

— Да. Непрерывно прорабатывают варианты.

— Прогнозы ваши?

— Рано прогнозы делать.

…— У тебя большие звезды? Будут маленькие. Если к утру дело не будет сделано.

…— Что? Какие еще разрешения, согласования? Может, вам и стол из вашего кабинета доставить сюда? Писать будете, когда на пенсию пойдете.

…— Все 200 или даже 300.

— Чего? Миллирентген?

— Нет, рентген. Летим ближе?

— Да не надо. Всё хорошо видно, всё, всё хорошо! Мы довольны.

…— Скот будете забирать? Или самим вывозить?

— Какой скот? Вы куда звоните?

— Вы Правительственная комиссия? Вам и звоним.

— Вот как? Будем забирать всё у вас? Не забывайте нас, звоните и по поводу кошки, если у вас есть проблемы с кошкой.

27. В кузове накрытого брезентом грузовика, приспособленного под перевозку людей, и наши старики, родители Кости. Ани с ними нет. Деревенские люди, в основном пожилые и дети, переселяют Костину деревню, вывозят из зоны, ставшей тоже опасной. Кузов забит вещами, даже телевизор, самовар, большие цветастые узлы.

А в стороне от дороги работают огромные машины — скреперы, бульдозеры, делают дело, которое кажется бессмысленным. Срезают на огромной площади чернозем, грунт, его куда-то увозят на машинах. Всё сделалось опасным для жизни, сама земля, которая прежде жизнь воспроизводила.

Страшная и бессмысленная работа, делается она упрямо и как-то даже азартно.