Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов

Он передал мне газету «Правда»:

— Возьми, почитай передовицу людям. Скажи, что не зря трудитесь.

В отряд я вернулся с газетой. Вечером устроил громкую читку. Передовая статья называлась: «Каспийское море — советское море». В ней говорилось о белогвардейском разбое, творившемся на Каспии. Теперь море превращается в «честное советское море». И похвала флоту: «наш Красный Флот не отстает в своей доблести от нашей Красной Армии»[69].

Читки и беседы, проведенные по подразделениям, взволновали людей, помогли глубже осознать важность нашего труда. Мы не сомневались: вслед за Каспием наши мины сослужат пользу на Азовском и Черном морях.

Моральный дух минеров отряда был на подъеме. Подтверждением этого были и коммунистические субботники. В них участвовали все, в ком горело желание ускорить победу над новоявленным «правителем Юга».

После шести дней труда при плохом питании нелегко было без отдыха. Люди сильно изматывались, с нетерпением ждали выходного дня. И тем не менее поддерживали субботники. Первыми на построение выходили коммунисты. К нам присоединялись сотни человек, и колонна с революционными песнями трогалась в путь. Дружно занимали рабочие места. Краснофлотцы, казалось, забывали об усталости и недугах, старались изготовить как можно больше мин.

За свои годы я был участником многих коммунистических субботников, но тех, кронштадтских, желтые впалые щеки и горящие глаза людей, не забыть никогда.

Опыт партийной работы, приобретенный во фронтовой обстановке, пригодился мне. Я чувствовал, что люди верили мне. Верили потому, что слова не расходились с делом, что в труде был наравне со всеми. А доверие людей для партийного организатора превыше всего.

Вспоминая время от времени об отряде, я всякий раз задавался вопросом: какую же помощь советским морякам оказали мины, изготовленные нами? Терялся в догадках, где могут быть об этом архивные материалы и вообще есть ли они. Сожалел, что в многолетней переписке с И. С. Исаковым я не спросил его.

И вдруг спустя уже три года после кончины Ивана Степановича встречаю в журнале «Новый мир» его воспоминания «Каспий, 1920 год»[70]. И. С. Исаков воспроизвел в обработке свой дневник той поры, когда был командиром «Деятельного», а во время минирования на 12-футовом рейде как минер находился на «Карамыше». Автор не уточняет, где изготавливались мины (видимо, не знал), но в его дневнике фигурируют и шаровые. Возможно, наши. Не исключено, что именно на наших минах и подорвался белогвардейский крейсер…

Красноармейский университет

Осенью 1920 года меня вызвали в политотдел. Уверенный, что разговор пойдет о делах отряда, я продумал, о чем и в какой последовательности доложить. Начальник же политотдела сообщил:

— Согласно приказу военкома Балтийского флота ты, товарищ Иванов, зачислен в Петроградский Красноармейский университет. Поздравляю! — И крепко пожал мне руку. От неожиданности я даже растерялся, не поблагодарил.

— Университет находится около Адмиралтейства, — вручая предписание, сказал начальник политотдела. — Найдешь?

Из политотдела я пошел к Пронскому, а от него — к Санникову. С кем же еще поделиться радостью, как не с ними. В разговоре понял, что они были осведомлены о моем отъезде. Наверно, не без их рекомендации военком Балтфлота зачислил меня в университет. Оказалось, Пронский и Санников тоже собираются выезжать из Кронштадта, получили новые назначения.

В тот же день прощался с отрядом, пожелал товарищам новых успехов в труде. На лицах людей видел сожаление, но бузотеры явно радовались. Кто-то из них в ответ на мои пожелания даже крикнул:

— А сам — в кусты!

На него шикнули, и он смолк (кто мог думать, что через полгода главари этих крикунов спровоцируют в городе мятеж, приведший к большим жертвам).

Кусочек хлеба, оставшийся от завтрака, я сжевал на катере, будучи уверен, что в университете пообедаю. В поезде поглядывал из окошка, думал о предстоящей жизни. Тяга к учению, возникшая с детства, в сто крат усилилась теперь.

Ускоренным шагом подошел к трехэтажному дому, образующему треугольник. У подъезда по бокам на пьедесталах два белокаменных льва, глядящих в адмиралтейский парк. Это — университет. В каком-то радужном вдохновении вошел в него. Довольно приветливо встретил меня товарищ, принимавший документы. Поздравил, спросил, где воевал.

— Что ж, устраивайтесь в общежитии. — И вроде бы виновато добавил: — На довольствие поставим с завтрашнего дня.

Крепко пожалел, что съел остаток хлеба. При одном воспоминании о нем меня замутило. Надо сказать, что и на следующий день я допустил просчет: проголодавшись, в завтрак съел весь кусок хлеба, а его, оказывается, выдают на четыре дня. Страшно медленно шло время. Еще одну дырку пришлось проколоть на ремне. И только жажда учения помогла выдержать: чувство голода отступило.

Нас познакомили с историей университета, созданного в начале 1920 года[71]. Ему присвоено имя Николая Гурьевича Толмачева, большевика с 1913 года, одного из руководителей борьбы за Советскую власть на Урале, политического комиссара 3-й армии, делегата VIII съезда партии.

Начальником университета был Сергей Иванович Ковалев, впоследствии видный советский ученый, доктор исторических наук, профессор, директор Музея истории религии и атеизма Академии наук СССР в Ленинграде.

Начальник университета объяснил задачу: по окончании учебы мы должны стать учителями и воспитателями красноармейцев и краснофлотцев. Он назвал предметы, которые будем изучать, подчеркнул их важность для военно-политического образования, перечислил факультеты.

Я оказался на факультете культурно-просветительной работы. Основными предметами у нас были: история революционного движения, военное дело, педагогика, психология, астрономия, математика, русский язык и литература.

Преподаватели имели высокую подготовку, глубоко знали свой предмет и потому строили уроки живо, непосредственно, так что мы, как говорится, слушали с открытыми ртами. Среди них были именитые, такие как И. П. Бородин — ботаник, имевший звание академика, профессора Ф. Ф. Зелинский, В. Н. Любименко, Г. Г. Якобсон, С. А. Боровик, Н. А. Колосовский, известный уже тогда писатель К. И. Чуковский (по литературе). Помню В. В. Бирюкова (курс русской истории), Е. В. Ковалеву и Е. И. Иорданскую, преподававших русский язык.

Лекции старались запоминать, так как записывать было не на чем: бумагой университет не располагал, и в магазинах ее не продавали. Между тем появились новые предметы и потребность в записях возрастала. Как-то мы с одним курсантом решили поискать бумагу на чердаке соседнего дома. Забрались туда, долго шарили и не напрасно — попались тетради, правда, исписанные, но, перелистав их, пришли к заключению, что они пригодны: можно писать между строк. Наш способ добычи бумаги подхватили другие — полезли по чердакам.

В октябре к продовольственным трудностям прибавились новые лишения: похолодало. Город не имел топлива. Наконец пришли платформы с дровами, а разгружать некому. Направили на разгрузку красноармейцев, а вслед за