Вперед в прошлое 4 (СИ) - Ратманов Денис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так а что, если толпа? — спросил Тимофей.
— Ничего отработать мы все равно не успеем. Просто избегайте таких ситуаций.
Первыми убежали Гаечка и Алиса, которым предстояло печь пирожки, потом — Наташка. Остались только парни. Еще пятнадцать минут болтовни ни о чем — и мы разошлись. Завтра предстояло снова организовать торговлю — вероятно, в последний раз, ведь кукурузы на полях больше нет, и процесс будет контролировать Гаечка и парни.
А потом мне надо провожать деда.
* * *По моим подсчетам, второй день торговли на пляже должен принести сумму, сравнимую со вчерашней. В четыре вечера, когда мне надо было ехать на вокзал провожать деда, у детей осталось двадцать пирожков и шесть кукурузин. Гаечка вызвалась ехать со мной — ну никак она не могла пропустить такое событие, и вместо кассового аппарата оставили Степана.
Отсюда до вокзала было недалеко и, надышавшись пылью и гарью грузовиков, мы доползли туда за десять минут. Бабушкину «Победу», припаркованную на стоянке для сотрудников, я увидел издали, как и небольшое столпотворение провожающих деда: здесь были мама, Наташка с Борисом, бабушка, Каналья и Каюк, который первым меня увидел, потянул бабушку за рукав халата, того самого, который я привез, подбородком указал направление, куда смотреть.
Мы с Гаечкой зашагали к ним, девушка остановилась и прошептала:
— Не пойду. Там все свои, что мне там делать?
Сейчас упрется, как осел, потом жалеть будет. Дед сделал приглашающий жест, я откати мопед к «Победе» и оставил там. Обернулся к Гаечке.
— Не показывай свой страх!
Побледнев, она зашагала ко мне, я ее представил, и дед ей улыбнулся:
— Спасибо, Саша, что пришла.
Она снова вспыхнула, косясь на Каюка и явно его не узнавая.
— Это Юрка Караев, он теперь у бабушки живет.
— Ох ниче се! Ты прям человеком стал, и не узнать тебя!
— Можно подумать, был не человеком, — огрызнулся он, а мне подумалось, что по иронии судьбы у них с Канальей фамилии отличаются одной буквой: Караев и Канаев.
— Был… — Гаечка покосилась на деда и прошептала: — чуханом.
Дед засмеялся. Бабушка тоже улыбнулась и сказала:
— Идем на перрон, поезд прибыл на третий путь.
Мы развернулись и направились к наземному переходу — неохота было взбираться по лестницам. Сзади донесся влившийся в голос диспетчера звонкий девичий окрик:
— Подождите!
Но никто не обратил на него внимания.
— Павел! Шифу!
И вот теперь мы все обернулись и увидели бегущих к нам ребят и Алису. Провожать учителя пришли все — и Тимофей, и Рамиль со сломанной рукой. Глаза деда заблестели, он шагнул вперед, и ребята его обступили, Ян проговорил:
— Спасибо, Шевкет Эдемович, за науку! Мы очень-очень ждем вас назад! — Он протянул белый замызганный пакет. — Это вам.
Надо же, они приготовили деду подарок заранее и не проболтались мне!
Дед достал из пакета книгу в кожаном переплете, открыл ее, и оказалось, что это не книга, а ежедневник.
— Ручная работа, — алея ушами, проговорил Минаев, — там гравировка есть. И для ручки чехол.
— Спасибо, — процедил дед, поджав губы, обвел взглядом ребят. — Я обязательно еще приеду.
Алиса не утерпела и обняла его. Кроме Рамиля, Ильи и Минаева, они воспитывались в неполных семьях, им не хватало старшего наставника.
Я встал на цыпочки и заглянул в тетрадь, которую дед держал открытой. Каждый написал деду несколько теплых слов. Не нужно было читать мысли, чтобы понять, как растроган дед. Да он слезы с трудом сдерживает! Но ему удавалось сохранять внешнюю невозмутимость.
Хорошо, что отца еще не выписали, иначе дед до последнего ждал бы его, что омрачило бы момент.
— Время, — напомнила бабушка, и мы всей толпой отправились на перрон.
Дед вошел в вагон и уселся на боковушке, прижав ладонь к стеклу, а мы топились под окном.
Наверное, люди, наблюдавшие за нами, думали, что дед работал учителем, и раз дети не могут с ним расстаться, учитель он очень хороший.
