Дикая тишина - Рэйнор Винн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
///////
Мот не ошибся. Кафе было на месте. После ледяного горного ветра пахнувшая на нас через открытую дверь жара показалась нам достойной Сахары, и мы радостно скинули ботинки и вошли внутрь. Огромные порции овощного супа и сэндвичей-гриль были роскошью, о которой мы даже и не мечтали: в эту отдаленную местность все необходимое привозилось на полноприводных грузовиках с огромными колесами.
– Осталось всего несколько дней, потом приедут грузовики забирать те домики, которые на колесах. Через две недели мы запрем хижины на зиму и уберемся отсюда, пока не начал валить снег. Мы и сейчас-то открыты только ради нескольких последних отставших туристов вроде вас, а всем, кто пойдет по тропе после этого, придется рассчитывать только на себя… Ну, если они достаточно безумны, чтобы подняться сюда не в сезон, остается только надеяться, что они как следует подготовились. – Немецкий парнишка за стойкой налил нам горячего чая. Он радостно сообщил, что уже собрал вещички и вот-вот вернется в цивилизацию. – Четыре месяца здесь провел, уж поверьте мне, это более чем достаточно.
Я сидела у окна, глядя, как гаснет над водой последний свет, окрашивая горы в серые и серебристые тона. Снаружи Эрик, сидя на скамейке, что-то вещал туристам, обступившим его и внимательно слушавшим, а рядом с ним сидела девушка в красных брюках и с диким взглядом. Девушки-инженера, которая тащила его продукты, нигде не было видно. В кафе зажглись фонари, и я вдруг поняла, что суровые альпинисты, которые сфотографировали нас на тропе, сидят за соседним столиком. Они не обращали на меня внимания, погрузившись в путеводители – загорелые, недельная щетина поблескивает в тусклом свете. Немец вышел из-за стойки и начал расставлять по углам свечи. Одну из них он поставил на столик перед альпинистами.
– Романтичный свет, при нем удобней говорить о любви. – Один из альпинистов поднял голову и кивнул. Перед тем как отвести взгляд, я заметила, что ноги мужчин, согреваемые толстыми вязаными носками, переплетены под столом. Я оказалась ничуть не лучше, чем люди, которых мы встречали на юго-западной береговой тропе. Как и они, я моментально сделала выводы об этих двоих, ничего о них не зная. Я увидела двух закаленных, обветренных альпинистов в экспедиции; я не только не разглядела их историю, но даже не подумала, что она у них в принципе может быть. Как те люди, которые записывали нас в психов или наркоманов, узнав, что мы бездомные, я автоматически предположила, что этих двоих дома терпеливо дожидаются жены. И проглядела двух влюбленных в романтическом путешествии. А еще у них были отличные носки.
– Простите, а откуда у вас такие замечательные носки?
– Из магазина в Ландманналёйгаре, классные носки, сделаны из исландской шерсти.
– Вот черт, жаль, что я такие же не купила, у меня ноги просто леденеют по ночам.
Мы неохотно вышли из кафе, после жары внутри ветер показался нам совсем ледяным. Хотя мы спустились намного ниже, и холод здесь был почти выносимым, я все равно мечтала о шерстяных носках.
Эмструр
В первом тусклом утреннем свете я споткнулась о веревку, вылезая из палатки, и покатилась прямо к реке, но вовремя успела затормозить, не намочив свои единственные сухие носки. По тропинке от озера понуро брела девушка-инженер, голова опущена, руки в карманах.
– Доброе утро! Рано ты встала. Готова к очередному дню со своим громадным рюкзаком?
– Мне его еще два дня нести, и наши поговаривают о том, чтобы пойти еще дальше.
– Разве ты не получаешь удовольствия?
– Все совсем не так, как я себе представляла. – Она медленно пошла прочь, ссутулившись и вытирая слезы. На скамейке бок о бок сидели Эрик и девушка в красных штанах, склонившись друг к другу. К ним вышли остальные ребята из компании, и он раздал всем печенье, которое притащила на себе девушка-инженер.
///////
К тому времени, как мы доели кашу и собрали палатки, остальные туристы давно ушли. С озера дул холодный ветер, черные горы утыкались в серое небо, а влажный воздух предрекал резкую смену погоды, так что утро приобрело слегка угрожающий оттенок. Извивающаяся тропа увела нас прочь от теплых, безопасных хижин и кафе, вскарабкалась на хребет и спустилась к переправе через реку: стремительно несшаяся ледяная вода глубиной по колено обхватила мои ноги колодками боли, к тому же пошел дождь. Сланец и лава постепенно сменились черным пеплом. Мы дошли до маленькой хижины, которая в это время года почти всегда пустовала. Ветер поднимался над горными хребтами и с силой обрушивался вниз вместе с дождем, так что наши непромокаемые куртки хлопали, будто мокрые, покрытые пеплом паруса. На скамейке, спрятавшейся за хижиной, мы вскипятили чай и зашли внутрь домика, чтобы выпить его. Развесив мокрые дождевики сушиться под потолком, мы уселись на пол.
Мот прислонился к стене, впитывая тепло. Он все утро был подозрительно тихим, не сказал почти ни слова, пока мы шли от озера. Он не пожалел себя, предложив нам приехать сюда, в этот субарктический климат, в пустыню вулканической сажи, где у него не оставалось другого выбора, кроме как идти вперед, – сворачивать было некуда. На что он надеялся? Что мы сможем воспроизвести тот эффект, который оказал на него поход по юго-западной береговой тропе? Но мы ведь знали, что это, скорее всего, невозможно. Тогда мы шли пешком несколько месяцев; такого результата просто невероятно добиться за несколько дней. Я не могла отделаться от мысли, что, возможно, пришло время отказаться от борьбы, перестать подталкивать его вперед и дать ему отдохнуть. Хватит ли фермы и яблоневого сада, чтобы замедлить течение болезни и дать нам время принять ее и подготовиться к неизбежному? Я посмотрела, как дрожит рука Мота, которую он протягивал к Джули за батончиком мюсли, и
