Король - Тиффани Райз

прижимая расслабленное тело Кингсли к своей груди, и бесконечно входя и выходя из него. И затем пошли слова, прекрасные слова, но на датском, и Кингсли понятия не имел, что Сорен говорил ему, только то, что ему нужно было услышать.

Сорен кончил в него, его руки поверх рук Кингсли, их пальцы переплетены так же крепко, как и их тела. Кинсгсли обмяк в руках Сорена, и они остались лежать на полу "Роллс-Ройса", пока оба не вспомнили, как дышать.

Когда все закончилось, и он был слаб, опустошен и слишком уставшим, чтобы двигаться, Сорен помог ему одеться. Кингсли должно быть, угодил ему, потому что Сорен позволил ему свернуться калачиком у его ног и положить голову на колени, и оставаться в таком положении до конца путешествия. Руки Сорена дрожали еще тридцать минут после. Когда Кингсли спросил его, почему, Сорен ответил: — Я не знал, смогу ли остановиться вовремя.

— Ты остановился. Я в порядке. Более чем, — ответил Кинсли, опьяненный счастьем и удовлетворением.

— Я мог убить тебя.

— Убей, если хочешь, — ответил Кингсли, улыбаясь ему. — Я умру счастливым.

Сорен закрыл глаза и положил руку на макушку Кингсли. Это ощущалось как благословение.

— Когда-нибудь я сделаю для тебя кое-что, — выдохнул Кингсли.

— Ты все делаешь для меня. — Сорен запустил пальцы в волосы Кингсли и потянул.

— Я хочу построить для тебя замок.

Сорен усмехнулся, и Кингсли тоже, хотя не понимал, в чем тут шутка.

— Я сыт замками по горло, Кингсли, — ответил Сорен. — Что мне нужно, так это подземелье.

* * *

Сэм рассмеялся в объятиях Кингсли.

— Над чем ты смеешься? — спросил он, щелкая ее по носу.

— Так вот откуда все? — спросила Сэм. — Клуб? Твое королевство? Ты строишь для Сорена самое большое подземелье в мире?

— Он это заслужил, — ответил Кингсли. — Его отец был богат, как Бог, и Сорен рисковал навлечь на себя его гнев, рисковал быть отрезанным от наследства, рассказав новой жене за какого монстра та вышла замуж. И ему было наплевать. Я никогда в жизни не встречал никого похожего на него. И надеюсь, никогда не встречу.

Сэм снова рассмеялась и положила руку ему на грудь. Она тяжело выдохнула.

Тяжело?

— Я помню тот день, словно он был вчера. Это должна быть ночь открытия нашего клуба. Тринадцатое ноября — мы успеем вовремя.

Но Сэм, казалось, не была заинтересован в разговоре о клубе прямо сейчас.

— Ты и Сорен трахались на заднем сидении «Роллс-Ройса». — Вздохнула Сэм. — Это самая сексуальная история, которую я когда-либо слышала.

— У меня есть истории и получше, — ответил Кингсли. — Когда-нибудь я тебе их расскажу.

— Они тоже об эротическом удушении, но действие происходит на заднем сидении автомобиля?

— Как бы ты ни назвала, это опасно. Это был последний раз, когда он душил меня. Когда он женился на моей сестре, это положило конец нашим свиданиям. Она не знала о нас. Но сейчас она мертва, и я думал он может приходить сюда… я надеялся, то есть…

— Ты надеялся продолжить с того места, на котором вы остановились?

— Да. Но он влюблен в другую женщину.

— Кого?

— В девушку из его церкви.

— Девушку, ради помощи которой ты подкупил кое-кого?

— Прежде чем ты возненавидишь его еще больше, тебе стоит знать, что он и пальцем не прикоснулся к ней.

— Мне плевать, трогал он ее или нет, если только он не отправит ее в какой-нибудь переориентированный лагерь, если их застукают вместе, как это сделала жена пастора с Фейт.

— Если их застукают, они переедут в Данию, — ответил Кингсли. — Думаю, у него уже есть такой план.

— Ты поедешь с ними?

— Однажды я пытался учить датский. И бросил. Русский проще, если тебе это о чем-то говорит.

— Хорошо, — ответила Сэм. — Тогда тебе лучше остаться здесь, со мной.

Она прижалась бедром к его ноге, и он почувствовал тепло, исходящее от ее тела.

Тепло?

— Должна сказать, мысль о том, как ты играешь с маленькой девочкой и ее единорогом? Так поразительно мило. Мои яичники хотят обнять тебя.

Кингсли рассмеялся.

— Я люблю детей, — ответил он. Не то, чтобы они когда-нибудь у него были. Женщины, как правило, хотят брака и обязательств вместе со своими детьми, чего он не мог никому дать. И все же, надежда оставалась.

— Ты потрясающий. — Сэм провела рукой по его груди и поцеловала в плечо. — Я все еще не могу поверить, что ты ревновал, потому что увидел, как я целуюсь с кем-то, кого ты принял за мужчину. Очаровательно.

— Я убивал людей. Это не очаровательно.

— Очаровательный. И очень красивый, — ответила она, проведя пальцами по его волосам.

— Сэм, ты флиртуешь со мной.

— Разве? Это очень странно для лесбиянок иметь дело с мужчиной.

— Ты та, кто ты есть, — ответил Кингсли. — И я никогда не стану пытаться изменить тебя. Но если тебе когда-либо захочется поиграть со мной, я приму за честь.

Кингсли перекатился на бок. Сэм лежала в дюйме от него. У нее были полные сочные губы, ямочка на нижней губе и в глазах безошибочно читалось возбуждение. Сделал ли это он сам или та история, которую он ей рассказал, его не волновало. Она была по-мальчишески красива и блестяща, и он должен был прикоснуться к ней.

И он прикоснулся к ней.

Не желая ее напугать, он прикоснулся только пальцами к ее губам.

— Я не привыкла к тому, что мужчины хотят меня, — ответила она. — Не такие, как ты. Мужчины, которые могут получить любую женщину, какую захотят.

— Привыкай.

— Это история очень возбудила меня.

— Хочешь поиграть в моем «Роллс-Ройсе»? — подразнил он. — Я принесу ремень.

Сэм захихикала, прекрасный звук, девчачий и невинный. Она сгребла простынь в кулак и подняла ее, прикрывая нижнюю часть лица словно вуалью.

— Не прячься от меня, — сказал он, опуская простынь.

— Я прячусь от себя, — ответила она. — И от этого.

Она посмотрела вниз с многозначительным блеском в глазах. Видеть Сэм в его постели, в его рубашке, лежащей на его груди, вдыхающей его воздух и слушающей обнажающий его душу рассказ, возбудило его почти до боли.

— Я и близко не подпущу его, — ответил он.

— Пообещай, — сказала она, выглядывая над своей вуалью.

— Обещаю. Он заставляет тебя нервничать?

Сэм опустила простынь и маску притворной скромности.

— У меня двое братьев. Пенисы меня не пугают и не впечатляют. У меня дома их целая коллекция. Парочка из них даже больше твоего.

— Я не выиграю с тобой.

— Но и не проиграешь, — ответила она, уже серьезно. — Причина, по которой я не боюсь твоего большого