Скинхед - Наталья Нечаева

Свежий и гибкий, он, не торопясь, вышел на прибрежную гальку и тут же увидел ее. Женщина стояла среди серых валунов, как раз там, где сушилась его одежда. Красивая, явно не местная, в открытом голубом сарафане, она держала в руках его синие семейные трусы и странно улыбалась.

— Какой у тебя инструмент! — восхищенно проговорила она, не сводя глаз с его члена.

Пятнадцатилетний Коля дико, невыносимо застеснялся. Он и сам знал, что голышом выглядит почти что уродцем: член болтался практически до колен, — и все ребята потешались над ним: надо носить женские панталоны на резинке, чтоб хозяйство не вываливалось!

Прикрыв пах ладонями, он растерянно остановился.

— Зачем ты прячешь такое сокровище? — хрипловато и тягуче спросила незнакомка в голубом. — Иди сюда!

Конечно, выросший в курортном приморском городке, он и раньше достаточно слышал о распутстве отдыхающих, о взрослых тетках, соблазняющих местных парней. Многие его друзья потеряли невинность именно таким образом — с жадными до утех курортницами прямо на пляже…

— Иди ко мне, — повторила она, — не бойся, дурачок.

И он подошел, по-прежнему стесняясь и краснея.

— Какой ты красивый, как Аполлон, — проговорила она, отводя от паха его ладони и опускаясь перед ним на колени прямо на гальку.

А дальше…

Опомнился он лишь тогда, когда женщина столкнула его с себя на землю.

— Жарко… У тебя это впервые, малыш?

Он кивнул.

— Милый! — Она повернулась на бок и через секунду оказалась над ним. Поерзала, охнула, нанизавшись на снова воспрявший член, и все понеслось сначала…

— Какие у тебя смешные уши, — проворковала она чуть позже, все еще находясь сверху и рассматривая его внимательно, будто стараясь запомнить. — Никогда не видела, чтобы одно было выше другого на целый сантиметр! Странная асимметрия.

Ночью он долго рассматривал себя в зеркало, даже нашел школьную линейку, чтобы замерить уши. Незнакомка оказалась совершенно права: левое размещалось ниже правого на целый сантиметр! От воспоминаний о голубом сарафане член напрягался, разбухал и становился вовсе гигантским. Однако юношу это уже не беспокоило — наоборот, — ведь незнакомка сказала, что это не просто хорошо — прекрасно! Как она выразилась? Береги свой хоботок — в нем твое счастье.

Утром он помчался на валуны и прождал ее там до самого вечера. Она не пришла. Ни в тот день, ни потом. Больше он не видел ее никогда в жизни, но никогда и не забывал…

Чуть позже Коля случайно обратил внимание на то, что и у отца, и у младшего брата уши тоже были не на месте. Не так откровенно, как у него, но…

Вот это сходство ушей на фотографиях и заставило Стырова позвонить давнему знакомому, как раз начальнику того, что соловьем заливается в лежащей на столе трубке, и задать всего лишь один вопрос: может ли у двух блондинов родиться брюнет?

— Может, — ответил приятель. — Если в предыдущих коленах, то есть среди бабушек или прадедушек, был хоть один брюнет. Но точный ответ может дать только ДНК-тест.

Результаты этого ДНК-теста и лежали сейчас перед ним, неопровержимо доказывая, что прокурор города Корнилов является родным отцом скинхеда-убийцы Ивана Баязитова.

Сам собой вспомнился рассказ Асии о муже-профессоре, узнавшем в пятьдесят лет, что не может и никогда не мог иметь детей и что ребенок, им воспитанный, чужой.

Видно, корниловская мамаша согрешила именно с брюнетом… И проявилось это лишь во втором поколении, у внука…

— Ну что, будете записывать код? — донесся из трубки недовольный голос собеседника.

— Код? — опомнился полковник и сообразил, что, завязнув в воспоминаниях, пропустил большой кусок словоизлияний генетика. — Давайте. — И автоматически воспроизвел на отчете «Медпункта» продиктованные четырнадцать цифр.

— Только к этой базе нужен допуск Е-18, без него не войдете, — ворчливо сообщил ученый.

— Спасибо, — поблагодарил Стыров. Требуемый допуск у него имелся, однако к чему он был сейчас и что за код ему продиктовали, оставалось непонятным.

«Ладно, это потом, — решил полковник. — Не к спеху».

Выматерившись вслед спине Зорькина, исчезнувшей за дверью, Митрофанов резко свез локтем в сторону оставленный бывшим наставником пакет. Увесистая ноша, облаченная в гладкий полиэтилен, стремительно проехалась по полированной столешнице и шмякнулась на пол. Из раззявившегося бокового шва почти на середину кабинета вылетела голубая пластиковая папочка, которая, в свою очередь, исторгла несколько листков, аккуратным веером разметавшихся по полу.

Чертыхаясь, Митрофанов присел на корточки, собирая разлетевшиеся бумаги. Сложил, не заботясь о последовательности, листочки с компьютерным текстом, поднял последний — изготовленную вручную странную схему с аккуратными красными квадратами, зелеными треугольниками, синими трапециями.

— У внучонка небось фломастеры позаимствовал, художник, — проворчал Митрофанов, невольно вглядываясь в яркую графику.

Внизу листка, как и положено на серьезных схемах, шла расшифровка условных обозначений: красный квадрат — Москва, зеленый треугольник — Питер, синяя трапеция — регионы. Все геометрические фигуры на схеме соединялись стрелками и пунктирами, на которых стояли даты. По центру схемы чернел шестигранник с лаконичной аббревиатурой ФСБ.

«ФСБ? — оторопел Митрофанов. — При чем тут ФСБ?»

Даже за время вынужденной бездеятельности бывший учитель навыков не потерял — это Митрофанов оценил сполна. Отчет Зорькина, больше напоминающий обвинительное заключение, пестрил ссылками на «листы дела» — тщательно подобранную информацию из разных источников. Погружаясь в картину мироздания, детально прорисованную старым следователем, Митрофанов сначала злился, потом негодовал, следом — задумался. Ощущение было таким, будто у него в руках граната с вытащенной чекой. И бросить нельзя — отбежать не успеешь, осколками посечет, и держать невмоготу — сплошные страх и безнадежность.

— Олег, обедать пойдешь? — заглянул в кабинет коллега.

— Уже обед? — поразился Митрофанов, не поднимая головы от стола. — Нет, работы много. Не знаешь, Сам на месте? Мне к нему срочно надо.

— Сам? Ты что, не в курсе? — удивился несказанно коллега. — Он же в реанимации! Ночью скинхеды напали, чуть богу душу не отдал.

— Что? — подскочил Митрофанов. — Скинхеды?

— Ну ты даешь! — укоризненно качнул головой коллега. — Весь город об этом гудит!

В приемной прокурора города ощущалось возбужденное любопытство. Телефоны разрывались от вопросов, секретарши, вдруг почувствовав себя самыми информированными и необходимыми людьми, по иерархии вставшими сегодня на уровень самого прокурора, вели себя высокомерно и нагло, демонстрируя непомерную усталость и озабоченность.

Выудив из намакияженных головенок минимум необходимых сведений, Митрофанов вернулся к себе.

То, что нет шефа, конечно, плохо. То, что его не будет довольно долго, еще хуже. Но ведь граната в его руке ждать не может! Вражда между силовиками давно уже ни для кого не была секретом. И Митрофанов, как и многие в их ведомстве, был хорошо осведомлен, что прокурор города Корнилов угоден далеко не всем. И если он, Олег Митрофанов, взорвет эту гранату, то…

С одной стороны, он обязан доложить начальству. Но — кому докладывать? Корнилов в реанимации, оклемается или нет — одному Богу известно. Если оклемается, то прокуратуре во главе с начальником — честь и почет за раскрытие государственной измены. А как иначе назвать то, что нарыл Зорькин? Тогда Корнилову — очередное звание или прямая дорога в замы Генерального, а он, Олег Митрофанов, как раз и займет освободившееся кресло первого зама прокурора города. Прокурором, конечно, его не поставят, молод, да и через ступеньку не перескочишь, а вот первым замом… Нынешнему давно пора на пенсию, только штаны протирает, от любых новостей шарахается как кошка от собаки, про это давным-давно все знают, поэтому вряд ли кто Митрофанова упрекнет, что он не доложился по инстанциям. Да и можно ли докладывать такое? Нет. Лучше сразу в Москву. Типа, дело сверхсрочное (а оно таковым и является), ждать выздоровления Корнилова нельзя. Докладывать же замам посчитал нецелесообразным из соображений особой секретности информации.

Кстати, пронзила мозг Митрофанова стремительная мысль, а что, если это нападение на Корнилова не случайность? Заказ? Давно ведь слухи ходят, что на место городского прокурора метит кто-то из ФСБ. Поэтому вполне может быть, что…

А если Корнилова не вытащат — состояние-то, говорят, до сих пор критическое, — чем он, Митрофанов, рискует? Ничем. Наоборот. Проявил политическую дальновидность и оперативность. Не раздувая шумихи на месте, проинформировал руководство о том, что выявилось в процессе расследования. Не стал лезть на рожон, изображать из себя героя, а скромно передал все материалы, чтобы решали те, кому положено по званиям и должностям. Новому прокурору города, из каких бы он ни был, конечно, об этом сразу станет известно. Свой оценит оперативность и выучку. Чужак — информированность и осторожность. И то, и другое очень неплохо! Опираться новичку на кого-то надо? Новый первый зам — очень подходящая для такого случая кандидатура. Да и разгребать рутину после Корнилова сподручнее вдвоем.