Ястреб и голубка - Вирджиния Хенли

— Вы, мой дражайший лорд, пребываете в заблуждении, если полагаете, что я всецело в вашем распоряжении.

— Чертова кошка! Это ты пребываешь в заблуждении! Позволь напомнить тебе, что обязанность метрессы состоит именно в этом — быть исключительно в моем распоряжении.

Она бросилась на него, всерьез вознамерившись столкнуть его в реку, но он схватил ее и с торжествующим смехом сжал в объятиях, полный ликования оттого, как она прекрасна, когда сердится на него. Он коснулся губами мочки ее уха и прошептал:

— Я люблю тебя, Сабби… Поедешь со мной?

Она смилостивилась. По крайней мере, на этот раз он попросил, чтобы она его сопровождала.

Они скакали верхом, бок о бок, до Хариджа, где Барон уже подготовил все для отплытия. Ветер относил слова прочь, так что у всадников не много было возможностей для беседы; но ощущение ее присутствия не покидало его ни на миг. Одной из ее особенностей, которые приводили его в восторг, было то, что она в любой момент была готова пуститься в любую авантюру и шла на это с радостью. Она же, стоя на палубе, с восхищением думала о том, с какой легкостью он принял на себя управление судном, выкрикивая команды с полубака. Теперь-то она понимала, почему у него голос такой глубокий и повелительный, даже грубый по временам. Только таким он и мог быть после стольких лет плаваний, когда его приказы, громкие и разборчивые, должны были разноситься по всему кораблю, перекрывая плеск волн, хлопанье парусов, завывание ветра и скрип шпангоутов. Когда корабль еще качался на якоре в гавани, Сабби вдруг ужаснулась: ей показалось, что ей сейчас станет плохо и лицо у нее позеленеет. Но потом, когда она глубоко вдохнула морской воздух, пропитанный запахом смолы и водорослей, страх отступил. И тогда она громко рассмеялась, закуталась в свой светло-серый плащ на лисьем меху и стала просто следить за тем, как Шейн приказывает ложиться в дрейф или поднимать паруса.

Они вышли из гавани, и паруса выгнулись, напоминая фигуры беременных женщин. Присмотревшись ко всему окружающему, она обратила внимание на то, что здесь людям приходится управляться не менее чем с тремя сотнями канатов и тросов, каждый из которых имеет свое название, предназначение, место и крепится особым узлом. Шейн оставил свой командный пост, чтобы приложить и свои руки к усилиям тех, кто тянул канаты и поднимал паруса; Сабби содрогнулась, представив себе, какую боль причиняет ему недавняя рана. Потом она подумала о его крепких руках с большими ладонями и сильными пальцами, касающимися ее тела, и снова вздрогнула. Но вот наконец он подошел к ней, бережно обнял за плечи и улыбнулся.

— Как ты научился различать все эти веревки? — спросила она.

— Для этого большого ума не понадобилось, — засмеялся он. — Когда я, совсем еще мальчишкой, впервые вышел в море, боцман вбивал в меня эту премудрость с помощью узловатой веревки… прямо по голому заду! — Он потянул ее за собой. — Пойдем вниз, я устрою тебя в своей каюте.

Как только они оказались в маленькой каюте, он привлек ее к себе и горячо поцеловал.

— Милая моя, как я по тебе скучал, — выдохнул он, глядя на нее с восторгом и нежностью. — Спасибо, что отправилась со мной, любимая. Это плаванье счастливым не назовешь. Сэр Филипп Сидней умер от раны, полученной во время сражения при Зютфене. Мы идем в Голландию, чтобы его вдова Франсес могла привезти домой его тело.

Она мягко положила руку ему на плечо.

— Сэр Филипп был тебе другом?

— О'Нил был отправлен на попечение семейства Сидней и жил в их доме много лет, пока не вернулся в Ирландию. Филипп никогда не спрашивал о моих связях с О'Нилом. У его вдовы Франсес — маленький ребенок. Вот почему я просил тебя поехать со мной, Сабби.

Франсес предстоят тяжелые дни, и ей может понадобиться общество доброй и заботливой женщины.

Сабби откинула с головы меховой капюшон.

— Она принадлежит к числу ваших завоеваний, милорд? — спросила она, чувствуя, как вспыхивает в ней ревность.

— Нет, хотя она достаточно хороша, чтобы вызвать ревность королевы. Франсес Уолсингэм — дочь могущественного министра. Ты достаточно хорошо осведомлена о моих делах, Сабби, и понимаешь, что он мне враг и источник постоянной угрозы. Если я сумею оказать Франсес какую-либо услугу, это может впоследствии принести свои плоды. Если мы сейчас поддержим и утешим ее — сейчас, в дни беды, — возможно, она когда-нибудь отплатит мне той же монетой. — Он погладил ее по щеке загрубелой рукой. — Если я оставлю тебя здесь, внизу, в одиночестве, ты не будешь бояться?

— Я не боюсь ни человека, ни зверя, — похвасталась она.

Он засмеялся и взглянул ей в глаза.

— Мы это проверим, когда я вернусь, моя дикая кошка.

Он отсутствовал около часа, и для Сабби, впервые пересекающей коварное Северное море, этот час тянулся бесконечно. Она распаковала свои теплые вещи и обследовала каюту.

Каюта была обшита строгими панелями из атласного дерева; меблировка состояла из стола и поворотных кресел. Койка была намертво прикреплена к стене, и ширина у нее была такая, что двое могли бы в ней разместиться, только тесно прижавшись друг к другу. Толстый турецкий ковер с красно-синим узором помогал сохранять тепло; медные фонари покачивались на кольцах, также прикрепленных к стене. Карты и навигационные инструменты заполняли ящики стола, а в одном из углов Сабби приметила большой железный сейф.

В массивном дубовом комоде хранились толстые теплые одеяла и меховые покрывала, а в шкафу из атласного дерева — множество комплектов сухой одежды для капитана.

Когда Шейн вошел в каюту, оказалось, что он промок до костей. Он не стал изменять своей укоренившейся привычке — немедленно сбрасывать с себя все промокшее платье, прежде чем оно успеет оставить мокрые пятна по всей каюте. Сабби наблюдала, как он быстрыми и сильными движениями обтирает грудь полотенцем, и, не в силах сопротивляться искушению, взяла другое полотенце и начала растирать ему спину.

Вначале у него зуб на зуб не попадал от холода, и все же, на удивление быстро, растирание помогло ему согреться. Он попытался было заключить Сабби в объятия, но она воспротивилась этому.

— Сначала дай мне посмотреть на твою рану, — мягко попросила она.

Он послушно поднял руку, но, услышав, как тихонько ахнула Сабби, немедленно опустил ее.

— Дай посмотреть, — настаивала она.

— Ну нет, это слишком уродливая штука, чтобы показывать ее даме с тонкими чувствами. Тебе будет противно.

— Твое тело для меня — радость и чудо, — возразила она.

Ее пальцы пробежали вдоль его ключицы, через выступающие бугры мышц плеча — и вниз, к лопатке, где буйствовал дракон. От прикосновения Сабби Шейна кидало в дрожь; он изнемогал от желания заняться с ней любовью. Она подняла его руку, и на сей раз он не противился. Шрам был багрово-красным и покрытым морщинами.