Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После митинга, затянувшегося до поздней ночи, проводилась запись в добровольческий отряд. Крепкий, широкий в плечах, с обветренным лицом, выглядевший намного старше своих шестнадцати лет, Терёша Чеботарёв, по его желанию, был записан добровольцем в армию.
На следующий день он уже был готов к отправке в уездный город Кадников. В волостном военкомате собралось человек тридцать молодых, безусых ребят из разных деревень и с усть-кубинских заводов. Добровольцы были в возрасте от семнадцати лет и старше. Моложе Терёши среди них не было. Это обстоятельство его беспокоило: как бы не отчислили! В ожидании отправки он задумчиво сидел в стороне ото всех, слушал весёлый, возбуждённый говор ребят и пожелания провожавших их родственников. К одному из ребят сокрушённо приставала старушка-мать:
— Куда ты, мой рожёный, собрался, на кого ты меня спокинул? На кого я теперь дома полюбуюсь?..
А «рожёный» тихонько улыбался в ответ матери, и, несмело растягивая тальянку-черепанку, вполголоса тянул:
Я иду не на гулянье, на пирушку.
Оставляю тебя мать да старушку.
С Красной Армией пойду я походом,
Чтоб покончить навсегда с белым сбродом!..
Терёша смотрел на этого весёлого парня, на его плачущую мать и горестно подумал о себе, что нет у него родных и близких людей, кто бы мог провожать, кто бы мог напутствовать добрым словом в дальнюю дорогу, уводящую его из серенькой приземистой Попихи, быть может, навсегда. И тут, предаваясь размышлениям, он вспомнил своё детство, которое было безотрадно, не манило его назад и не вызывало сожаления о невозвратном прошлом. Потом он вспомнил Менуховых ребят и решил написать им прощальное письмо. Развязав холщовый мешок, порылся в кем, достал лист шершавой бумаги — остатки от комбедовской «канцелярии» — и написал торопливым почерком:
«Дорогие ребята, Серёжка и Костька.
Пишет это вам Терёшка Чеботарёв. До свидания, ребята. Желаю вам выздороветь поскорее. Хотел я вчера к вам зайти, да не пустили — барак считается заразным. Потому и пишу. Мало я проводил, ребята, с вами время в весёлых гулянках и в шалостях, сами знаете почему, и в одной деревне рос со всей нашей ребятнёй, да как-то на стороне от всего того, что дорого в молодости. Вас, как и других ребят в деревнях, берегли и выращивали родители. А обо мне такой заботы ни у кого не было, и ничего хорошего впереди мне не виделось. Вчера — вот несчастье! — похоронили Алексея Турку, он был мне как свой родной, жаль — не пожил, не дождался счастья, за что борется сейчас трудовой народ. А главное, ребята, вчера же я дал направление своей жизни туда, куда должно быть. Я записался добровольно служить в Красной Армии, того и вам желаю. Поправляйтесь. А дальше, я думаю, так пойдёт: комиссар сказал — месяца два-три под ружьём походом, а потом угодим на фронт…».
На этом письмо оборвалось. Все добровольцы оказались в сборе. Сопровождающий политрук приказал им приготовиться в поход.
«Ладно, допишу в Кадникове, пошлю оттуда».
Терёша бережно положил письмо в самодельный кожаный бумажник, где было несколько обесцененных денежных знаков и переписанные его рукой «Интернационал» и «Марсельеза».
Конец первой части
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Да, не до веселья было ему.
Сегодня Терентий Чеботарёв похоронил на погосте умершего от сыпного тифа председателя комитета деревенской бедноты Алексея Турку.
В комбеде Терентий работал секретарём — помощником Алексея почти целый год. Пользуясь поддержкой бедноты, они выявляли излишки хлеба у кулаков и спекулянтов, боролись с самогонщиками, сообщали в военкомат об укрывавшихся в деревнях дезертирах, руководили разделом земли, делили семенные фонды, да мало ли было и могло быть работы в комбеде!.. И вдруг председатель комбеда, такой крепкий здоровьем, никогда не болевший мужик, сорвался, не устоял против какой-то ничтожной тифозной вши. Терентий помнит, как всего несколько дней тому назад, Алексей Турка, немножечко, только самую чуточку попробовав конфискованного самогона, выделывал ногами завитушки и весело высмеивал это презренное, но грозное насекомое, распространявшее в деревнях сыпняк:
Вошка парилася,
Да ударилася
Ненароком —
Правым боком,
Вывихнула ножку;
Схоронили вошку
Во тесовом во гробу,
Словно божию рабу…
Невесело было Терентию Чеботарёву даже от этих воспоминаний о своём добром друге.
После похорон Алексея Турки, к вечеру, совсем неожиданно изменился и круто повернул в другую сторону жизненный путь Терентия Чеботарёва.
Он записался добровольцем в Красную Армию. Уходя вместе с другими, как и он, добровольцами в уездный город Кадников, Чеботарёв, казалось, навсегда расставался с деревенькой Попихой, скучноватой и серенькой, где он прожил со дня рождения всего только шестнадцать лет.
Подходила к концу осень тысяча девятьсот девятнадцатого года.
По пути к Кадникову в деревнях, на гумнах, около покосившихся овинов, старики, бабы и подростки домолачивали цепами остатки собранного урожая. Ветер срывал последние пожелтевшие листья с деревьев, устилая ими грязную просёлочную дорогу.
До уездного города толпа усть-кубинских добровольцев и мобилизованных тянулась по обочинам грязных дорог днём и ночью. На утро слегка подморозило. Город ещё спал, но на базарной площади вокруг церкви маршировали с деревянными «винтовками» наскоро подготовляемые к отправке на фронт красноармейцы.
Командир сказал вновь прибывшим:
— Не беспокойтесь. Долго вы у нас тут не задержитесь. Месяц-полтора — и будете вояками. Прохлаждаться теперь некогда…
Да, действительно, прохлаждаться не было времени, Терентий это почувствовал в тот же день. С утра их сводили в баню, затем угостили чечевичной похлёбкой, воблой и выдали по два сухаря на человека. Начались занятия. Одна настоящая трёхлинейная русская винтовка на целый взвод. Деревянных было достаточно. Здесь не фронт — можно обойтись и деревянными. Вечером устроили перекличку, и каждого по всем правилам военной канцелярии занесли в список. После отбоя спали на нарах в бездействовавшей церкви рядом с опустелой уездной тюрьмой, на стенах которой аршинными буквами было написано:
