Маятник судьбы - Екатерина Владимировна Глаголева

чтобы зарезать его кинжалом во время передачи письма от главнокомандующего; понятно, что Кутузов ему этого не позволил. И совершенно объяснимо, что Каблуков помешал ему сейчас неразумно воспользоваться предложением цесаревича, которое, разумеется, следовало рассматривать как проявление раскаяния в необдуманном поступке, но никак не воспринимать буквально. Что это за тяга к покушению на царственных особ? Ведь Бонапарт, пусть и узурпатор, все же был коронован папой римским, а Константин Павлович — наследник престола!..

На следующий день полк продолжил движение к Лерраху, где разместилась теперь главная квартира. Вести прилетали утешительные: граф Ланжерон со всех сторон блокировал Майнц, граф Вреде с австро-баварским корпусом занял Кольмар, а граф Витгенштейн гонит французов к Страсбургу! Только Гамбург еще держался, умело обороняемый маршалом Даву.

Несколько фур, пробиравшихся навстречу колонне, свернули на обочину; в них сидели французские пленные, которых охраняли прусские жандармы. К Кошкулю, задумчиво покачивавшемуся в седле, подъехал вахмистр.

— Ваше высокоблагородие! Там один пленный француз приказал вам поклониться.

Петер смотрел на него, не понимая.

— Какой француз? Где?

— Вон там, на возу, ваше высокоблагородие.

Кошкуль обернулся назад, фура уже отъехала саженей на сто.

— Да как ты его понял?

— А он по-русски говорит, как вы или я.

Повернув коня, Кошкуль поскакал за фурой.

— Кто здесь говорит по-русски? — спросил он громко, поравнявшись с конвоем.

С телеги соскочил уланский офицер и встал вполоборота к Петеру, закрыв лицо руками.

— Мне совестно смотреть на тебя, Кошкуль! — воскликнул он. — Я Булгарин!

Булгарин?.. Воспоминания нахлынули вперемешку: дортуары Кадетского корпуса, рукописный журнал со стихами, которые сочинил "один поляк из гренадерской роты", "Господин Булгарин! Ступайте в умывальную!"; поход, деревня, лошади с торбами на мордах, крепыш с полудетским лицом раскинул крестом руки у дверей курной избы: "Господа, вы опоздали! Здесь уже стоят уланы!"; награждение в Мраморном дворце: "Корнет Булгарин! Штабс-ротмистр Кошкуль! Поздравляю и желаю вам больше!" Кажется, кто-то из старых товарищей по Кадетскому корпусу говорил Петеру, что Булгарин служит теперь Наполеону и уехал воевать в Испанию, но он тогда не поверил…

— Как тебе не стыдно говорить со мною, подлец!

Булгарин отнял руки от лица и молитвенно сложил их против груди.

— Я виноват, я знаю; я мог бы объясниться… Поверь мне, я в крайности! Я уже сутки ничего не ел; прошу тебя, дай мне немного взаймы. Я непременно верну, клянусь сединами своей ма…

Кошкуль торопливо раскрыл кошелек, не глядя зачерпнул несколько монет, бросил на землю и ускакал.

37

— Норвегия передана Швеции, Скандинавский полуостров обязан вашему величеству своею безопасностью и независимостью; сие событие произошло на равнинах близ Лейпцига и в стенах сего города, — диктовал Бернадот письмо к императору Александру. — Народы Европы соединились там, и ваше величество были Агамемноном того памятного сражения. Швеции нечего предложить вашему величеству, кроме ордена Меча и признательности. Соблаговолите принять и то, и другое; король, мой государь, поручил мне преподнести их вам. Орден Меча — это наш Георгиевский крест; смею надеяться, что ваше величество соизволит принять этот знак уважения.

Кронпринц был мрачен, и Сюрмен догадывался, почему. Теперь, когда Дания, под нажимом англичан, отказалась навсегда от притязаний на Норвегию, уступив ее Швеции в обмен на шведскую Померанию, оплату всех норвежских долгов и миллион риксдалеров сверху, у Бернадота больше нет никаких причин откладывать свое участие в войне с Францией, тем более что Фредерик VI пообещал вступить в коалицию и даже передать часть своей армии в распоряжение шведов. Союзные войска получили разрешение остаться в Гольштейне, чтобы усилить осаду Гамбурга и, пока держатся холода, сломить сопротивление Даву, однако морозы, точно нарочно, сменились оттепелью, отнюдь не смягчившей твердость "железного маршала". Между тем Александр торопил Бернадота, чтобы тот, поручив осаду Беннигсену, шел ускоренным маршем к Рейну.

Перейти за Рейн! Внести войну во французские пределы! Об этом часто говорили, но лишь как о вероятности, которую, конечно, не стоит сбрасывать со счетов, хотя и нет смысла рассматривать серьезно. Сколько раз в беседах с Поццо ди Борго Бернадот, воспламеняясь от собственных слов, уверял, что такая угроза пробудит задремавшее мужество, поднимет волну народного гнева, превратив его в огненный вал! Он хорошо постиг чувства французского народа, обуреваемого патриотическим пылом в тяжелую годину. Когда его назначили военным министром, народ глубоко презирал Директорию, готов был пинками гнать ее из страны, громко требовал мира, изнемогал от нищеты — и что же? Стоило Бернадоту бросить клич "Отечество в опасности", как все распри и упреки были забыты! Вся Европа ополчилась тогда на Францию, и все же французы удержали линию обороны, простиравшуюся от Альп до Апеннин, — удержали и перешли в наступление! Именно тогда и взошла звезда Наполеона, сумевшего представить общенародный подвиг собственной заслугой. Но перейти сейчас границы Франции значит поступить в духе Наполеона, предоставить ему оправдание для его предыдущего поведения: не он ли громче всех кричал о галлофобии, о планах коалиции, возглавляемой англичанами, навязать Европе свое господство и свои ценности, развалить Францию, лишить ее статуса великой державы, за который проливали свою кровь поколения отцов и дедов? Прежде мы лишь отвечали силой на силу, исходя из принципа возмездия за зло, теперь же мы сами дадим ему в руки козырь, доказав справедливость его предостережений!

Однако Сюрмен уже слишком хорошо изучил Бернадота, чтобы расслышать то, чего тот недоговаривал. Прошлое нашествие вознесло на вершину Бонапарта, сегодня Франции нужен новый герой. Именно об этом твердит Карлу Юхану в своих письмах известная писательница госпожа де Сталь — ей из Лондона виднее. Он спит и видит себя новым беарнцем на французском троне, он начинает верить в им же самим придуманные сказки. Не так давно, еще до заключения Кильского договора, он сказал при всех, что ему легче сделаться императором французов, чем добыть для Швеции Норвегию, поскольку во Франции царит всеобщее недовольство Наполеоном и один из маршалов предлагает кронпринцу свои услуги, если тот согласится после переворота уступить ему Прованс. Сюрмен потом пробежал глазами бумагу, которой потрясал Бернадот, — это был перехваченный рапорт министра полиции о беспорядках в Нормандии и о выходках роялистов в Бордо, ни о чем другом там речи не шло.

Пусть Бернадот делает что хочет, пусть гоняется за миражами — Сюрмен за Рейн не пойдет. Это он решил для себя окончательно. Договор с Данией был заключен второпях, никаких мер к обеспечению его выполнения не принято, хуже того: наследный принц Кристиан Фредерик, вице-король Норвегии, не склонил голову перед фактом и готовит восстание, опираясь на влиятельных норвежцев. Нельзя угнаться за двумя зайцами. Самое разумное сейчас —