Я стоял чуть в стороне. Ощущение было… осеннее. Как когда еще август, жара и цикады, и море так прогрелось, что ночью оно теплее воздуха, но первые желтые листья и птицы, сбивающиеся в стаи, напоминают, что скоро, уже очень скоро осень вступит в свои права.
Поезд тронулся, Ян и Борис побежали за вагоном, где был дед, к ним присоединилась Алиса, и Рамиль, и вот уже все мы бежим и машем деду руками.
В той жизни я не знал, кто такие дедушка и бабушка, в этой — мы все вместе. Возможно, в параллельное ветке реальности, если она существует, Яна и Алисы уже нет в живых и скоро не станет Каюка. Пусть радость и приправлена щепоткой грусти, но в этой реальности я счастлив и постараюсь, чтобы и люди вокруг меня научились искусству быть счастливыми.
Глава 32
Бойцовский клуб
Проводив деда, бабушка забрала маму, и Каналья их увез, а Юрка остался. Он толокся в стороне и держался меня, но видно было, что ему хочется к нам, он истосковался по общению с ровесниками.
Друзья же или действительно его не узнавали, или делали вид, мы все вместе двигались к троллейбусной остановке. Нам с Гаечкой предстояло вернуться на пляж на мопеде, но хотелось проводить друзей. Каюк топал за нами.
— Народ! — крикнул я на остановке.
Все обернулись, в том числе других пассажиры. Я положил руку на плечо Каюка.
— Узнаете? Саша, молчи!
— Я тоже узнал, — улыбнулся Борис.
Гаечка хитро прищурилась. Алиса шагнула к Юрке, всмотрелась в его лицо и выдала:
— Офигеть, это ж…
Я приложил палец к губам. Парни обступили Юрку, он аж попятился. Парнишка за лето вытянулся на полголовы, раздался в плечах, набрал массу, оброс волосами. Это был уже не тот заморыш с вечно разинутым ртом, которого все помнили. Но главное — с его лица сошло дебильное выражение, взгляд приобрел осмысленность. Разговаривать он стал более связно.
— Это Юра Караев, — представил я им нового Юрку. — Раньше его называли Каюк.
Димон Минаев присвистнул.
— Вот это номер, — оценил перемены Илья. — Фантастика!
Ян шагнул к Юрке, протянул руку и представился. Потом это сделал Тим — серые глаза Каюка недобро блеснули.
— Ты прости, Тим, что я тебя гонял, — покаялся он.
Толстяк почесал лоб, вспоминая. Видимо, его слишком многие гоняли, и всех обидчиков он не помнил. Юрка легонько ткнул его кулаком в пузо.
— Я не понял, ты похудел, что ли?
— Руки убрал, — огрызнулся Тим, и мне захотелось зааплодировать, но я лишь похлопал его по мясистой спине.
— Он с нами занимается, — сказал я. — И да, уже похудел. Ты ж смог стать нормальным, вот и он сможет. Я думаю, никто не будет возражать, если Тим продолжит с нами тренироваться? — обратился я ко всем.
— Да мы уже как-то и привыкли к нему, — прогудел Чабанов. — Пусть остается. — Димон поднял руку. — Голосую за Тимофея.
Взметнулись руки.
— Единогласно, — резюмировал Илья.
— Добро пожаловать в клуб. Дай пять!
Толстяк хлопнул ладонью о мою ладонь и засиял, как медный пятак.
— Эй, а я? — возмутился Каюк. — А можно мне?
— Спасибо! Я… огромное спасибо! — Тим шмыгнул носом и смахнул слезу, щеки его вспыхнули, уши тоже. — У меня никогда, — он снова шмыгнул, — не было… друзей! Приходите ко мне на день рождения! Все приходите. И ты. — Он посмотрел на Каюка. — Послезавтра. В три дня. На поляну у реки!
— Я не смогу, — сказала Гаечка. — Мне надо… в общем, работать.
— Значит, тренировка завтра. Послезавтра будем таскать за уши Тимофея, — заключил я.
Толстяк от радости чуть ли не ламбаду станцевал. Я отлично его понимал, ведь у меня была такая же хотелка: чтобы на мой день рождения пришло много друзей! И было весело! Но отмечали мы обычно в кругу семьи — уныло, потому что я ни с кем не ладил, а потом с Ильей вдвоем. К толстяку, наверное, вообще никто не приходил. Бабушка готовила кучу еды, и они вдвоем это все сжирали в течение нескольких дней.